Огонь, рояль и медные трубы на конкурсе Чайковского

Раз в четыре года, вне зависимости от причуд погоды и прогнозов метеорологов, июнь выдается жарким — во всяком случае, в районе лучших академических концертных площадок Москвы и Санкт-Петербурга. Меломаны, фанаты, музыканты, а также их друзья и родственники осаждают концертные залы, чтобы приобщиться к легендарному Конкурсу Чайковского, в народе любовно именуемым «Чайником».

Если в далеком 1958 году конкурс стартовал как состязание для пианистов и скрипачей (виолончелисты и вокалисты присоединились на Втором и Третьем конкурсах соответственно), то спустя шестьдесят лет организаторы проявили широту души и бюджета и увеличили количество номинаций до пяти, а инструментов — до одиннадцати, благодаря добавлению медных и деревянных духовых.

Цель преследовалась, безусловно, благая: необходимо поднимать престиж данных исполнительских специальностей, выводить их из тьмы оркестровых ям под свет сценических прожекторов. Однако фоном для этого ноу-хау служат робкие шепотки старожил Конкурса, согласно которым

духовые, при всём уважении к данным инструментам, мало вписываются в концепцию «Чайника».

Одним из непременных условий конкурса является исполнение музыки Чайковского, а Петр Ильич в своё время недальновидно обошел вниманием духовиков и не создал для них ни концертов с оркестром, ни обширного сольного репертуара.

Ничтоже сумняшеся, оргкомитет заказал современным композиторам и аранжировщикам переложения произведений Чайковского и тем самым постарался восстановить баланс. Всё бы было ничего, но в наш толерантный век можно опасаться волнений среди народников, ударников, органистов и прочих, которые при таком раскладе также могут претендовать на участие в знаменитом конкурсе. Поэтому

призываю вас не исключать возможности, что лет так через восемь-двенадцать «Куда, куда вы удалились» прозвучит на баяне.

Но пока это волнующее мгновение остается лишь в сонме предсказаний, вернемся к настоящему.

Дислокация номинаций расположилась следующим образом: пианисты и скрипачи привычно выступали в залах Московской консерватории и Московской филармонии (честь и хвала организаторам, что хотя бы эта традиция сохранилась), а виолончелисты и вокалисты представили конкурсные программы в Санкт-Петербурге, на концертных площадках Мариинского театра, Филармонии, академической Капеллы. Новобранцы-духовики также присоединились к питерскому фронту, надежно обосновавшись под крылышком у сопредседателя организационного комитета Конкурса — маэстро Валерия Гергиева в свежеиспеченном концертном зале «Репино». Кроме того, в число площадок вошел еще один молодой концертный зал — «Зарядье», где состоялся заключительный московский гала-концерт.

Старт конкурса прошел с помпой. Под торжественные и, кстати сказать, прекрасно сыгранные марши и вальсы Чайковского в исполнении Центрального духового оркестра Министерства обороны под управлением Сергея Дурыгина (поклон в сторону новых конкурсных специальностей) к памятнику Чайковского у Московской консерватории возложили цветы. И пока зеленоватый Чайковский авторства В. Мухиной снисходительно взирал со своего постамента на солидную процессию «возлагателей», у входа в Большой зал копошилась разнокалиберная толпа, выпрашивая друг у друга «лишний билетик».

На мой взгляд, игра не стоила свеч: концерт-открытие был отыгран без сучка и задоринки, но, быть может, именно этой «задоринки» как раз и не хватило.

Не зная заранее программы концерта, мы с коллегой делали ставки и не прогадали. Оркестр «Мариинки» под управлением Валерия Гергиева исполнил сюиту из «Щелкунчика» (даже не представляю, в какой по счету раз; музыканты наверняка играли ее с закрытыми глазами), а дальнейшее действо больше напоминало бенефис обладателя Гран-при XIV Конкурса Даниила Трифонова.

Разумеется, прозвучал Первый концерт Чайковского. Для меня первая часть этого знаменитого концерта всегда ассоциировалась с безграничной радостью, одой к жизни, ликованием на фоне бескрайних русских полей в сияющий солнцем июльский полдень.

В исполнении Трифонова концерт показался мне скорее кокетливым — этакий игривый прыг-скок.

Зато на «бис» музыкант лирично и проникновенно исполнил «Вокализ» Рахманинова и собственную транскрипцию первой части «Колоколов». Так что если бы шесть минут от концерта не выделили для прекрасного баритона из Монголии Ариунбаатара Ганбаатара с арией Елецкого, победители Пятнадцатого состязания были бы совершенно преданы забвению.

А напрасно, ибо тот Пятнадцатый конкурс прочно осел в памяти «чайникоманов». Настолько прочно, что не успел начаться Шестнадцатый, как публика начала распределять заготовленные четыре года назад амплуа, руководствуясь пока что данными из буклета и официального сайта.

В победители прочили какую-нибудь тихую звезду, на роль трепетного француза отыскали другого трепетного француза с отечественными корнями, нашелся и юный отрок, которого уже представляли в финале.

Для полноты картины требовалось избрать еще и заезжего молодца, которому посчастливится испытать на себе обожание русской публики, но тут уж буклет был не помощник. Необходимо было слушать. И народ отправился слушать.

Обуреваемая честолюбивым замыслом объять необъятное, я честно планировала двигаться короткими перебежками от Малого зала к Большому, чтобы познакомиться с творчеством и скрипачей, и пианистов. Но в первый же день отказалась от неблагодарной задачи гоняться за двумя равно любимыми зайцами. Посещение скрипачей стало для меня лишь краткими минутами отдохновения, но толпа влекла в Большой зал, и я последовала за толпой.

Для тех, кто не в курсе, первый тур конкурса Чайковского — это такой вступительный экзамен в консерваторию, раздувшийся в размерах за счет аж трех этюдов и пьесы (пьес).

Последняя — дань уважения великому композитору и вдохновителю конкурса, а еще — этакий негласный экзамен на понимание загадочной русской души.

Душа эта загадочна настолько, что даже мы с вами, уважаемые соотечественники, не сойдемся в едином мнении, кому из конкурсантов удалось воплотить ее истинный прообраз (кстати, сейчас был спойлер к третьему туру), зато вся остальная программа как через увеличительное стекло показывает технические возможности музыкантов, чувство стиля, формы, выдержку и прочие необходимые параметры.

Не зря говорят, что первый тур для жюри, а второй — для публики.

Главным композитором первого тура стал отнюдь не Чайковский, а герр Бетховен, чьи «Аврора» и «Аппассионата» прозвучали раз... не помню, сколько.

Обращаясь к этим величественным монументам в контексте конкурса, пианист, на мой взгляд, сильно рискует, ведь с их помощью можно показаться либо очень хорошо, либо наоборот — напрочь развалить целое, поступиться содержанием в пользу технических трудностей, сыграть скучно, выбиться из стиля и т.п. И все всё услышат и поймут, ибо эти хрестоматийные сонаты слушатели знают от первой до последней ноты.

Так, в числе жертв «Аппассионаты» были два юных талантливых музыканта Джордж Харлионо и Александр Малофеев — оба выходцы с юношеского конкурса «Grand Piano». При всей своей несомненной одаренности, пианисты совершенно очевидно «не дозрели» до сочинения подобного масштаба, полного внутреннего огня и глухой сдержанной боли. И дело даже не в технических потерях, загнанных темпах или случайных нотах, которые объясняются конкурсным волнением. Просто есть вещи, которым нельзя научить в классе. Впрочем, у этих молодых людей всё еще впереди, а участие в конкурсе Чайковского, при любом исходе, является прекрасным стартом для развития карьеры.

Среди участников были и те, для кого «Чайник» стал уже привычным делом.

Так, публика имела удовольствие вновь встретиться со своими любимцами с прошлых двух конкурсов. В их числе — Андрей Гугнин, Филипп Копачевский, Дмитрий Шишкин, Сара Данешпур, каждый из которых — превосходный музыкант, обладающий ярко выраженной индивидуальностью, собственным видением произведения и тонким чутьем.

Андрей Гугнин завоевал слушательское признание своей чувственной игрой, изобилующей агогикой, проживанием каждой, даже самой миниатюрной эмоции, полным погружением в исполняемое сочинение. На мой взгляд, с этой гиперболизированной эмоциональностью пианист слегка перегибает палку, но то — исключительно дело вкуса. Филипп Копачевский, напротив, передает в своем творчестве благородную простоту, сдержанность. Его игра напоминает восточные притчи, где в самых скупых словах раскрывается самое главное.

Начало второго тура ознаменовалось небольшим традиционным пожарчиком.

Старожилы прошлого конкурса помнят, как в ночь на 30 июня 2015 года произошло возгорание в одном из учебных классов консерватории, где проводились строительные работы. На этот раз задымилась проводка, из-за чего выступление скрипачей в Малом зале сдвинулось по времени. Но лично я глубоко убеждена, что дым был вызван не какой-то там банальной проводкой: то кипели нешуточные конкурсные страсти.

Если результаты первого тура фанаты конкурса приняли стоически, то результаты второго вызвали множество противоречивых, а порой и категоричных возражений.

За бортом действительно осталось много прекрасных и достойных музыкантов. В частности, две леди, которые произвели очень приятное впечатление. Анна Генюшене — воплощение женского, в хорошем смысле слова, пианизма. Мягкий звук, утонченность, детализированность, изящество — вот все те качества ее игры, которые ярко проявились в грациозной шумановской «Юмореске» или небанальной сонате фа-диез минор Клементи.

Независимая мисс Данешпур продемонстрировала очень темпераментный стиль исполнения, отличающийся некоторой клавесинной суховатостью и отточенностью прикосновения. Пианистка решила слегка разбавить консервативное... не болотце, конечно, а живописное озеро традиционного репертуара, внеся туда свежую струю в виде редко исполняемого «Искусства фуги» Баха и совсем не исполняемого «Incises» Булеза. Благородный риск, к сожалению, не оправдался, дерзкую американку не пропустили в финал, но слушать ее определенно было интересно.

Мощная, но, возможно, дрогнувшая длань конкурсного жюри отсекла и почтенных юношей.

Среди них уже упомянутые Андрей Гугнин и Филипп Копачевский, а также Арсений Тарасевич-Николаев. Последний чудесно исполнил как программу первого тура, так и «Музыкальные моменты» и до-минорный «Этюд-картину» Рахманинова (было понятно, что эти произведения его «конёк»), но, на мой взгляд, неудачно, с точки зрения конкурсных реалий, выбрал сонату.

Шестая Прокофьева — не самая яркая сценически, но очень сложная по драматургии, благодаря симфоническому четырехчастному циклу, обилию контрастов, жанровых аллюзий, гармоническим кунштюкам и т.п. У пианиста, как показалось, под конец не хватило энергии, чтобы передать милитаристский накал, острую и болезненную моторику сонаты.

Кстати, к этому же сочинению обратился и представитель солнечной Италии Александр Гаджиев — музыкант, отличающийся манящей свободой ощущения себя на сцене. Его исполнение «По прочтении Данте» Листа очень красочно и почти театрально воплотило историю Франчески да Римини, узницы второго круга Ада, чей рассказ и лег в основу замысла сонаты-фантазии. Завершать второй тур выпало корейскому пианисту До Хёну Киму, и тот, счастливо улыбаясь, воссоздал картину народного масленичного гуляния Стравинского. Эффектное заключение очередного конкурсного этапа!

Итак, — барабанная дробь — встречайте! Вот они, семеро (вместо положенных пятерых) финалистов! Каждый из них сумел проявить себя на первых двух турах и чем-то запомниться сидящим в зале привередам.

Но финал преподнес свои сюрпризы.

Что вам сказать про финал? Структура его хорошо известна: два концерта, один из которых — Первый или Второй Чайковского. Девяносто девять процентов пианистов непременно выбирают более удачный Первый — яркий, эффектный, популярный. Но здесь как с «Аппассионатой»: это сочинение известно досконально, плюс к исполнителю подключается оркестр, который в условиях конкурса вынужден исполнить знаменитый концерт не менее десяти-двенадцати раз (включая репетиции). Следовательно, ждать энтузиазма от оркестрантов не приходится.

Пианист вынужден стать единственным генератором энергии и сыграть это произведение так, чтобы: а) справиться технически; б) не покоробить слух тех, кто подпевает про себя эталонные исполнения из золотого пианистического фонда; в) заинтересовать тех, кто слушает концерт в тысячный раз и оптимистично надеется вынести для себя что-то новое. Ах да, и конечно, непостижимое, но очевидное: г) исполнить русскую музыку так, чтобы она звучала по-русски — то, в чём у нас любят подлавливать невинных иностранцев. Таким образом, концерт этот — лакмусовая бумажка, благодаря которой сразу становится ясно, кто есть кто. И избежать этой тяжкой участи невозможно. Почти...

К сожалению, именно на Первом концерте некоторые финалисты показали себя не с лучшей стороны.

К ним относится и нынешний фаворит публики, лучезарный японец Мао Фудзита. Выступление этого музыканта на первом и втором турах было поистине удивительным. Старт конкурсанта пришелся на поздний вечер, и я, как и множество других непредусмотрительных слушателей, предпочетших сон искусству, на утро кусала себе локти, что не слушала вживую его чудесного Моцарта. Но уж второй тур я застала и могу неголословно заверить: в зале действительно творилось волшебство.

Фудзита — тонкий, чуткий музыкант, превосходный лирик, умеющий завладеть вниманием публики и удерживать его до самой последней ноты. В прозрачной, изысканной фактуре, в мелкой технике он чувствует себя как рыба в воде, прекрасно удается ему и медленная музыка (чего стоила одна третья часть Третьей сонаты Шопена, которую зал слушал, затаив дыхание). Но... коварный Первый концерт Чайковского в исполнении пианиста прозвучал как грубоватый этюд, хотя технически Фудзита справился на «ура». Вот вам и русская музыка с ее подводными камнями.

Аналогично Мао, гораздо выигрышнее в первых двух турах слушался Константин Емельянов. Филигранный и безупречный первый тур с солнечной сонатой Гайдна и на мах отыгранными этюдами. Масштабный второй, на котором музыкант покорил публику поистине симфоническим Скерцо из Шестой симфонии Чайковского в транскрипции Фейнберга, монументальной Сонатой ми-бемоль мажор Барбера, а также драматическими Вариациями на тему Корелли Рахманинова (после их исполнения Константин удостоился не только банальных «Браво», но и умилительного возгласа: «Это замечательно!» от кого-то из вдохновленных слушателей). Но вот с третьим туром сложилось ощущение, что пианист не рассчитал сил и к концу конкурсной гонки элементарно устал и как-то потерялся на фоне оркестра. Впрочем, его трактовка Первого концерта всё равно отличалась свежестью и собственным видением сочинения. Неожиданные темповые решения, прекрасные лирические эпизоды определенно заслуживали слушательского внимания.

Судьба-злодейка сыграла злую шутку с китайским пианистом Анем Тяньсю,

на выступлении которого возникла путаница с очередностью исполняемых произведений, из-за чего музыкант «прозевал» вступление в «Рапсодии на тему Паганини» и тем самым, вероятно, выбился из колеи. Кто прав, кто виноват в этом прискорбном инциденте, − не берусь судить. Скорее всего, никто, и это обычное стечение обстоятельств. В любом случае, музыкант держался очень достойно. А помните его мощнейшую программу второго тура с двумя подряд вариационными циклами? Порой всё-таки жаль, что время от времени нашей жизнью заправляет Его Величество Случай.

Американский пианист Кеннет Броберг с самого начала заявил о себе, как о незаурядном музыканте, с выдумкой, любителе оригинальных трактовок. Удачнее всего, на мой взгляд, прозвучал его второй тур — качественно, мощно, уверенно.

Но ровнее всех от этапа к этапу шли два замечательных русских пианиста Дмитрий Шишкин и Алексей Мельников. Оба молодых человека отличаются крепкой, добротной игрой — то, что называется «на чистом сливочном масле», тонким вкусом, уверенной техникой и тяготеют скорее к традиционным решениям. Их финальные выступления были очень хороши. И всё же...

И всё же первое место нежданно-негаданно ушло к французскому пианисту Александру Канторову.

Изначально на молодого человека посматривали, как на продолжателя славных традиций Люка Дебарга. Посудите сами: оба французы, оба учились у одного педагога и даже внешне чем-то похожи. Но результатов они добились разных. Если Люка в свое время был фаворитом публики, то Александр стал избранником жюри. И вот вам, дети мои, рецепт от Александра Канторова, как завоевать первое место на престижном конкурсе: нужно непременно выбрать правильную программу.

Музыкант, чей первый тур был, — чего греха таить, — со многими изъянами, избавившись от «обязаловки», выстроил остальную программу из любимых и крепко сидящих в пальцах произведений. В финале он благоразумно отказался от возможной западни в виде Первого концерта Чайковского и выбрал менее известный, Второй. На фоне Первых концертов разного качества, соль-мажорный прозвучал как глоток свежей воды, а уж Второй концерт Брамса — редко исполняемый, масштабный и совершенно прекрасный по музыке — и вовсе был воспринят на «ура».

Что ж, в данном случае, последнее впечатление оказалось самым главным. Тем более что музыкант совершенно очевидно наслаждался самим процессом игры, а не испытывал тяжких мук в беспокойстве за каждую ноту, и это тоже подкупало.

Так непредсказуемо, но поучительно разрешилась эта вечная дилемма: кто же станет новым победителем Конкурса Чайковского?

...И напоследок я скажу: все, без исключения, участники легендарного «Чайника» — настоящие профессионалы, труженики и достойные музыканты. Легко рассуждать о том, как надо и не надо исполнять музыку, сидя в зрительном кресле. Но ни мы, с позволения сказать, критики, ни слушатели, ни даже некоторые члены жюри (только тс-с-с!) не были в этой драконьей шкуре участника конкурса такого масштаба. Каторжный труд, нервы, давление извне, огромные объемы программы, удачи и неудачи — всё это заслуживает признания. Конкурс Чайковского — не о том, кто получит приз, а о ежесекундной внутренней борьбе с самим собой, об умении справляться с разочарованиями, подниматься после падений, держаться поставленной планки, постоянно расти. А еще о самозабвенном обожании своего дела. Такая уж это работа — быть музыкантом. Но ведь тем она и прекрасна, правда?

Фото: tchaikovskycompetition.com

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама