Tzigane
В ноябре 1924 года Джелли д'Араньи впервые исполнила посвященную ей рапсодию «Цыганка». Успех был большим, что очень порадовало Равеля. Ведь он пробовал силы в решении трудной и новой для него задачи — создания концертной виртуозной пьесы. Он тщательно готовился к этому, советовался со своей приятельницей Журдан-Моранж. Однажды она получила краткое письмо: «Приезжайте скорее вместе с вашей скрипкой и двадцатью четырьмя каприсами Паганини». Равель с нетерпением ждал гостью не только для уточнения проблем скрипичной техники, но и для испытания изобретенных им приемов, которые поначалу казались странными, но затем осваивались исполнителями. В конечном счете была написана блестящая и оригинальная пьеса, отлично соответствующая канонам и требованиям жанра.
Моделью — по тематизму и принципам развития — послужили рапсодии Листа. В основу положены мелодии стиля вербункош, вернее сказать, их стилизованное подобие. Стилизация чувствуется в рапсодии больше, чем в других произведениях Равеля, и это понятно, ибо он не имел возможности познакомиться с музыкой вербункоша в первоисточнике. Едва ли он знал тогда исследования Бартока и Кодая, да и сами они обратились к интенсивной разработке вербункоша несколько позднее. Тем примечательнее, что Равель смог написать музыку живую, увлекательную, притом по образу далекой от него национальной культуры.
Равель стремился сделать скрипичную партию как можно виртуознее и достиг многого, хотя, конечно, и не превзошел Паганини. Сольная партия написана в блестящем концертном стиле, партитура отмечена печатью чисто французской элегантности, изобилует изысканно тонкими сочетаниями скрипки с оркестром. Вот почему при исполнении под аккомпанемент фортепиано пьеса многое теряет в своей колоритности. Но первое исполнение рапсодии прошло под аккомпанемент клавишного инструмента — лютневого рояля.
Рапсодия начинается с большой каденции скрипки, построенной на ритмико-мелодических элементах вербункоша. Композитор пользуется широким кругом средств скрипичной техники — в том числе двойными нотами и флажолетами, тремоло и т. д. Экспозиция основного тематического материала дана в свободной рапсодической форме — в соответствии с непринужденным характером музыки.
Первая — спокойно раскачивающаяся — тема изложена просто, ее пассажная разработка также несложна; это как бы подступ к виртуозному разбегу. Вторая тема — нечто вроде танцевального наигрыша, идет в равномерном движении шестнадцатых, вначале скрипка находится на втором плане — господствует прозрачное звучание духовых и арфы. При возвращении главной темы, сопровождаемой скрипичными трелями в верхнем регистре, оркестровка усложняется, появляются излюбленные Равелем glissando арф.
Следующий раздел основан на синкопированной ритмике кратких фраз чардаша; эта структура выдерживается долго, звучность оркестра нарастает, приводя к одной из кульминаций танцевального начала. На первый план выступает солирующая скрипка, фактура построена на разработке типических пассажей вербункоша. Они звучат особенно блестяще на фоне прозрачного, тонко колорированного сопровождения. Это своеобразное perpetuum mobile продолжается вплоть до конца, напоминая о финалах листовских рапсодий, их оживлении и блеске, непрерывном динамическом нарастании.
Рапсодия «Цыганка» не принадлежит к числу наиболее выдающихся достижений равелевского искусства, хотя и обладает музыкальными и виртуозными достоинствами, привлекающими к ней внимание слушателей и исполнителей. Она еще одно свидетельство уважения французского композитора к Листу, чья музыка не раз являлась для Равеля «моделью» при создании совершенно самостоятельных концепций. Так и в «Цыганке», при всей стилизаторской устремленности ее музыки, легко найти связи с родными для композитора традициями.
Рапсодия Равеля продолжает серию концертных пьес для скрипки с оркестром либо камерным ансамблем, написанных его соотечественниками — Сен-Сансом, Лало, Шоссоном. Он близок к ним в своем стремлении к элегантности письма, колоритности и несколько салонной концертности, противостоящей бурной романтической виртуозности. В этом отношении он мог быть воспитан и Форе, также тяготевшим к уравновешенности и гармоничности, к спокойному тонусу музыкального повествования. В общем, Равель ближе к французской концепции камерной концертности, чем к неистовой виртуозности Листа.
И. Мартынов
