Опера «Буря» Томаса Адеса в Метрополитен-опере
Сезон прямых трансляций из «Meт» продолжается
Представим себе гипотетическую ситуацию. Оркестр, заняв место в оркестровой яме оперного театра, под управлением дирижера играет по нотам партитуру какой-нибудь современной оперы, например, оперы «Буря», либретто которой создано по одноименной трагикомедии Шекспира. Певцы и хор, предварительно разучившие все ее партии и оказавшиеся в определенном, предложенном им режиссером театрально-постановочном пространстве, исполняют названную оперу в меру своих сил, ведь это их работа, профессиональное ремесло. При этом, поют ли они на самом деле в смысле полноценного оперного пения или с полной драматической выкладкой «распевают-мелодекламируют» то монотонно однообразную, а то и экстатически взрывную «вокальную рецитацию», вовсе не важно, ведь выяснением подобных «глупостей» современная опера, как правило, практически никогда себя не обременяет.
Наконец, представим себе третье и последнее: за дирижерским пультом стоит какой-нибудь из весьма «модных» современных композиторов, «распиаренных» как зарубежной критикой, так и, что особенно важно, нашими «прогрессивными деятелями» от оперы, которых в погоне за подпиткой собственных непомерных амбиций и неустанным видением лишь себя любимых в ореоле оперы, развелось непомерно много: вот и рассказывают они нам постоянно одну и ту же гламурную сказку про белого бычка! Так кого же нам вывести на сей раз в качестве ее персонажа? Да хотя бы англичанина Томаса Адéса (Thomas Adès), достаточно молодого – 1971 года рождения – маэстро, который явно попадает в круг композиторов с упоением воспеваемых этими «прогрессивными деятелями»…
При наличии и пространственно-временном совпадении всех трех названных составляющих, нечто рождающееся при свете рампы назвать оперой, нисколько не покривив душой, как правило, можно лишь в одном случае из десяти. Или в одном случае из ста – неважно, ведь и наш случай, увы, несчастлив и однозначно не выигрышен… Но гипотетический он лишь на первый взгляд, ибо всё же оказывается неожиданно реализованным – и не где-нибудь, а на знаменитой сцене нью-йоркской «Метрополитен-оперы». И помимо «прогрессивных деятелей» лишь только сами певцы, оркестр и дирижер-композитор «в одном флаконе» совершенно четко убеждены в том, что исполняют не что иное как оперу: Томас Адес – так уж вне всякого сомнения, ибо сам эту оперу и написал.
Ее мировая премьера состоялась 10 февраля 2004 года на сцене лондонского Королевского оперного театра «Ковент-Гарден», и только нынешней осенью «Буря» Томаса Адеса впервые накрыла подмостки нью-йоркской «Метрополитен-оперы». Но лететь в Нью-Йорк нам с вами не пришлось и на этот раз, ибо 10 ноября мы снова благополучно смогли стать свидетелями прямой трансляции. Премьера «Бури» Адеса в «Ковент-Гарден» в 2004 году в постановке «известного» канадца-авангардиста Робера Лепажа была совместной постановкой Копенгагенского оперного театра и Рейнской национальной оперы в Страсбурге, так что на следующий год прошли премьеры и в этих театрах. Американская же премьера «Бури» Адеса состоялась 29 июля 2006 года на сцене Оперного театра Санта-Фе.
В марте 2007 года «Ковент-Гарден» возобновил постановку Лепажа со многими участниками премьеры 2004 года, в том числе и с блистательным английским баритоном Саймоном Кинлисайдом в роли Просперо, в расчете на актерско-вокальное дарование которого эта роль и была написана: именно он был занят и в нью-йоркской премьере, и именно его мы увидели и услышали во время прямой трансляции из «Meт». И если возобновление 2007 года послужило поводом к выпуску аудиозаписи этой оперы, то теперь этот спектакль запечатлен и на видео. Американская версия постановки Лепажа, увиденная на экране цифрового кинотеатра, лично для меня явилась первым опытом визуального (пусть и «виртуального») знакомства в этим спектаклем, поэтому вопрос о том, является американский спектакль точной копией английского, или он подвержен тем или иным модификациям, для автора этих строк остается открытым. Лишь одно обстоятельство не вызывает никаких сомнений: новая американская продукция – совместная постановка с основанным Лепажем Квебекским городским фестивалем, а также Венской государственной оперой, так что предположение о потенциальных режиссерских нововведениях не кажется таким уж и праздным, тем более, если учесть, что с момента последнего появления спектакля на сцене «Ковент-Гарден» прошло целых пять лет!
Если оглянуться назад, то первая – камерного формата – скандально известная опера Адеса «Припудри ей личико» («Powder her face»), в своем сюжете на уровне извращенно-болезненных подробностей смакующая «вечно актуальную» тему сексуальных отношений, причем, основанную на реальных событиях, была написана по заказу лондонского Almeida Theatre для показа в рамках Челтнемского музыкального фестиваля современной оперы (Cheltenham Music Festival), и ее премьера состоялась 1 июля 1995 года. Воодушевленное этим судьбоносным фактом, руководство театра «Ковент-Гарден», по-видимому, несомненно прогрессивное еще в большей степени, заказало новую оперу Адесу аж в конце 90-х годов прошлого века! Но не удивляйтесь, что ее премьера состоялась лишь в 2004-м: это только такие «легкомысленные шедевры», как «Севильский цирюльник» Россини, создаются за две недели! А такие современные «фундаментальные шедевры», как «Буря» Адеса, требуют, как вы, конечно же, догадываетесь, вовсе не четырнадцати дней: здесь счет идет на целые годы!
Правда, поначалу композитора привлек другой сюжет – история, основанная на реальных, но так до конца и не проясненных обстоятельствах потрясшей мир Джонстаунской трагедии, которая случилась 1978 году в Гайане и окончилась массовой гибелью более 900 человек религиозной секты Джима Джонса. Однако созданное для композитора практически готовое либретто на эту тему было им внезапно отвергнуто, и намечавшийся к музыкальному воплощению второй скандальный сюжет сделал свой крутой вираж в сторону старой доброй английской классики. И всё же архаика староанглийского языка Шекспира Адеса явно не вдохновила, ибо в результате свою оперу «Буря» он написал на либретто Мередит Оукс, излагающее основную фабулу пьесы Шескпира современным литературным языком. Нам же, не носителям английского языка, понятное дело, всё равно, но за «старину» Шекспира слегка – саму малую чуточку! – всё же обидно.
Еще один момент: как бы ни лестно было такое сравнение, но, так же, как и «Отелло» Верди – Бойто, опера Адеса начинается не с начала породившей ее пьесы Шекспира. Правда, Оукс, по сравнению с Верди и Бойто, завязывающих свою оперу сценой бури, выбрасывает не так много, но зато – саму бурю, то есть всего лишь первую картину первого акта, события которой разворачиваются на корабле. Так что действие оперы Адеса «Буря» полностью локализовано на острове, которым, за долгие годы изгнания подчинив себе силы природы и живя вместе со своей любимой дочерью Мирандой, правит Просперо, герцог, когда-то лишенный миланского трона в результате коварной интриги своего брата Антонио.
Буря как таковая присутствует лишь в поистине громоподобной увертюре, извергающей из себя столько децибелов, что просто вдавливает в зрительское кресло, а пять оригинальных актов Шекспира превращены в три оперных. При бережном и достаточно скрупулезном отношении к первоисточнику некоторые акценты либретто, как водится в опере вообще, оказываются опущенными, а некоторые – укрупненными. В опере, Просперо оставаясь «всевышним регулировщиком» событий и автором, то есть устроителем бури, не мягок и благороден, как у Шекспира, а мстителен и жесток: ради счастья дочери жизнь на острове он превратил в сущий ад, о чем в финале оперы своему бывшему повелителю и говорит навсегда покидающий его дух ветра Ариэль. Но, что очень важно, фатальным моментом для Просперо согласно либретто является чувство любви, вспыхнувшее между Мирандой, его дочерью, и Фердинандом, сыном его врага, Неаполитанского короля: сила этой любви оказывается выше могущественных чар и чудодейственных познаний Просперо, полностью побеждая их.
Нелишним будет заметить, что на обсуждаемых прямых трансляциях зрительская атмосфера во многом сродни театру: даже предусмотрены бесплатные программки с именами исполнителей, постановщиков и кратким содержанием. Но если бы перед началом трансляции краткое содержание оперы «Буря» вы прочитать не успели, то предварительного знакомства с пьесой Шекспира вам было бы вполне достаточно, чтобы не утонуть в достаточно многочисленном море персонажей, которых в опере всё же оказывается несколько меньше, чем в пьесе. К тому же, некоторые смещения оттенков сюжетной фабулы, присутствующие в оперном либретто застать вас врасплох, благодаря титрам на русском языке, явно не смогут.
Несмотря на то, что сам жанр «опера на экране» открывает новые неожиданные возможности восприятия постановки и музыки, должен признаться, что те за восемь трансляций из «Meт», что удалось посетить лично мне (пять из шести в прошлом сезоне и пока три из двенадцати в нынешнем), это была первая, которая не оставила ни малейшего сожаления, что у меня не было возможно увидеть ее в театре. Если говорить более прагматично, впечатление от потенциального живого восприятия этой оперной постановки затрат на трансатлантическое путешествие однозначно бы не окупило. Более того, явно высосанная из пальца абсолютно мишурная постановка Робера Лепажа, кстати, еще одного, как правило, всеми обожаемого фигуранта современного музыкального театра, осуществлена в намеренной эстетике то ли марионеточного кукольного театра, то ли явно «усредненного по госпиталю» пустого и выхолощенного высокотехнологичного шоу, то ли по типу абсолютно непритязательного мюзикла, как известно, излюбленного англо-американского «национального» развлечения.
Для «Бури», экзистенциальной сказки для взрослых, если хотите, даже философской притчи в силе fantasy, абстрактные, правда, достаточно занятные постановочные картинки Лепажа, так и остаются лишь детскими веселыми картинками, атмосферу которых вместе с режиссером создают сценограф Жасмин Катудаль, художник по костюмам Ким Баррет, художник по свету Мишель Болье и художник видеоинсталляций Давид Леклерк. А вот слова самого режиссера, почерпнутые из официального пресс-релиза: «“Буря” – удивительное, очень изысканное произведение, и эта опера сохраняет всё очарование последней пьесы Шекспира. Она словно ларец, полный волшебных фокусов, настоящий подарок для меня и художников». Со второй частью утверждения согласиться легко, однако насчет того, что опера, а тем более ее постановка, «сохраняет всё очарование последней пьесы Шекспира», это явно от лукавого.
Впрочем, то же самое лукавство прослеживается, и когда в «Буре» Адеса вдруг находят несуществующие отголоски «Волшебной флейты» Моцарта, и когда сопрановую партию Ариэля с ее ультразвуковой «стратосферной» тесситурой сравнивают с партией Царицы ночи, и когда, наконец, самого Адеса ставят равновеликим Бриттену. Тоже самое лукавство прослеживается, когда режиссер и сценограф, ухватившись за миланское герцогское происхождение Просперо, его владения на его острове банально отождествляют со зрительным залом театра «Ла Скала», а Ариэль по приказу Просперо водит и рассеивает спасшихся после кораблекрушения персонажей по кулисам этого театра, пока не приводит их всех через сцену в зрительный зал… Убогой сценографией растиражированного декора своего занавеса театр «Ла Скала» уже успел набить нам оскомину «Дон Жуаном» в сентябре. Теперь и «Meт» – тоже! Сговорились они что ли?..
Исполнителя главной партии Саймона Кинлисайда мы уже назвали: она написана для высокого (лирического) баритона. Назовем и остальных: лирико-колоратурное сопрано Одри Луна – Ариэль; меццо-сопрано Изабель Леонард – Миранда; тенор Алек Шрадер – Фердинанд; тенор Уильям Бёрден – Неаполитанский король; тенор Тоби Спенс – Антонио; контратенор Йестин Дэвис – королевский шут Тринкуло; тенор Алан Ок – Калибан, дикарь, чудовище в услужении у Просперо. Для оперы – персонажей слишком много, но ведь перечислены еще не все: почему-то сведений об исполнителях трех оставшихся партий бас-баритонового цеха – Себастьяна, Гонзало и Стефано (брата, советника и дворецкого Неаполитанского короля соответственно) – нет ни в programma di sala, ни на сайте «Meт». Странно, ведь у Шекспира и эти персонажи важны не менее самого Просперо или Ариэля…
Но поскольку наслаждение пением предстало с этой оперой явно несовместным, лично я вникал лишь колоритным драматическим образам: не только харизматичный Кинлисайд, но и весь ансамбль – сначала артистов, а потом уж и певцов – явно располагал к этому. Особо скажу о партии Ариэля, на невероятной тесситурной сложности которой обычно спекулируют больше всего: это типичная форма ради формы, ни на йоту не способствующая поднятию ее образного содержания. Итак, придя в оперу, мы, конечно же, оказались не в драматическим театре, но и в оперу не попали тоже, но на вопрос, интересно ли мне было на этой прямой трансляции, я готов совершенно искренне ответить «да»: после нее выходишь, однозначно обогатив свой театральный кругозор – именно театральный, а не музыкальный, и не оперный. В то же время, беззаботно пролистывая «веселые картинки» Лепажа, к финалу оперы изрядно устаешь от постоянного и однообразного вокального нагнетания – устаешь не на шутку!
Спасибо крупным планам и потрясающей операторской работе: они сделали как свое благодатное дело, так и расставили всё по своим местам. Во всяком случае, благодаря им, можно было убедиться, что «Буря» Томаса Адеса, которую на страницах зарубежной прессы охватила волна «обожательной эйфории», на самом деле – просто буря в стакане оперной воды. Однако я вполне допускаю, что у подобной музыки есть и свои почитатели из числа явно «не ангажированной на успех» зрительской аудитории. Почему бы и нет? И мое противостояние с ней по разные стороны баррикад основано всего лишь на двух краеугольных моментах: что считать оперой, и где та художественная грань, за которой она заканчивается, а начинается нечто новое, отношения к опере абсолютно не имеющее…
И последнее. Официальный пресс-релиз прямой трансляции «Бури» из «Meт» напомнил, что называется, на свою же голову, любопытнейшие слова В. Г. Белинского из его рецензии на третью книжку «Пантеона русского и всех европейских театров» за март 1840 года, который издавался тогда в Санкт-Петербурге: «“Буря” Шекспира – очаровательная опера, в которой только нет музыки, но фантастическая форма которой производит на вас самое музыкальное впечатление». А чуть далее, говоря о рецензируемом прозаическом переводе «Бури» Шекспира, сделанном М. А. Гамазовым, великий русский критик, восторгаясь вкрапленными в него стихотворными вставками, цитирует стихи песни Ариэля и восклицает:
«Какая роскошная фантазия! Она раскрывает таинственные убежища замкнутых в явления духов жизни, дает им причудливо обольстительные образы и населяет ими и небо, и землю, и воды, и леса... Вот истинный мир фантастического!.. Но в “Буре” много и других элементов: тут и высокая драма, и смешная комедия, и волшебная сказка. И всё это так слито, так проникнуто одно другим и составляет такое чудное целое!.. “Буря” – прекрасный сюжет для оперного либретто, если бы искусная рука взялась за него. А характеры?.. Одна Миранда представляет собою целый мир поэтической красоты. Девушка, с младенчества не видевшая никого, кроме своего отца да чудовища Калибана, не имеющая никакого представления о мужчине, встречается с прекрасным молодым человеком, – и только кисть Шекспира могла нарисовать такую дивно верную картину развивающегося чувства любви в девственном сердце юного, прекрасного, младенчески простодушного существа!..»
Умри – лучше, наверное, и не скажешь! Что же до филологических тонкостей англоязычного либретто Мередит Оукс, то этот вопрос по своей сути, конечно же, весьма узкоспециальный и остающийся за рамками настоящих заметок. Но что касается музыки Томаса Адеса, на то она и музыка, что ее язык интернационален. Именно это обстоятельство и склоняет назвать оперную партитуру «Бури» какой угодно музыкой, но только не оперной, ибо в опере, прежде всего, принято петь: вокал в опере – это ее душа, а без души этого чрезвычайно условного, но такого эстетически прекрасного музыкального жанра попросту не существует. «Буря» Адеса – это ураган, который мы неосторожно впустили в себя, ибо он сметает всё на своем пути, сжигая мосты за собой… Так что определенно не до музыки тут, а главное, – не до волнующего слушательскую душу оперного пения…
Фото: Anne Deniau, Ken Howard / Metropolitan Opera