Малеровский проект Александры Дурсеневой
«Малер. По краю Вечности» — именно такое философское название получил новый проект Александры Дурсеневой, премьера которого состоялась 25 марта нынешнего года в Москве на сцене Малого зала концертно-театрального комплекса «Зарядье». В компактное нон-стоп действо — продолжительностью около часа — вошли вокальный пятичастный цикл композитора «Песни об умерших детях» («Kindertotenlieder») для голоса и оркестра на слова Фридриха Рюккерта (1788–1866) и финальная — шестая — часть «Прощание» («Der Abschied») из симфонии-кантаты «Песнь о земле» («Das Lied von der Erde») для двух певцов-солистов и оркестра на стихи китайских поэтов эпохи Тан. Они взяты из сборника немецких переводов Ханса Бетге (1876–1946) под названием «Китайская флейта» (1907).
В условиях камерного зала оба вокально-симфонических произведения прозвучали в сопровождении фортепиано, партию которого изумительно масштабно — психологически глубоко и эмоционально рельефно — провел Владимир Слободян: этот исполнитель своим мастерством едва ли не заменил целый оркестр! В «Песне о земле» фортепиано задумчиво дополнялось арфой: ее партию взяла на себя Татьяна Осколкова. «Малеровская симфония» всего проекта оказалась в профессионально надежных руках, а мощное, проникновенно чувственное звучание голоса его музы Александры Дурсеневой, словно идущее из высей космоса и глубин самóй земли, предстало академически стильным, ароматно терпким, завораживающим, точно выдержанным в педантичных традициях «стального» немецкого романтизма. И на финальном этапе под его эпохой просто гениально подвел черту Малер!
Вокальный цикл и финал симфонии в песнях, очень близкой по форме к вокальному циклу, соединились в этом проекте явно не случайно. «Песни об умерших детях» были начаты композитором еще в 1901 году (первая, третья и четвертая части), но оставшиеся номера были созданы лишь в 1904-м, и музыкальная экспликация боли и света, которая проступает в трагической тематике цикла, к личным обстоятельствам жизни композитора никакого отношения не имеет. Трагедия, смерть его пятилетней дочери, случится позже – в 1907 году. А впервые цикл прозвучал в Вене 29 января 1905 года под управлением автора, и в качестве солиста выступил тогда немецкий баритон Фридрих Вайдеман.
Звучание в этом сочинении альтового тембра (меццо-сопрано и контральто) давно уже стало весомой — и абсолютно самодостаточной! — альтернативой, и всецело убедить в этом смогла в свой черед и наша героиня. Обладая голосом с пьянящими тембрами чувственной контральтовой фактуры, в подсознательную, трансцендентально-сакральную сферу музыки меццо-сопрано Александра Дурсенева увлекала настолько необычно и первозданно, так властно и убедительно, что думалось лишь одно: форманта низкого женского голоса для этого опуса и есть весьма точное — едва ли не единственно верное! — попадание в десятку…
В ту же альтернативу (в противовес баритональному прочтению) слух органично легко погрузился и в «Прощании» из «Песни о земле». Свою симфонию-кантату Малер завершил в 1909 году (уже тогда, когда его упомянутой выше дочери не было в живых), но мировая премьера состоялась в Мюнхене 20 ноября 1911 года лишь после смерти автора (ее провел дирижер Бруно Вальтер). И в этом смысле мотивация личных жизненных обстоятельств Малера — лишь винтик в идее театрального соединения двух его опусов. Если же к «Песни о земле», Девятой симфонии (последнему законченному сочинению, появившемуся после симфонии-кантаты) и незаконченной Десятой симфонии относиться как к прощальной трилогии композитора, то соединение финального света пятой части «Песен об умерших детях» («В такое ненастье» / «In diesem Wetter») с «Прощанием» из «Песни о земле» рождает очень емкий и психологически значимый символ продолжения света.
Болевые точки, расставляемые Малером в «Песнях об умерших детях», в финале цикла выводят к катарсису надежды и света, и продолжением этого катарсиса в обсуждаемом проекте как раз и становится «Прощание» из «Песни о земле». Оно составлено из двух стихотворений разных поэтов — «В ожидании друга» (Мэн Хаожань) и «Прощание с другом» (Ван Вэй). Последние строки дописаны Малером, и музыкальный настрой этой части проекта также развивается от мрака трагедии к свету надежды. В рамках симфонии-кантаты ее финал «Прощание» возвращает к фундаментальным образам произведения — к одиночеству и смерти. Но ведь то же самое наблюдается и в инновационном режиссерском соединении обсуждаемого проекта!
Автору этой идеи — режиссеру-постановщику Михаилу Елисееву — в действенном творческом тандеме с хореографом-постановщиком Марианной Рыжкиной, сценографом Ириной Долговой и дизайнером видеопроекционного ряда Анастасией Андреевой удалось, с позволения сказать, пройти сквозь стену чистой музыкальной абстракции так, что ее визуальные образы стали простыми и понятными, прозрачными и легко считываемыми. При оптимальном и весьма эффективном минимуме театрально-выразительных средств история тяжелых утрат, непростых отношений и проблемы одиночества двух любящих супругов (Он — артист театра и кино Владимир Кошевой, Она — артистка балета Марианна Рыжкина) предстает как музыкальное, хореографическое и драматическое действо, каждая составляющая которого важна наравне с другими.
Космическим синкретизмом музыки Малера определяется и синкретизм театра. Он выстраивается на наших глазах как интеллектуально тонкий психологический этюд: черно-белая аллюзия здесь и сейчас на тему любви и смерти мощно захватывает выверенной с точностью до миллиметра графичностью мизансцен, хореографической пластики и сценографического антуража. Ничего лишнего на сцене нет, но всё самодостаточно. Сцену разделяет пополам черно-белая конструкция, похожая на парус, черная стрела которого «выстреливает» под колосники в полном созвучии с трагичностью сюжетного момента. Основание сей легкой, но кажущейся фундаментальной конструкции ассоциируется еще и с семейным очагом – с домом, в который пришла беда, с домом, в котором когда-то было не только одно лишь черное, но и белое. Слева от «очага-паруса» – черный рояль, арфа, исполнители-инструменталисты и певица-солистка, которая на правах Музы этого дома наполняет его не только светом радости, но и скорбью — светом печали и утраченными, некогда счастливыми иллюзиями, то и дело возникающими в сознании обитателей дома.
Справа — пространство дома, предстающего философским порталом во внешний мир, в космос человеческого бытия. Именно так заставляют думать меняющиеся по ходу действа видеопроекции, взывающие к тому, что для обитателей дома так тяжело переживать, но что для них свято и дóрого будет всегда. Свет былых воспоминаний заставляет супругов жить дальше, хотя и кажется, что с завершением цикла «Песни об умерших детях» трещина в их отношениях во время «Прощания» лишь только растет. И всё же финальное единение, позволяющее заново обрести себя и жить дальше даже с болью такой тяжелой утраты, побеждает. Перед трагедией смерти бессильны мы все, но в данном случае это победа жизни над жизнью, разломленной надвое болью невосполнимой утраты. Через боль, через препарирование душевных выплесков в этом спектакле мы проходим путь к катарсису просветления и душевного умиротворения.
Он и Она в исполнении Владимира Кошевого и Марианны Рыжкиной — потрясающие пластические и мимические образы, но Владимир Кошевой предстает также и мастером художественного слова. Вокальную музыку Малера, звучащую на немецком языке, он предваряет, донося до нас ее поэтические смыслы на русском, так что наше погружение в музыкальный материал оказывается еще более основательным, еще более доступным и обволакивающим слух. Астральная связь Чтеца с Музой, приписанной к его сценическому дому, очевидна. И тот, и другая на вербальном уровне несут в зрительный зал один и тот же массив информации, но по-разному. Каждый несет ауру трагедии по-своему, но каждый делает это изумительно профессионально! Связь Чтеца с Музой обозначается в спектакле и посредством пластической мизансцены: лишь один раз покидая свою половину сцены, олицетворяющей дом, Чтец оказывается на половине Музы, но этого вполне достаточно, чтобы космос вселенской трагедии, переживаемой любящими друг друга индивидуумами, обрел важное визуальное наполнение и логически предопределенное подтверждение.
При этом астральная связь супругов — Его и Ее — передается не только через пластику мизансцен и «говорящую» хореографию, но и через визуализацию на видеопроекционном экране. Это, в первую очередь, обширный видеоряд старинных фотографий, на которых запечатлена идиллия семейного счастья родителей и детей — больших и малых планет безбрежного человеческого космоса. Но ближе к финалу спектакля в этом анимационном ряду возникает персонализация, созданная под «семейную ячейку» сценических героев, и финальный кадр под названием «Он и Она» — всепобеждающее торжество любви и жизни!
Фото предоставлены пресс-службой МКЗ «Зарядье»
