«Дидона и Эней: Хенгельброк» в фабричных кулисах

Опера Пёрселла «Дидона и Эней» дважды прозвучала в рамках Международного музыкального фестиваля Гамбурга (21 апреля – 22 мая), проходящего во второй раз под девизом: «Все люди рождаются свободными и равными в своём достоинстве и правах».

Фестиваль открылся премьерой «Страстей по Матфею» Баха в постановке Ромео Кастеллучи (дирижёр Кент Нагано) в центре актуального искусства и фотографии Дайхторхаллен. Позже можно было побывать на мюзикле Леонарда Бернстайна «Кандид» (дирижер Джефри Тейт) и послушать Девятую симфонию Малера в исполнении Бостонского симфонического оркестра (дирижёр Андрис Нельсон).

Фестивальной площадкой для «Дидоны и Энея» стал Кампнагель,

центр современного искусства в здании старой машинной фабрики. Режиссёром и дирижёром является один и тот же человек – Томас Хенгельброк. Впервые эту постановку представили публике на последнем Зальцбургском фестивале.

Концепцию спектакля Хенгельброк разработал в соавторстве с женой – немецкой актрисой театра и кино Йоханной Вокалек. Опера получила прозаический пролог на немецком языке, скучный в содержательном и драматургическом плане, но задающий смысловую рамку для дальнейших событий. Йоханна Вокалек многозначительно и нервно прочитала текст, строящийся на фрагментах из «Энеиды» Вергилия и либретто Джованни Франческо Бузенелло «Дидона», а также на стихотворении Фридриха Ницше «Die Bösen liebend».

Суть в том, что в опере Пёрселла остаётся недосказанным, за что Колдунья ненавидит и губит Дидону (подослав к её возлюбленному Энею фальшивого Меркурия, чтобы увлечь героя из Карфагена к новым берегам). Постановщики метафизически фантазируют на эту тему.

В представленной ими версии Колдунья становится «чёрным» двойником Дидоны.

Тяжелая внутренняя травма, связанная с потерей мужа (убитого Сихея) и родного города Феса привела к тому, что личность царицы раскололась, и одна из частей посвятила себя служению тёмным силам в ненависти ко всем счастливым людям. Дидона погибла не потому, что мужчина принёс её в жертву ради целей, показавшихся ему более высокими, но потому, что Творец жесток, а люди злы: «…так говорят все мудрецы, и это служит утешением».

В дальнейшем Вокалек продемонстрировала и свои скромные вокальные способности, в бродвейском стиле. Может быть, этот экспериментальный ход и был правомерным: Колдунью выделили из всех как голос чистого зла.

Хор и оркестр, основанные Хенгельброком, носят имя Бальтазара Ноймана – немецкого архитектора эпохи барокко, органично «вживляющего» в свои строения скульптурные и живописные произведения.

Подобно Нойману, музыканты стремятся к идеалу единства искусств, и не безуспешно.

Редко оказываешься на таком хорошо сработанном и цельном представлении, где все солисты, хор и оркестранты выступают как подлинный ансамбль.

Хенгельброк подавал звук концентрированно и энергично. Безмерно хотелось смотреть на оркестр, сидевший, в виду отсутствия ямы, перед сценой, и в то же время не хотелось упускать ничего из происходящего выше.

Дидона в спектакле Хенгельброка – неуверенная в себе, внутренне и внешне хрупкая и порывистая царица в тюрбане, с едва уловимым африканским флёром.

Тот, кто увидел точёный профиль меццо-сопрано Кейт Линдсей на фоне колеблющегося живого огня и услышал, как она поёт: «Remember me!», – возможно, действительно никогда её не забудет. Голос и пламя затухают, фигура превращается в тень. Постановщики подчёркивают одиночество героини в лунном пейзаже: даже Белинда (Катя Стубер) не протягивает ей руку.

Эней (британец Бенедикт Нельсон) возвестил о своём появлении «массивным» внушительным баритоном и с грохотом отбросил весло.

Когда в сцене грозы хористки спасаются от дождя, поднимая вверх широкие темные накидки, по общему рисунку сразу же вспоминается фреска «Потоп» на потолке Сикстинской капеллы. Работая над костюмами, Флоренс фон Геркан, видимо, отталкивалась от «Дельфийской сивиллы» Микеланджело.

Сцена была декорирована большими камнями: только они останутся от города, основанного Дидоной.

Город же, основанный Энеем, станет вечным.

Спектакль отлично вписался в индустриальный зал, оказавшийся идеальным по размеру и акустике для «Дидоны»: не камерный, но и не такой просторный, как зал Гамбургской государственной оперы.

Остаётся порадоваться, что Пёрселла пока ещё не сдали в архив, и его музыка настолько остро, живо и уместно звучит даже в центре самого современного искусства. В завершение фестиваля под управлением Хенгельброка прозвучит «Немецкий реквием» и, в один день, все четыре симфонии Брамса, уроженца Гамбурга.

Cпектакль 14 мая 2016 года

Фото: Моника Риттерхаус

реклама