На концерте пианиста Сергея Кузнецова
2 июля в Танцевальном зале дворца музея-усадьбы Кусково прошёл очередной концерт из серии «Звёзды российского пианизма — XXI век», в котором выступал Сергей Кузнецов.
В программе — произведения Шуберта и Шумана, авторов, весьма близких индивидуальности пианиста, с которыми связаны лучшие его творческие достижения.
В первом отделении были исполнены два произведения Шуберта:
соната «Арпеджионе» в изложении для виолончели и фортепиано (партию виолончели исполняла Екатерина Антокольская) и Фантазия f-moll для фортепиано в 4 руки, переложенная самим концертантом для сольного исполнения в 2 руки.
Уже с первых скромных звуков фортепиано, которыми начинается шубертовская соната, стало ясно, в каком ключе пройдёт первое отделение.
Изумительно мягкое туше является одним из сильнейших факторов художественного воздействия игры Сергея Кузнецова,
унаследованным им от игумновско-оборинской школы: звук фортепиано под его руками был почти таким же безударным и певучим, как и звук виолончели.
Это редкое пианистическое качество, явный признак русской фортепианной школы, очень подходило мелодичным музыкальным построениям Шуберта, в результате чего соната и Фантазия предстали в столь обаятельном звуковом обличии, что совершенно очаровали аудиторию дворца.
Сергей Кузнецов не впервые играл эти произведения:
ранее мне довелось побывать на его концерте, где, в частности, соната «Арпеджионе» звучала в переложении для флейты (!) и фортепиано, но, конечно, вариант для виолончели представляется мне наиболее адекватным.
Фантазию f-moll пианист тоже обыгрывал в других своих концертах, но исполнение во дворце было особенно проникновенным.
Техническая реализация многослойной фактуры, предназначенной в оригинале для 4-х рук, была столь удачно адаптирована для 2-х рук и столь мастерски воплощена в звуке с учётом наличия нескольких пластов изложения, которые требовалось развести и по динамике, и по тембру, что иной раз создавалось впечатление, что у пианиста не две, а три или четыре руки.
Во втором отделении прозвучали произведения Шумана,
причём, интересно было услышать, как в этот раз прошли «Арабеска» и «Крейслериана», которые в одном из недавних концертов музыканта следовали за произведениями Брамса, прозвучавшими тогда в первом отделении (вместо нынешнего Шуберта), среди которых было такое мощное и запредельно трудное, как обе тетради Вариаций на тему Паганини, исполненных подряд среди других вещей того же автора.
Мне показалось, что в тот раз Шуман после довольно удачно прозвучавшего труднейшего Брамса, забравшего у пианиста почти все силы и эмоции, был и физически «обескровлен», и в эмоциональном плане сильно потерял, в результате чего оказался как бы собственной тенью, лишь контуром того, что могло быть явлено публике при более благоприятных обстоятельствах. А в этот раз обстоятельства благоприятствовали:
прозвучав за Шубертом, Шуман буквально воспарил в небеса!
На этом примере, кстати, можно было убедиться, как важно в больших программах удачно сочетать все их компоненты, которые необходимо тщательно подбирать, чтобы они не мешали друг другу.
«Арабеска» предстала очень лиричной и импровизационной.
Хотя постоянные посетители концертов пианиста давно могли заметить, что эти качества являются одними из определяющих для исполнительского стиля Сергея Кузнецова в целом, так как они свойственны большинству его исполнений, особенно же если речь идёт о романтиках и импрессионистах.
«Арабеска» вообще очень трудна для идеальной звуковой реализации: она довольно проста, невиртуозна, в ней не слишком много нот, но именно по этой причине каждая из них на вес золота, потому что выписаны они гением. В этом и состоит основная сложность:
нот мало, а сказать нужно очень много,
так как композиторский стиль, отпечатавшийся в этой вещи, типичен для очень многих фортепианных — и не только фортепианных! — произведений Шумана.
Вполне очевидно его отражение в «Крейслериане», в некоторых эпизодах «Фантазии» op. 17, в отдельных номерах «Карнавала» и прочих вещах. Поэтому «Арабеска» является в стилистическом плане «показательной», и тот пианист, который с ней в художественном отношении справляется, получает ключ к громадному срезу шумановского творчества.
Таким пианистом, без сомнения, является и Сергей Кузнецов.
Художественной кульминацией вечера во дворце Кусково явилась «Крейслериана» Шумана,
в которой пианист продемонстрировал максимум того, на что способен как профессионал и как неравнодушный почитатель столь близкого его мировоззрению шумановского творчества.
Когда вступительный номер бурно ворвался в тишину концертного зала, сразу стала очевидной принципиальная разница между ныне звучащим и предыдущим ослабленным исполнением «Крейслерианы» вслед за Брамсом, о котором я повествовал выше. В этот раз эмоциональный тонус был настолько высок, что даже сравнивать невозможно — как будто играл другой человек.
Мерцающие пассажи на педали и без оной, дивные педальные призвуки, рождающиеся как бы «из ничего», тембровые красоты — всё это заставляло восхищённо воспринимать несущийся звуковой поток. И пусть какие-то ноты были неровны, какие-то утеряны, а какие-то и вовсе оказались не на своих местах, разве это может иметь какое-то значение на фоне общего впечатления?
Возникала иллюзия рождения музыки здесь и сейчас, а это самое главное.
Под руками пианиста замечательно звучала шумановская кантилена второго номера, структурно очень сложного, продолжительного и по этим причинам распадающегося у неумелых пианистов на отдельные эпизоды. У Кузнецова он получился абсолютно цельным и логичным, в повторяющихся эпизодах не было никакого занудства, и очень хотелось, чтобы бесконечные мелодические волны следовали друг за другом снова и снова.
Характерно, что номера и эпизоды деятельные, активные, динамичные подавались пианистом столь же естественно и непринуждённо, безо всякого следа грубого нажима, как и спокойные кантиленные эпизоды. Ощущение романтической взволнованности и даже некоторой аффектации достигалось в скорых темпах не за счёт звуковых преувеличений, а за счёт рубато, эффектных цезур, императивных акцентов, мгновенных темповых нагнетаний и спадов.
Подобная свободная игра требует всесторонне отшлифованного пианизма и сдерживания темперамента,
который не должен захлёстывать исполнителя, но должен подталкивать действие, создавать ощущение готовой вырваться, но никогда не выходящей из-под контроля силы.
В этом смысле помимо «Крейслерианы» очень показательным стало выдающееся исполнение пьесы «Ночью» Шумана, сыгранной на бис, когда даже лампы, освещающие рояль, неожиданно погасли, словно не выдержав эмоционального напряжения и подыграв названию вещи, и пианист заканчивал этот свой шедевр в полутьме.
Быть может, музыканты подобного творческого склада не являются и не могут быть по своей природе абсолютно стабильными: один раз их игра производит большее, а иной раз — меньшее впечатление, и для охвата их исполнительской стилистики требуется осуществить большую выборку.
Нужно послушать довольно много выступлений Сергея Кузнецова, чтобы понять, на что он способен,
чего от него можно ожидать, за что ценить и ради чего нужно ходить на его концерты.
И в этот раз в Кусково мы стали свидетелями его творческой удачи, которая позволяет по художественному эффекту уподобить сыгранное во дворце его же замечательным исполнениям циклов этюдов и прелюдий Дебюсси, сонаты G-dur Шуберта, произведений Скрябина, Шопена, Равеля, замечательных камерных ансамблей.
Автор фото — Д. Рылов / mosconsv.ru
