Партизаны в опере, или музыкальный спектакль сталинской эпохи

Сцена из оперы «Князь-озеро» Дзержинского. В центре Степанида — Софья Преображенская

В 1920-е годы на советской музыкальной сцене появляются новые герои: большевики, крестьяне, рабочие и партизаны. Представители этого социального класса уже не могли выражать свои эмоции и чувства с помощью арий и кантилен. Изменилось время, поменялся музыкальный язык, а значит — и требования к постановке оперных спектаклей.

Рождение советской оперы проходило под патронажем музыкальных театров, адаптирующих разного качества партитуры советских композиторов к законам сцены. Большинство советских опер, за редким исключением, отличались откровенно слабым музыкальным материалом: приходилось править партитуры, дописывать целые сцены и сочинять новую оркестровку. Часто репетиции затягивались из-за всевозможных партийных указаний и идеологической цензуры.

Из удач советского музыкального театра, наиболее известны «Тихий Дон» (1935) И. Дзержинского и «В бурю» (1939) Т. Хренникова — о них написаны монографии и диссертации. Другие оперы — «Помпадуры» А. Пащенко, «Броненосец Потемкин» О. Чишко, «Лед и сталь» В. Дешевого и многие другие, — известны лишь узкому кругу специалистов. Тем не менее, советские оперы, поставленные в сталинскую эпоху, демонстрировали поиск современных художественных методов, развивая и совершенствуя революционные режиссерские искания 1920-х годов.

С именем режиссера Ильи Шлепянова (1900-1951) связана целая эпоха работы над советским оперным репертуаром. Учеба на режиссерских курсах Мейерхольда и последующая работа с ним в качестве художника, навсегда определяют творческие взгляды Шлепянова. После ареста в 1939 году Мейерхольда существовал негласный запрет на работу в драматическом театре для многих его учеников. Так, оперный театр оказался спасением для многих мейерхольдовцев. Зачастую музыкальные театры были поставлены в условия вынужденной работы над новыми произведениями, но для Шлепянова постановка советской оперы имела другое значение — это было активное участие в создании нового, современного спектакля.

В 1947 году, после пережитой войны, страна готовилась отмечать 30-летний юбилей революции. Музыкальные театры не оставались в стороне и к юбилейной дате готовили к выпуску партийные спектакли на советскую тематику, прославляющую праздник революции. Большой театр репетирует «Великую дружбу» Вано Мурадели, а Театр оперы и балета им. Кирова в Ленинграде новую оперу Ивана Дзержинского «Князь-озеро».

Печальная судьба оперы «Великая дружба» хорошо известна по Постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года — опера Мурадели была расценена как пропаганда буржуазных музыкальных вкусов и «акт вредительства»: «Музыка оперы невыразительна, бедна. В ней нет ни одной запоминающейся мелодии или арии. Она сумбурна и дисгармонична, построена на сплошных диссонансах, на режущих слух звукосочетаниях. Отдельные сцены, претендующие на мелодичность, внезапно прерываются нестройным шумом, совершенно чуждым для нормального человеческого слуха и действующим на слушателей угнетающе», — сообщалось в постановлении.

Илья Шлепянов и Борис Хайкин

Другая судьба ожидала оперу «Князь-озеро» — даже на откровенно слабом музыкальном материале «песенной» оперы Ивана Дзержинского, Шлепянов построил концептуальную основу спектакля. «Если музыка бесхребетна, — говорил режиссер, — надо ей, музыке, хребет вставить!». Сюжет оперы «Князь-озеро» по мотивам повести П. Вершигора «Люди с чистой совестью» (на основе мемуарных записок партизанки Лагуновой и командира партизанского отряда Линькова) рассказывал о партизанском движении периода Великой отечественной войны. Шлепянов решает ставить новую оперу как «героико-патриотический» спектакль.

Либретто оперы сочинил брат композитора — Леонид Дзержинский, не отличавшийся большим литературным талантом. Действие происходит в колхозе «Приозерье», близ которого раскинулось Князь-озеро, ставшее в опере Дзержинского символом могучей страны, недоступной для фашистских захватчиков. Секретарь райкома Сергей Касаткин, его мать Степанида и жена Ольга связывают свою судьбу с партизанским отрядом. Выполнив опасное задание, Ольга попадает в плен. Немцы привозят Ольгу в село для опознания, но жители молчат. Как пособников партизанского движения немцы расстреливают жителей села. Сергей Касаткин, узнав о горе, наносит вражеской обороне сокрушительный удар.

Документально-идеологический сюжет в песенно-мелодической трактовке композитора Дзержинского включал в себя и отдельно написанный финальный апофеоз — выражающий непобедимую мощь советского государства и содержащий слова благодарности лично товарищу Сталину. Скептики от театра шутили: «Если Князь, то лучше — Игорь, если озеро — то лебединое».

Основной установкой спектакля «Князь-озеро» была стилистическая неразрывность между массовыми и индивидуальными сценами: «Если первые воплощали стихийные чувства народа, то вторые являлись концентрированным выражением его осознанной воли», — говорил режиссер. Центром спектакля Шлепянов делает не командира партизан, не его жену Ольгу, мученически закончившей свою жизнь за партизанское движение, а мать Сергея Касаткина — бабку Степаниду.

На то были свои причины — роль Степаниды была поручена советской примадонне Софье Петровне Преображенской. С ней режиссер уже работал на спектакле «Орлеанская дева» П. Чайковского (1945), за который Преображенская, да и сам Шлепянов получили Сталинские премии Первой степени. Опера была поставлена в эпическом стиле, как народная героическая драма. Иоанна (Жанна Д’Арк) в исполнении Преображенской с первого появления на сцене была уже вполне «осознавшая себя воительница». Самопожертвование героини на костре рождало у зрителей ассоциации с недавними событиями Великой отечественной войны. Кроме того, Преображенская, не отличавшаяся женской красотой, имела грубые мужские черты лица, с тембром голоса, пробирающим до костей — она словно была рождена для партий героического характера.

Софья Преображенская

Шлепянов сделал ставку на Преображенскую, и не прогадал — образ бабки Степаниды заключал в себе героический пафос спектакля: «В ней олицетворена русская сила, русская мать. Не командир партизан центр спектакля, а мать», — говорил режиссер. Софья Преображенская, исполняя роль Степаниды, переносила смысловое содержание роли «Орлеанской девы» на героиню советской партизанской оперы.

«Песенный» музыкальный материал «Князь-озера» требовал от исполнителей, прежде всего выразительности пения, простоты и непосредственности интонации. Чтобы добиться желаемого эффекта Шлепянов нарушает привычные оперные условия — предлагает артистам начать репетиции с разговоров в речитативных кусках. Режиссер просит исполнителей не петь, а говорить текст, определяя по ходу сюжета непрерывную цепочку актерских задач, добиваясь осмысленного существования на сцене и выразительного интонирования.

Ассистент Шлепянова Ирина Руч делает подробную запись репетиции одного из эпизодов. По сюжету, в этой сцене, Степаниде нужно послать одного из жителей села на верную смерть. Ольга, подслушав разговор Степаниды с партизаном, вызывается добровольцем на опасное задание: «Как всегда Шлепянов не предлагает никаких мизансцен. Степанида выходит наугад к единственной опорной точке — колонне. Идет мрачно, грозно, скрестив руки на груди.

— Почему такая мелодрама?
— У меня тяжелое чувство.
— Определите задачу, и появится состояние. Чего хочет Степанида? Ей надо выбрать кого-то, почти к смерти приговорить. А выбирать приходится из своих, односельчан. Идет и соображает. Клавку послать? Ну, нет, — слаба. Может, Маланью? У Маланьи, опять же, дети, семья. Кого же выбрать-то? Вот круг ваших мыслей! И выходя, вы как актер, должны эти мысли иметь.

При повторении оказывается, что актерская задача — первый ключ к образу. Актриса перестает играть, изображать [...] От встречных желаний возникает чувство. Сцена идет на нарастании и актеры уходят от мелодрамы — всего того, что недопустимо в опере, герои которой — советские люди. Не останавливая сцены, режиссер просит концертмейстера играть тихо, подыгрывая, потом громче, в темпе, актеры уже говорят под музыку, движутся в ее ритме — и вот уже поют. Возвращение в свою область, в оперу, прошло совсем незаметно».

Репетируя спектакли, Шлепянов применял разные методы работы с артистами — то предлагал разыгрывать этюды, то не петь, а говорить, добиваясь от артистов осмысленного существования, выхода из зоны комфорта, игры конфликтных ситуаций. Поэтому центральные образы его спектаклей, в том числе и бабка Степанида в исполнении Преображенской были романтизированы, но, при этом, не фальшивы.

Репетировали «Князь-озеро» практически целый сезон: музыкальные репетиции проходили весной, а 26 октября 1947 года состоялась премьера на сцене Театра оперы и балета им. Кирова. Роли исполняли: Сергей Касаткин — Л.А. Ярошенко, Ольга — О.А. Кошеварова, Степанида — С.П. Преображенская, Наташа — А.А. Халилеева, Михей — П.М. Журавленко. Интересно, что во втором составе роль Степаниды играла Н.Л. Вельтер, исполнительница партии Графини в легендарной «Пиковой даме» В. Мейерхольда. В качестве художника режиссер пригласил Симона Вирсаладзе, оркестром дирижировал Борис Хайкин.

На приеме спектакля партийная Комиссия высказывала следующие пожелания. Товарищ Гусев (Театральное отделение по делам искусств) предлагал усилить героический строй: «Вся линия Степаниды заранее хоронит Ольгу, говорит о ее гибели. В партитуре есть драматическая линия: Ольга погибла, но задание выполнила. Нужно поднять эту героическую линию, показать ради чего она пошла на подвиг. Нужно сделать так, чтобы не чувствовалась обреченность Ольги».

Сцена из оперы «Князь-озеро» Дзержинского

Товарищ Шувалова (Горком ВКП(б)) была недовольна декорациями Вирсаладзе: «Режиссер содержание спектакля рисует тяжелыми мазками, в декорациях же мы видим мирный лирический пейзаж, написанный очень мягко, полутонами. Это не создает необходимого фона». Были не довольны и сценой с парашютистом, которого придумал Шлепянов. Так как сюжет разворачивается в партизанском стане, в первой картине 3-го действия на заднем фоне лирического пейзажа Вирсаладзе появлялся парашютист. Эпизод «парашютист и партизаны» имел комический эффект и впоследствии был переделан — парашютиста убрали.

Удачей спектакля критики называли сцену расправы немцев с жителями села, ведь Шлепянов был мастером постановки массовых сцен: «Перед молчаливой толпой стояла Ольга, привязанная к телеге, окруженная немецкими солдатами — и ее патетическая речь о суде народном, звучала как предсказание. Приказ офицера об уничтожении деревни, на секунду вызывал всеобщее оцепенение. Немецкие солдаты грубо разделяли монолитную застывшую массовку на две группы, и люди в толпе протягивали друг другу руки, в ужасе спрашивая: «Что же это, милые, что же это братцы? Что же это будет?».

В начале этой сцены хор, расположенный у задника, представлял собой «монолит», а при разделении его на две группы, по мизансцене образовывались — «два противостоящих треугольника, обращенных срезанными вершинами друг к другу — они стремились сомкнуться». Таким образом, за внешней статикой разделенной толпы, зритель читал огромную внутреннюю динамику, режиссерский сверхсюжет.

Шлепянов не терпел деление массовки на мелкие группы, хор в его спектаклях выражал монолитную сплоченность. Он выстраивал массовые сцены по геометрическим законам, часто использовал крупные построения — диагонали, прямоугольники, квадраты, которые противопоставлялись друг другу, взаимодействовали и перемещались по сцене стремительными движениями.

В сцене расстрела Ольги скульптурные выразительные группы колхозников, в своем скованном порыве неожиданно приобретали героическое звучание: «Я считаю, — говорил Шлепянов, — что в сцене расстрела все от начала до конца героическое. Ситуация — трагическая, а люди ведут себя героически. В этой сцене нет ни одного человека, который бы не нес большой внутренней силы».

Сцена расстрела жителей села, перерастала в финале спектакля в стихийный героический апофеоз — в его сценическом решении было задействовано 536 человек. Специально для спектакля «Князь-озеро» командование Ленинградского военного округа выделило для участия в апофеозе 300 курсантов под руководством консультанта генерала-лейтенанта А. Хадеева.

В финале на сцене появлялся партизан Сергей Касаткин с такими словами:

Пришла пора
Нам на простор широкий выходить,
Навстречу Красной Армии пойдем!
За нами верные сыны нашей Родины,
С нами весь народ —
с нами Сталин!

Далее раздавались партизанские сигналы — сцена заполнялась перекличкой голосов партизан, раздвигались ветви деревьев, и из леса на авансцену выступала «людская стена» — панорама героев, вставших на защиту родины. Завершала оперу массовая песня «Слава, Сталину родному!»:

Родина любимая
Всех ты греешь, будто солнца луч!
Ты звездой горишь во мраке ночи,
Освещая к правде путь.
Родина могучая,
Дней ненастья ты рассеешь мрак
Твою силу богатырскую —
Не сломи враг.
Расцветут сады и пажиты
На земле родимой,
Над бескрайними просторами
Пронесется песня звонкая,
Песня радости и счастья,
Песня светлых дней.
Слава, Сталину родному!
Слава, родине великой!
Слава!

В решении Шлепяновым апофеоза с участием более пятисот человек сказалась его первая профессия театрального художника. На планшете сцены в определенном порядке выстраивались станки, возвышающиеся от второго и третьего планов к заднику, представляя «зеркало сцены» как пространственную перспективу. В этой финальной картине, на деревянных станках, тесными группами режиссер располагал артистов и массовку. Это была огромная во всю высоту «стена народа», заполнявшая сцену, продолжая до бесконечности, уходящим в перспективу морем голов, написанных на холсте задника художником Симоном Вирсаладзе.

Музыка Ивана Дзержинского, и литературный текст оперы «Князь-озеро» сочинительства его родного брата Леонида, были далеки от совершенства. Любовью зрителей идеологический спектакль не пользовался, и даже участие в спектакле примадонны Кировского театра Софьи Преображенской не спасло посредственный материал. Прошли торжества по случаю 30-летия Октября, и после нескольких показов спектакль «Князь-озеро» был снят с репертуара.

Очевидцы и участники спектакля запомнили героический тон постановки, стремление режиссера к символическим обобщениям, воздействию на зрительское сознание. В этом выражалось своеобразие его подхода к постановкам советских опер, продиктованное не вопросами идеологии, а поисками нового языка, — так Шлепянов развивал и совершенствовал методы своего учителя Мейерхольда.

Символические обобщения, метафорические решения мизансцен, лаконизм бытовых деталей и ритм сценического действия в спектаклях режиссера имели мало общего с традиционным постановочным стилем сталинской эпохи. Используя лишь признаки монументальной выразительности, Шлепянов, работая в условиях идеологического контроля и цензуры, стремился поэтизировать музыкальную сцену.

И пусть постановка партизанской оперы «Князь-озеро» осталось проходным проектом в истории советского музыкального театра, но уже самим фактом своего творчества, Шлепянов доказывал важность режиссерской культуры, подтверждал возможность оперного театра — быть на уровне актуальных требований современности, и воплощать ее на музыкальной сцене талантливо и индивидуально, не ограничивая творчески поиски рамками нормативной эстетики.

Литература:

И. Ю. Шлепянов. Статьи заметки, высказывания. М, 1969.
Протокол обсуждения спектакля «Князь-Озеро» от 20 октября 1947 года // ЦГАЛИ (СПб). Ф.337. Оп. 1. Ед. хр. 343.
Руч И. Замысел спектакля. Режиссерская экспликация оперы «Князь-Озеро» // За советское искусство. 1947. № 10. С.2.
Руч И. И.Ю. Шлепянов в оперном театре // Театр. 1976. № 7. С. 93.
Спектакль о народных мстителях // Смена. 1947. 2 октября. № 230. С. 3.

Автор — Дмитрий Изотов

На правах рекламы:
Приглашаем вас слушать бесплатно онлайн радио на портале РадиоПоток. К вашим услугам больший выбор различных радиостанций. Особенно рекомендуем итальянское Venice Classic Radio. В его эфире — мировые шедевры музыки эпохи барокко, камерная, симфоническая, оперная музыка.

реклама

вам может быть интересно

И свищет соловей китайский Классическая музыка