Nikolai Fadeyechev
На экране крупным планом лицо Хозе с молящим взглядом. Мольба не о пощаде, мольба — бесслезный мужской плач о конце жизни. Не только Кармен, которую он только что убил, но и своей, исковерканной и теперь уже не нужной. Кадр из фильма «Балерина», запечатлевший «Кармен-сюиту» с Майей Плисецкой и Николаем Фадеечевым, — урок мощного актерского мастерства. Без всяких скидок на балетную условность. Этот леденящий душу взгляд Хозе вдребезги разбивает все обвинения «Кармен» Альберто Алонсо в эротике. Какая эротика? Высокая трагедия героя, готового отвечать не перед людьми, а перед собой и собственной судьбой. Трагическая тема судьбы сопровождает практически все созданные Николаем Фадеечевым образы, становясь основой даже самых лирических его творений.
...Время не было благосклонно к Фадеечеву — дебюты пришлись на смену балетных формаций. Он не смог примкнуть к «драмбалету», уже сдававшему свои права, и всего на несколько лет обогнал поколение виртуозов: Васильева, Лавровского, Владимирова, Лиепы, призванного Юрием Григоровичем для утверждения новой эстетики. Фадеечева невозможно назвать ни танцовщиком Григоровича, хотя он и был Данилой в «Каменном цветке», ни танцовщиком Лавровского, хотя его Ромео легко вошел в контекст спектакля. Случались и иные встречи: в «Лауренсии» — с Вахтангом Чабукиани, в «Асели» — с Олегом Виноградовым, в «Прелюдии» — с Наталией Касаткиной и Владимиром Василевым, в «Спартаке» — с Игорем Моисеевым. Каждая из ролей сложилась, но не «проросла» в схему творческого союза: хореограф и его артист. От Фадеечева это не зависело — спектакли мелькнули как кометы на небосводе балетного межсезонья.
Время определило великому артисту иную миссию — сохранить классические традиции. Не только сохранить (уже одно это позволило бы остаться в веках), но провести тему романтического героя по-своему, вдохнуть жизнь и движение в каноны подуставшего и закосневшего балетного академизма. Его Альберт и Зигфрид, Дезире и Юноша, Голубая Птица и Жан де Бриен избежали банальных чувств, стали живыми, ранимыми и страдающими. Из отвлеченных абстракций (самые талантливые предшественники сбрасывали маску только в моменты вариаций-реприз) превращались в конкретных людей. Бесполых инфернальных балетных красавцев Фадеечев наделил мужским характером и вывел в мир драматического искусства. Благодаря редкому дару танцовщика — мыслить на сцене, он был всегда органичен и владел искусством перевоплощения. И еще — сдержанная, но мощная природа его темперамента, способность передавать музыку движением обеспечивали долгое актерское дыхание, которого хватало на то, чтобы в нюансах провести партию-роль от экспозиции к финалу.
Абсолютный слух к классике, в которой он искал и находил вечное, позволил Фадеечеву по старым лекалам скроить новые образцы, которые и современники, и последователи приняли за эталон. По этим образцам, легко перекинувшим спасительный мостик от прошедших веков в будущее, весь мир «обновил» балетную традицию мужского классического танца. Английские критики ахнули: для этих странных русских Альберт — живой человек, может быть, даже главное действующее лицо балета. На дворе был 1956 год, памятный гастролями Большого театра в Лондоне, на которых
23-летний Николай Фадеечев впервые выступил в «Жизели» с Галиной Улановой. Аккомпанируя и оппонируя самой совершенной из великих улановских героинь, он был рядом и естественным, и убедительным. Легендарная балерина жалела, что Фадеечев не станцевал с ней ни «Лебединое озеро», ни «Спящую красавицу», — вновь досадно развело время. Фадеечев танцевал с Улановой только два балета, которые оставались в ее репертуаре, — «Жизель» и «Шопениану». Галина Сергеевна признавалась: «У меня было много партнеров, но, пожалуй, самые чуткие руки были у Фадеечева». Он оказался идеальным кавалером не только для Улановой, чьи переливы настроения были импрессионистcки легки, как ветерок в кудрявой роще, но и для Майи Плисецкой, чей темперамент казался сродни океаническим бурям.
В сцене сумасшествия «Жизели» лицо Альберта — Фадеечева передавало невероятные муки и терзания. То был зачин темы внутреннего страдания, которое выйдет наружу из-под солдатской выправки в Хозе, а позднее — выбьется из-под фрачной пары Каренина. Роль в балете «Анна Каренина» оказалась последней из созданных Николаем Фадеечевым, до обидного рано — еще до сорока.
Каждый спектакль, исполненный Фадеечевым, становился этапным. И по исполнительской интерпретации, и по масштабу актерского письма, соразмерному изображаемой эпохе. В его Дезире торжествовал блистательный галантный век; сдержанным дыханием рыцарского средневековья веяло от Жана де Бриена; Принц в «Щелкунчике» доказывал, что в сказки стоит верить; в Альберте оживала романтическая традиция пушкинского, русского толка. Фадеечеву было ведомо, что такое маленький штрих, пластический нюанс: как точен может быть невысокий арабеск — точнее, чем поза, вздыбленная на максимальную высоту, какая гамма эмоций кроется в спокойной походке, движении кисти и даже статичном положении.
Ничего не сказано о технике, но по отношению к Фадеечеву техника — аксиома, она была уникальной. Мягкое плие и плавная кантилена движений; легкий прыжок, уникальный баллон, туры, которые он без усилий делал в разные стороны. Раритетные черты классического чистописания сохранял его танец даже в последние годы карьеры, когда автору этих строк посчастливилось видеть Николая Борисовича на сцене.
Фадеечев подбирал тайный код из нюансов и деталей к каждой роли, как сегодня — к каждому ученику. На спектаклях своих подопечных он присутствует неизменно, и капельдинеры, ставя стул в проходе, предупреждают фотографов: «Не мешайте Николаю Борисовичу». Мне нравится наблюдать, как достойно и естественно Николай Борисович входит в зал, пропуская устремленные к нему взгляды, и как внимательно следит за танцем учеников, равно сопереживая всем, кто ведет жизнь на сцене. «В его характере не было никакой зависти. Коля Фадеечев танцевал со мной больше 20 лет и никогда не завидовал ни моему успеху, ни успехам других», — говорит Майя Плисецкая. Он, сделавший своих героев концептуальными, никогда не объяснял созданное — попробуйте, найдите развернутое интервью с Николаем Фадеечевым. Оказывается, вклад не только в российскую историю, берите шире — в мировую, может не зависеть от публичности как образа жизни.
Елена Федоренко
