Московская премьера диптиха оперных мифов на Большой Дмитровке
Мартовскую премьеру оперного диптиха на Малой сцене Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко – «Сказания об Орфее» (1932) Альфредо Казеллы и «Ариадны» (1958) Богуслава Мартину – не иначе как сенсацией не назвать. И откровение новой продукции основано на сюрреализме оперного прочтения известных древнегреческих мифов, в каждом из которых главный герой, убивая свою любовь, фактически убивает и себя.
Орфей, уже по своей вине окончательно теряя возвращенную ему Плутоном Эвридику, отрекаясь от любви, проклинает весь женский род, за что и оказывается растерзанным вакханками. Тезей, которому предназначено взять Ариадну в жены и сразиться с Минотавром, попадает в интеллектуальную ловушку: чудовище, принимающее облик влюбленного Тезея, уверено, что Тезей-воин победить его, то есть убить самого себя, не сможет. Но Тезей непреклонен, и вот уже Минотавр сражен им.
А дальше начинается самое интересное. С целью достичь музыкально-театральной общности стилистически разноплановых опусов, режиссер-постановщик обеих одноактных опер Екатерина Василёва (первая звучит меньше сорокá минут, вторая – чуть дольше) сюрреализм мифа об Ариадне в той версии, в какой он представлен в либретто, усиливает еще больше. После поединка с Минотавром Тезею, убивающему лишь свою любовь, но не себя, и оставляющему Ариадну плакать на Крите почти девять минут до окончания оперы, в принципе, ничто не мешает вернуться со своими спутниками в Афины. Но в спектакле Тезей-воин, всё-таки «реально убивая себя» после того, как весьма эффектно перерезает путеводную нить Ариадны, уходит в небытие, то есть умирает. А убитого «влюбленного Тезея», успевшего стать мужем Ариадны, его друзья как раз и доставляют на родину.
Оба трагических финала диптиха решены чрезвычайно эффектно, а пространство мифов, универсальных во все времена, в обеих операх стилизовано под созерцательную абстракцию лабиринта жизни, выхода из которого нет, но зато каждому попавшему в него с момента рождения до момента смерти уготовано пройти свой собственный путь. Орфей с Эвридикой блуждают по лабиринту камней во владениях дриад и вакханок, а также в загробном царстве Плутона. Тезей с Ариадной «прописаны» в геометрически жестком, колючем пространстве линий, лучей и острых углов, символизирующем лабиринт Минотавра в Кносском дворце на Крите. Во всём этом органичное единство режиссерского замысла ощущается и со сценографией Александра Арефьева, и с постановкой света Александра Романова, и с костюмами Марии Чернышёвой: в первой части диптиха никаких этнических отсылок к Древней Греции не наблюдается, но во второй в костюмах уже проступают минималистские намеки.
И это не прихоть постановщиков, а отражение сущности самой музыки, написанной в разные периоды прошлого столетия. Мировая премьера «Сказания об Орфее» Альфредо Казеллы, одного из наиболее влиятельных творцов итальянской музыки первой половины XX века, состоялась в Театре Гольдони в Венеции 6 сентября 1932 года. Неоклассицистские искания этой партитуры, созданной на либретто Коррадо Паволини по одноименной пьесе Анджело Полицано, примата ее этнического аспекта не выявляют. Однако музыке присуща и эмоциональная страстность итальянского веризма, и очарование гармонической звукописи французского и даже русского импрессионизма.
В совершенно иную эстетику погружает стилизованно-тонкое необарокко Богуслава Мартину, взывающее к истокам старинных музыкальных эпох, но при этом абсолютно свежее, первозданное по форме и лаконизму письма. Чех по происхождению, свою этнически колоритную и глубоко философскую «Ариадну» композитор создал на собственное французское либретто по одноименной пьесе Жоржа Невё, а мировая премьера этой оперы состоялась в Германии уже после смерти автора – в Рурском музыкальном театре Гельзенкирхена 6 марта 1961 года.
Обе нынешние постановки подчеркнуто современны, драматургически цельны и при намеренном аскетизме визуального ряда поразительно зрелищны. С таким пронзительным материалом встречаться на отечественной оперной сцене не приходилось давно, и дирижер Мария Максимчук, музыкальный руководитель проекта, необычайные красоты и богатые психологические смыслы обеих партитур раскрывает эмоционально чувственно, азартно, с подкупающим апломбом большого и тонко чувствующего музыку художника. В лице хормейстера Александра Рыбнова при создании картины коллективно-целостного хорового звучания обеих партитур дирижер находит абсолютно полного единомышленника.
Феноменальному успеху российской премьеры итальянско-французского оперного диптиха способствуют и достойные вокальные работы. Партия Эвридики – небольшая, но в ней запоминается Мария Макеева. Арестеем – пастухом, спасаясь от притязаний которого, по неосторожной случайности гибнет укушенная змеей Эвридика, – предстает Евгений Поликанин, в роли грозного Плутона занят Дмитрий Степанович. Наиболее значимые партии первой части диптиха – Орфей и, как ни странно, Дриада/Вакханка. Их замечательно проводят Евгений Либерман и Ирина Чистякова.
В раскладке вспомогательных ролей второй оперы – Роман Улыбин (Минотавр), Максим Осокин (Старик) и Артём Сафронов (Бурун). В этом опусе Старик – полномочный распорядитель острова, глашатай смертей и свадеб. Бурун – друг Тезея, не выносящий промедления поединка с Минотавром: в то время, как Тезей пребывает в неге любви с Ариадной, Бурун берет удар на себя, и битва с чудовищем становится для него последней. Хорош весь состав певцов, но особенно впечатляют Илья Павлов (Тезей) и Ольга Луцив-Терновская (Ариадна): центральный дуэт протагонистов и финальный плач покинутой Ариадны – номера, западающие в душу наиболее сильно.
Автор фото — Олег Черноус
