Twelve
Одноактный хореографический спектакль. Композитор Б. Тищенко, сценарист (по одноименной поэме А. Блока) и балетмейстер Л. Якобсон, художник Э. Стенберг, дирижер И. Блажков.
Премьера состоялась 31 декабря 1964 года в Ленинградском театре оперы и балета имени С. М. Кирова (Мариинский театр).
1917 год. Ночной Петроград.
Черный вечер,
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Вьюга революции сметает с земли обитателей «старого мира». Генерал, барыни в каракуле, старушка, поп, уличные девицы. Поэт, проклинающий новый порядок.
Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
Сквозь метель — революционный патруль.
Идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни,
Кругом — огни, огни, огни...
В зубах — цигарка, примят картуз,
На спину надо б бубновый туз!
Среди них Петруха — бесшабашный парень, нетерпеливо жаждущий чего-то «нового». Появляется Катька. Ей бы погулять вволю!
Кабак. Катька пляшет, завлекает Ваньку. В пьяном угаре они уносятся на ямщике наперекор вьюге, навстречу своей судьбе.
Патруль продолжает свой ночной дозор:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
В них врезается лихач. Ванька и ямщик убегают.
А Катька где? — Мертва, мертва!
Прострелянная голова!
Петр с ужасом и отчаянием смотрит на убитую им девушку.
Загубил я, бесталанный,
Загубил я сгоряча... ах!
Красногвардейцы торопят. Им чуждо смятение и раскаяние героя.
Что ты, Петька, баба что ль?..
— Над собой держи контроль!
Товарищи вздымают его, как распятого, и уносят с собой. Музыка смолкает, в тишине слышен мерный ритм шагов. Невидимый марш сотен людей по площадям.
В финале красногвардейцы, затянутые в красные трико, уже становятся символом. Они прокладывают путь через пургу и метель в светлое будущее.
Только такой отчаянный новатор, как Леонид Якобсон, мог решиться на сочинение хореографического спектакля, вдохновленного гениальной поэмой Александра Блока. Ведь надо было не только выстроить сценарную драматургию, но и создать убедительный пластический язык для реализации темы, столь далекой от балетных канонов, да еще выраженной в поэтической форме. Непросто обстояло дело и с «идейностью» нового сочинения. Как известно, поэму «Двенадцать», написанную в 1918 году, прокляли бывшие друзья поэта, оказавшиеся по другую сторону баррикад. Новая власть поначалу активно приветствовала «гимн революции». Однако с годами в советском литературоведении оценки поэмы стали, мягко говоря, сдержанными, прежде всего с так называемой «идейной» стороны. Смущал и яркий показ стихийной природы революции, а главное — финал поэмы. Во главе красногвардейцев «в белом венчике из роз / впереди Иисус Христос» !?
И хотя 1960-е годы в советском искусстве именовали «оттепелью», обстановка в Кировском театре к 1963/64 годам не способствовала талантливым поискам. Хореографу удалось заполучить в соавторы молодого, но уже известного композитора Бориса Тищенко и известного театрального художника Энара Стенберга. Его декоративный задник был лаконичен: снежные вихри, несколько фонарей. Контраст белого и черного цвета первой картины напоминал графическую манеру Юрия Анненкова — первого иллюстратора поэмы «Двенадцать». Любопытно, что в театре для нового спектакля не нашлось дирижера, — пришлось пригласить из Филармонии знатока современной музыки Игоря Блажкова.
Якобсон не решился на блоковский финал спектакля, отбросив уже готовую музыку. Зато балетмейстер создал пластический образ беспощадной вьюги. Гонимые «бывшие» и яростные победители. И между ними двое героев. В озорном танце Катьки ощущалась не только ее вульгарная неуемность, но и тоска по лучшей жизни. Для этой партии хореограф пригласил не классическую балерину, а характерную танцовщицу, и Нонна Звонарева запомнилась всем видевшим спектакль. Первоклассный танцовщик и будущий хореограф Игорь Чернышев — еще одно безусловное попадание в образ. Его Петруха менялся на глазах: от бездумной грубости и неоправданной ревности — через убийство — к нравственным мукам реквиема-плача над телом Катьки. И через катарсис повзрослевший юноша утверждался в своем революционном призвании. В финале герой растворяется в едином строю.
Когда Кировский театр заказал Борису Тищенко музыку к балету «Двенадцать» композитору не было и 25 лет. Он еще учился в аспирантуре Ленинградской консерватории у Дмитрия Шостаковича, в его творческом багаже была симфония, фортепианный концерт и ряд менее крупных сочинений. Ныне, оглядываясь на громадный список сочинений маститого композитора, нельзя утверждать, что партитура, навеянная стихами Блока, занимает там одно из центральных мест. Но это был непростой экзамен для начинающего музыканта, и он его выдержал достойно.
Приведем отзыв известного балетоведа Веры Красовской: «С почти зримой наглядностью показал Тищенко образы старого мира, разгоняемые ветром революции. В их пестроте и острой характерности в то же время оттенок призрачности. Хаосу рушащегося мира противопоставлен образ двенадцати — сначала тоже хаотичный, но постепенно обретающий цельность. Важное место в музыкальной драматургии занял образ Катьки. На первый взгляд, он не во всем близок образу Катьки из поэмы Блока. Но он связан прочными нитями с образом женщины в поэзии Блока вообще <...> Финал „Двенадцати" Тищенко — мечта об идеальной гармонии, мечта возвышенная и чистая, подсказанная духом поэзии Блока».
Как уже говорилось, хореограф купировал музыкальный финал, а также сократил монолог Петрухи над телом Катьки. К счастью, это не испортило творческого содружества Тищенко и Якобсона. В 1972 году ими был осуществлен уже в труппе «Хореографические миниатюры» еще один балет на революционную тему «Симфония бессмертия».
Сценическая жизнь этого необычного спектакля была недолгой. Как бы в насмешку, его премьеру показали под Новый год. Немногие зрители смогли преодолеть свое предпраздничное оживление и проникнуться трагедийном пафосом увиденного. Но, как нередко бывает в хореографическом театре, казалось бы, промелькнувший спектакль оказал влияние на творческие поиски следующего поколения. Свободная пластика Якобсона стала глотком чистого воздуха в разреженной атмосфере классического эпигонства. У мастера не было учеников, но немногие советские балетмейстеры второй половины двадцатого века избежали влияния его творчества. В 1976 году уже после смерти Леонида Якобсона спектакль перенесли в созданную им труппу «Хореографические миниатюры».
А. Деген, И. Ступников
