Россини Опера Фестиваль в Пезаро
Россини Опера Фестиваль на родине Маэстро, в Пезаро, начал отсчитывать четвертый десяток: дата знаменательная, особенно если вспомнить, что похожие инициативы на родине Доницетти и Беллини скоренько почили в бозе. Две недели спектаклей, концертов и побочных инициатив в небольшом приморском городе ныне признаны одним из важнейших музыкальных мероприяий Европы и наиважнейшим фестивалем в Италии. Что же, молодцы! – так и тянет воскликнуть критика, который, проклиная летнюю жару (которая в нынешнем году не может и сравниться с тем, что обрушилось на головы наших соотечественников) и обилие отпускников, все же громоздится в итальянские поезда, чье состояние, функционирование и цены на билеты могли бы стать примером социологического исследования в трагикомическом духе...
Как всегда, на афише три оперы, и на этот раз с популярнейшей «Золушкой» соседствуют два подлинных раритета: «Сигизмунд», одно из значительных россиниевских фиаско (огромную оплетенную бутыль Маэстро нарисовал на конверте письма, которое полетело к любимой матери) и «Деметрио и Полибио», первый опыт будущей мировой знаменитости.
«Сигизмунд» с треском провалился в 1814-ом году в театре Ла Фениче в Венеции. Совершенно ужасное либретто Джузеппе Фоппы было предложено молодому композитору импресарио. Так как ныне спектакли ROF’a сопровождаются титрами, можно вникнуть в каждое слово. Автор свидетельствует: либретто «Сигизмунда» невыносимо. Фоппа вытащил на свет легендарную историю, многократно использованную писателями и композиторами, даже единственная опера Шумана написана на этот сюжет. Речь идет о Женевьеве Брабантской. Только у Фоппы действие перенесено в Польшу (столь хорошо знакомая нам соседняя страна в первой половине девятнадцатого века заменила популярные в операх века восемнадцатого Турцию, Индию и прочие экзотические страны и, естественно, ничем не напоминала Польшу хоть сколько-нибудь реальную). Словом, в «Сигизмунде» рассказана история Альдимиры, павшей жертвой коварного навета Ладислао, первого министра короля Сигизмунда и приговоренную к смерти за супружескую неверность. На самом деле ей удалось спастись, в то время как ее супруга терзают раскаяние и ужасные видения. Заканчиваются сложные перипетии восстановлением справедливости: Альдимира воссоединяется с Сигизмундом, а Ладислао ждет тюрьма. В «Сигизмунде» много прекрасной музыки, и находчивый юноша Россини быстренько перенес наиболее удачные куски в непосредственно последовавшим за ним «Елизавету, королеву Англии», а также в снискавшие популярность «Севильского цирюльника» и «Золушку».
Это первое появление «Сигизмунда» на Россиниевском фестивале; недалек тот час, когда ROF сможет похвататься постановкой всех (!) опер Пезарского лебедя, пока в этом списке отсутствуют «Аделаида Бургундская», «Кир в Вавилоне» и «Аврелиан в Пальмире», но вскоре лакуна будет восполнена. Для постановки «Сигизмунда» был выбран молодой венецианский режиссер Дамиано Микьелетто, «Сорока-воровка» которого несколько лет назад снискала в Пезаро большой успех. С Микьелетто работает постоянная команда – сценограф Паоло Фантин, художники по костюмам Карла Тети и по свету Алессандро Карлетти. Кое-кто утверждает, что на ROF’e у них постоянная команда сторонников, готовая аплодировать всему, что они напридумывали.
По окончании спектакля порядочно букали, но ровно столько, сколько в прежние годы и в адрес иной постановочной команды. Один жест был редким: отдельные представители публики покинули зал театра Россини после первого действия, а на втором представлении некая дама вышла и вовсе полчаса спустя после начала. Между тем, автор уверен, что спектакль Микьелетто не заслуживает столь страстных проявлений неприятия, так речь идет о много раз виденном. Микьелетто переносит действие «Сигизмунда» в начало двадцатого века (невольно вспоминается фраза публициста, имя которого исчезло из памяти: «Это был очень плохой век»). Первое действие – в сумасшедшем доме, интерьеры и атмосфера которого воссозданы очень убедительно: ряды железных кроватей с ночными горшками под ними, снующие сестры милосердия, самые разные больные (искусство мимов совершенно великолепно), ощущение стерильности и безнадежности. Король Сигизмунд превращен в пациента психиатрической лечебницы, Дзеновито, спасший Альдимиру,- в главврача, сама оклеветанная королева – в сестру милосердия Красного Креста, миссия которой спасти страдающего супруга (автора тянет чуточку поиронизировать: Ольге Перетятько наряд сестры милосердия очень, ну очень к лицу...), Ладислао – в кого-то вроде главы военного переворота, которого мучает неправедное прошлое. Второй акт – в строгом официальном зале дворца или генерального штаба, который является свидетелем бурных событий: победы венгерского короля Ульдерико, отца Альдимиры, над польской армией, постепенного выздоровления Сигизмунда, сменившего неопрятную рубаху безумца на военную форму, справедливого наказания злодея Ладислао... Вещи, много раз виденные: действие «Лючии» и «Пуритан» не раз переносилось режиссерами в сумасшедший дом, а главные герои «Макбета» не раз расхаживали во френчах, подобных сталинскому. Но самое главное и очевидное тоже было видено много раз: сначала выбирается идея (почти всегда не новая), потом под нее подверстывается опера, которую было решено поставить в афишу. Точно такой же был хваленая «Сорока-воровка».
Так что я бы не слишком ругала спектакль Микьелетто и его команды. Спектакль имеет собственный строгий стиль. К его недостаткам относится перенаселенность: слишком много сумасшедших в больничной палате, и все они что-то беспрерывно вытворяют, слишком много солдат в зале совета, и все они беспрерывно бегают. Все это отвлекает от музыки и пения, а именно эта сторона пезарского «Сигизмунда» находится на подлинной высоте. Даниэла Барчеллона, которую прославили россиниевские роли en travesti, создает один из своих великих песонажей: она самым убедительным образом рисует образ несчастного безумца, а ее вокал и музыкальная интерпретация на сегодняшний день, возможно, не имеют себе равных в мире. Ольга Перетятько (Альдимира) имеет многих поклонников абсолютно заслуженно: это в высшей степени музыкальная певица и прелестная артистка, жаль только, что этот голос так мал и тонок. Антонино Сирагуза (Ладислао) – заслуженный «белькантист», и серьезности его работы не могут испортить несколько натужные верхние ноты и покрикивание. Хороши исполнители второстепенных ролей: Мануэла Бишелье (Анаджильда, сестра Ладислао) и Энеа Скала (Радоски), а к Андреа Кончетти (Дзеновито/Ульдерико) слово «второстепенный» не подходит, так как этот yникальный артист (незабываемы его Папагено и Лепорелло) из всего делает конфетку. Эти все сами по себе блестящие артисты приобретают еще больший блеск, так как за пультом во главе оркестра болонского театра Комунале стоит Микеле Мариотти (кстати, сын главного интенданта Россиниевского фестиваля Джанфранко): ему свойственны живость темпов, очевидное внимание к поющему актеру, любовь к глубокому и сверкающему звучанию. Автор сомневается, нужно ли «спасать» спектакль Микьелетто, но если нужно, то эту миссию Мариотти выполнил.
Вновь вернулась на сцену «Золушка» в постановке Луки Ронкони 1998-ого года, и нет сомнения в том, что этот ставший уже классическим спектакль доставил огромное наслаждение и ветеранам ROF’a и тем, кто видит его впервые. Эта «Золушка» завоевывает ваше сердце прежде, чем прозвучат первые такты музыки. Замечательная театральная художница Маргерита Палли строит удивительную декорацию. Видимо, учитывая то обстоятельство, что дворец Золушкиного отца «в агонии», она организует пространство в виде огромного чердака, где нашли приют многочисленные диваны, комоды и столы, некогда укарашавшие богатые салоны. Есть здесь и большой камин, около которого Золушка проводит в хлопотах немало времени и из которого в буквальном смысле свалится Алидоро. Между бесчисленными предметами мебели, на разных уровнях разыгрываются забавнейшие мизансцены, сочиненные мэтром итальянского театра Лукой Ронкони. В начале оперы две злюки-сестрицы и их папаша спят на диванах. Дона Маньифико не способно разбудить даже появление хора с чудесным известием, и сестры, спешашие сообщить ему радостную новость, опрокидывают друг друга на диваны, благо в них нет недостатка. Обыграны каждая ступенька, каждая площадка. Во втором действии Дандини удается ускользнуть от слишком цепких объятий разгоряченных сестриц, спрыгнув на более низкую площадку. Перемена декораций при открытом занавесе, когда платформа с предметами мебели дома Дона Маньифико плавно взмывает вверх, а на ее место заступают просторные интерьеры дворца Дона Рамиро, в которых доминируют роскошные камины, и знаменитый полет аиста, несущего разодетую в алое платье Золушку на бал, думаю, уже вошли в театральные анналы.
Это вечная «Золушка», без привязки к определенному времени. Буффонные персонажи носят фантастические парики и гротескные камзолы (художник по костюмам Карло Дьяппи) а на Принце надето нечто вроде военной формы, лазурно-золотые интерьеры дворца не противоречат старинному автомобилю, из которого вылезает лопающийся от важности камердинер Дандини в парике цвета пшенной каши. Но, как ни хороша постановка Ронкони, которой попросту не возможно не аплодировать, ее еще больше обрекают на успех певцы. В 1998-ом году в главной роли выступала Веселина Казарова, два года спустя новую Золушку – Сонию Ганасси – окружали изумительный комический бас Бруно Пратико в роли Дона Маньифико, Роберто Де Кандиа в роли Дандини, Никола Уливьери в роли Алидоро. И, конечно, покуда будут ставиться на сцене оперы Пезарского лебедя и существовать ROF, публика и критики будут вздыхать от восторга и любви к Хуану Диего Флоресу...
Ныне в спектакль введен новый состав, который оказался способен еще раз превратить ронкониевскую постановку в праздник театра и музыки. Ситуация с тенорами остается драматической, зато итальянская земля щедра на комических басов: Паоло Бордонья – Дон Маньифико и Никола Алаймо – Дандини с таким увлечением дурачились на сцене, так подавали слово, так здорово выпевали виртуозные пассажи, что ради них не стоило жалеть ладоней. А Алекс Эспозито в роли мудреца Алидоро попросту поразил (впрочем, этот артист поражает всегда, и должен наступить момент, когда ему, наконец, воздастся по заслугам): это подлинное «животное сцены», необычайно привлекательный и гибкий актер и услаждающий ухо вокалист. Ему горячо аплодировали за арию La dal cielo nell’arcano profondo.
Объявленную в афише Кейт Олдрич в роли Золушки заменила Марианна Пиццолато (Олдрич ждет ребенка), выпускница Палермской консерватории, певица с красивым и глубоким голосом, всегда более чем достойно выступающая в таких безумно трудных ролях, как Танкред, Изабелла, Розина. Марианна пела превосходно с точки зрения вокала (в местах как патетических, так и требующих безупречной, кружевной техники) и выразительной подачи слова. Ее недостаток - значительная для такой молодой певицы полнота, которая немало вредит преркрасным дамам в эпоху, когда и на оперную сцену проник glamour. Ее принцем стал темнокожий американец Лоуренс Браунли, очаровательный актер, превосходный вокалист, тонко владеющий секретами стиля; жаль, что маленький рост и неизбежное сравнение с Флоресом могут несколько помешать развитию его карьеры.
Несколько выпадали из общего блестящего фона злюки-сестры, Манон Штраусс-Эврар и Кристина Фаус. Ив Абель во главе оркестра болонского театра Комунале, предавался одухотворенному и полному динамики музицированию, полностью поддержав артистов.
Третье название на афише – «Деметрио и Полибио», первый театральный опыт в будущем знаменитого оперного композитора, ничего не говорит широкой публике и очень мало – любителям музыки Россини. Даже автограф партитуры не сохранился. В трудные для оперы времена ROF уже прибегал к практике постановок low cost, и «Деметрио и Полибио» - еще один тому пример. Над декорациями и костюмами трудились студенты Школы Сценографии Академии Изящных Искусств в соседнем Урбино.
«Деметрио и Полибио» был написан Россини, почти подростком, для талантивой семьи Момбелли, отца Доменико, сестер Эстер и Марианны и на либретто Винченцины Вигано Момбелли, жены Доменико и сестры Сальваторе Вигано. Семья Момбелли составляла передвижную оперную труппу. «Деметрио и Полибио» - произведение в традиционном жанре opera seria, для четырех солистов, небольшого хора и ограниченного состава оркестра.
Режиссер Давиде Ливерморе, в прошлом певец, а ныне известный режиссер из Турина, использовал простую и эффективную идею: все происходящее – скорее плод воображения, чем реально разыгрываемое театральное представление. На фоне увертюры нам показывают театральное закулисье. Автор оперы и певцы благодарят публику, затем рабочие сцены начинают демонтировать декорации и складывать в сундуки костюмы и аксессуары, а пожарные гасят свет. Вот тут-то и вступают в игру призраки членов семьи Момбелли, одетые согласно моде начала девятнадцатого века. Они разыгрывают россиниевскую opera seria, прибегая к различным «чудесам», очень похожим на цирковые: из ладоней вспыхивает огонь, свечи повисают в воздухе, руки «протыкают» тело насквозь. Все эти трюки поставил известный иллюзионист Александр, популярный на телевидении. Кончается все тем, что призраки возвращаются в свои пристанища, а настоящие артисты приступают к репетициям очередного спектакля.
Музыкальная сторона спектакля оказалась слабее театральной. Коррадо Роварис во главе Пезарского Оркестра им. Россини, пока весьма скромного уровня, дирижировал корректно, но не более того. Почти все солисты очень молоды, и постановка с их участием напоминала школьный спектакль. Сложная партия Лизинги оказалась не по плечу Марии Хосе Морено, которая и на минувшем фестивале получила отрицательные отзывы за роль Аделе в «Графе Ори». Обладательница светлого по тембру меццо-сопрано Виктория Зайцева выступила в не вполне соответствующей ее голосу партии Деметрио-сына, которая гораздо больше подходит контральто. Китайский тенор Йижи Ши (Yijie Shi) – Деметрио-отец, вытащил из себя больше голоса, чем в минувшем году в «Графе Ори». Более опытный Мирко Палацци достойно провел роль Полибио.
В нынешнем году, когда газеты и телевидение продолжают трубить о кризисе, а проезжающий мимо театра Россини местный велосипедист бросает: «Скоро с культурой будет и вовсе покончено! Берлускони опять урезал фонды!», Россини Опера Фестиваль продолжает уверенно смотреть в будущее. Расходы не его проведение составили 6 миллионов евро, а по оценкам специалистов Болонского университета, доход составит аж 24 миллиона (цифра, может быть, и преувеличена, но внакладе фестиваль точно не останется). Масса желающих не попадает на спектакли ROF’a: спрос на 25-30 процентов превышает предложение. Высказывалось предложение создать в Пезаро листы ожидания, наподобие тех, что существуют в Байройте. Есть категория людей (среди них журналисты и просто любители оперы), которые годами ездят на фестиваль, невзирая на чисто итальянские неудобства, описанные автором вначале.
Кое-какие проблемы остаются. Среди них – показ спектаклей на отдаленной окраине города, в так называемой Adriatic Arena. Для баскетбольных матчей она, безусловно, превосходна (один из лучших залов подобного типа в Европе), а вот для оперы – сущее бедствие. Автобусы везут туда людей из самого центра, по дороге можно видеть многочисленные рондо, шоппинг-центры (с зазывающим слоганом «открыто в воскресенье»), мультиплексы, спешно и плохо организованные по случаю фестиваля парковки. Зрелище весьма скучное, а атмосфера чуть ли не безутешная, в разительном контрасте с тем, что вы видите и слышите на Россиниевском фестивале. Кресла в Adriatic Arena крайне неудобные, и в антракте раздаются многочисленные жалобные голоса. А между тем к старому зданию Палафестиваля, который не блистал красотой, но находится в двух шагах от центра, закрытому на реконструкцию пять лет назад, так никто и не притронулся. Другая проблема – формы современного театра, которые применяются к огромному наследию Мастера. Оперы Россини, часто безупречно исполненные, становятся предметом, а иногда и жертвой театрального экспериментирования, так что «буканье» в адрес постановочной команды - самое обычное дело.
И всё же bravo, bravissimo ROF!
Фото Amati Bacciardi
