Торжественно открытый чуть более года назад Московский международный дом музыки набирает обороты в своей деятельности. Художественному руководителю нового музыкального центра столицы Владимиру Спивакову за весьма небольшой срок удалось привлечь под своды «хрустального цилиндра» на Космодамианской набережной весьма именитых исполнителей – это и звёзды вокала, такие как Джесси Норман, Мария Гулегина или Кири Те Канава, и столичные театральные коллективы (среди них знаменитые «Геликон-опера» и «Табакерка»), и известные инструменталисты, и артисты драматических театров (в то время как ваш покорный слуга внимал музам в Камерном зале, в Театральном царил несравненный Василий Лановой). Три зала Дома музыки – Большой имени Е.Ф.Светланова, Камерный и Театральный представляют широкие возможности для формирования многогранного культурного контекста.
В минувшее воскресенье в Камерном зале (на наш взгляд, наиболее удачном из трёх, и, прежде всего, акустически) прошёл первый из пяти концертов абонемента «Гармонии стиха неведомые тайны», в котором планируется выступление с камерными программами молодых московских и петербургских вокалистов, уже ярко заявивших о себе на столичных оперных сценах. В перспективе обещаны Хибла Герзмава, Екатерина Семенчук, Ольга Трифонова и Даниил Штода.
Цикл открылся выступлением, пожалуй, самой маститой из пятёрки протагонистов, солистки Большого театра Ирины Долженко. Для отечественного, особенно московского меломана певица в особых представлениях не нуждается – почти весь, за редким исключением, меццо-сопрановый репертуар первой сцены страны лежит на её хрупких плечах. Являясь солисткой Большого уже восемь лет, Долженко особенно выдвинулась при Александре Ведерникове, участвуя в премьерных спектаклях последних сезонов – «Силе судьбы», «Адриенне Лекуврёр», «Снегурочке», «Руслане и Людмиле», «Мазепе», значительно потеснив звёзд более старшего поколения, таких как Нина Терентьева или Татьяна Ерастова.
Свой камерный рецитал Долженко полностью посвятила русской музыке – Глинка, Чайковский, Рахманинов. Выбор в какой-то степени неожиданный, поскольку, несмотря на то, что певица исполняет немало партий в русских операх, успех и признание публики ей принесли (и в России, и в Европе) прежде всего роли итальянского репертуара – Амнерис, Адальжиза, Принцесса Буйонская. Но сама манера пения Долженко – предельно открытая, эмоциональная, скорее чувственная, чем интеллектуальная, в основе своей, конечно же, русская.
О том, что пение в опере или даже исполнение оперных арий на концерте и пение камерной программы, не одно и то же – написано давно и немало. Каждый певец решает эту задачу сообразно своему творческому методу и душевному складу – кто-то стремится придерживаться раз и навсегда избранной узкой специализации, кто-то пытается состояться на обоих направлениях, и нередко такие попытки небезуспешны. Ирина Долженко подходит к разгадке этого ребуса по-своему, выбирая стиль и манеру, в наибольшей степени соответствующие её творческой индивидуальности и внутреннему содержанию.
Она не старается спрятать звук, не мельчит его, не облегчает искусственно – ни на минуты не возникает сомнение, что перед вами не солистка Большого театра, представительница большого оперного стиля. И в то же время - это как раз тот случай, когда найдена столь ценная золотая середина, позволяющая демонстрировать все красоты собственно голоса, не делая это, тем не менее, самоцелью. Красоты эти строго подчинены раскрытию тайн и богатств вокальных миниатюр – как музыкальных, так и поэтических. У Долженко богатый и послушный инструмент. Три регистра её голоса – чёрного бархата контральтовый низ, золотая насыщенная середина и багряно-огненный свободный верх хорошо сочетаются (быть может, крошечный изъян можно углядеть лишь в переходе от среднего к нижнему регистру, где встречается пара слегка как бы придавленных нот), позволяя использовать каждое из его качеств для более полного проникновения в сущность создаваемых образов. Но технология совершенно не превалирует в пении Долженко – эмоциональный накал, распахнутость чувств, буря страстей, а там где это необходимо тихая, потаённая грусть – вот что выходит на первый план и делает выступление певицы настоящим событием.
Первый же исполненный романс – «Не искушай меня без нужды» стал без преувеличения шедевром. Просто, безыскусно, задушевно. Вообще Глинка (было спето шесть романсов, а также на бис хрестоматийный «Жаворонок») получился на редкость искренним. Не берусь судить о пресловутой аутентичности исполнения и утверждать, что именно так романсы первого русского классика пели в позапрошлом веке, скажем, Анна Петрова-Воробьёва или Дарья Леонова, но что смысловые интонации угаданы и переданы верно, за это поручиться можно. Романсы Чайковского в целом вышли слабее, хотя нельзя сказать, что планка была снижена: просто чувства получились более трафаретными, прямолинейными, без подтекста. Традиционными, но без какого-то яркого личностного начала. А вот миниатюры Рахманинова – короткие эскизы-настроения – прозвучали свежо и как раз очень индивидуально окрашено. Но более других запомнились в исполнении певицы два – «Пред иконой» на стихи Голенищева-Кутузова и «О, не грусти» на стихи Апухтина: здесь степень пропущенного через себя ощущалась чрезвычайная. Не утверждая и не предполагая ничего конкретного, думается, что самой Ирине Долженко выпало на долю, по крайней мере, однажды «молить Спасителя о невозможном» - иначе не было бы в её пении такой глубинной безысходности и мертвенной, сковывающей душу печали.
