Фигнер Николай Николаевич (9 (21) II 1857, Мамадыш Казанской губ. — 13 (26) XII 1918, Киев) — русский певец (лирико-драматический тенор).
Окончил Морской кадетский корпус в Петербурге (1878), служил во флоте, в 1881 вышел в отставку в чине лейтенанта. В 1879 недолго занимался в Петербургской консерватории у В. М. Самуся; брал также уроки пения у И. П. Прянишникова и Ж. Эверарди (жены К. Эверарди). Совершенствовался в Италии у Ф. Ламперти, Э. де Роксаса и др. педагогов. В 1882 дебютировал в Неаполе (в операх Гуно «Филемон и Бавкида» и «Фауст»). В 1882–87 с успехом гастролировал в странах Западной Европы и Южной Америки.
В 1887 дебютировал в партиях Радамеса; Фауста; Рауля: («Гугеноты») на сцене Мариинского театра в Петербурге, где он работал до сезона 1903/04. Затем выступал на частных оперных сценах в разных городах России, в московском Большом театре, в собственных антрепризах (Нижний Новгород, Тбилиси), а также в концертах. В 1907 вернулся в Мариинский театр, где в том же году состоялся его прощальный бенефис (пел партию Ромео в опере «Ромео и Джульетта» Гуно).
В 1910–15 солист, художественный руководитель и директор оперной труппы Петербургского народного дома (под его руководством поставлены оперы «Борис Годунов», «Снегурочка», «Князь Игорь»). Стремясь к высокой постановочной культуре спектакля, к слаженности сценического ансамбля, привлёк к работе в труппе известного режиссера А. А. Санина. В 1915 оставил сцену, занялся педагогической деятельностью. В 1917 поселился на Украине, в 1918 преподавал в Киевской консерватории (вёл оперный класс).
Творчество Фигнера — яркая страница в истории русского оперного театра. Его голос не отличался красотой и силой (был несколько суховатого тембра), однако благодаря великолепной вокальной школе Фигнер был первоклассным певцом. Он в совершенстве владел искусством бельканто: широким, свободным дыханием, превосходным mezzo voce, филировкой, тончайшими градациями звука от легкого piano до мощного forte, кантиленой. Он умел формировать и разнообразить тембры, придавать голосу то мягкость и нежность, то суровость и мужество. Его пение отличали точность интонации, гибкость и изящество фразировки, отчётливая дикция.
Фигнер уделял большое внимание не только вокальной стороне партии, но и её сценическому воплощению. Экспрессивность, яркий темперамент сочетались в его исполнении с художественным тактом. Стремясь к правдивому раскрытию образов, Фигнер, однако, не был свободен от оперных штампов. Певец не достигал полного перевоплощения, он подчёркивал лишь преобладающую черту создаваемого образа.
Фигнер был первым исполнителем многих партий в русских операх, в т. ч. Германа (1890, разучивал партию под руководством П. И. Чайковского), Водемона (1892), Владимира Дубровского (1895). Долгое время был лучшим Ленским (до созданного Л. В. Собиновым классического образа Ленского). Среди других партий — Синодал, Самозванец, Иоанн Лейденский, Фра-Дьяволо, Хозе, Вертер, Альфред, Герцог, Лоэнгрин.
Дж. Верди высоко оценил исполнение Фигнером роли Отелло. Чайковский посвятил ему цикл романсов ор. 73. Фигнер перевёл на русский язык либретто ряда иностранных опер.
Литература: Двадцать пять лет славы в опере, сост. Фигнерист, СПБ, 1907, «Русская музыкальная газета», 1912, No 1 (посв. Ф.); Старк Э. (Зигфрид), Петербургская опера и её мастера, Л.-М., 1940; Левик С., Записки оперного певца. Из истории русской оперной сцены, М., 1955, 1962; Фигнер М., Брат и сестра, «Театр», 1964, No 1; H. H. Фигнер. Воспоминания. Письма. Материалы, Л., 1968; Гозенпуд A., Русский оперный театр XIX века. 1873–1889, Л., 1973; его же, Русский оперный театр на рубеже XIX–XX веков и Ф. И. Шаляпин. 1890–1904, Л., 1974.
А. П. Григорьева
Источник: Музыкальная энциклопедия, 1973—1982 гг.
Искусство этого певца сыграло важную роль в развитии всего отечественного оперного театра, в формировании того типа певца‑актера, который стал примечательной фигурой русской оперной школы.
Когда‑то Собинов, обращаясь к Фигнеру, писал: «Под чарами твоего таланта трепетали даже холодные, зачерствелые сердца. Эти минуты высокого подъема и красоты не забудет, кто хоть раз слышал тебя».
А вот мнение замечательного музыканта А. Пазовского: «Обладая отнюдь не замечательным по красоте тембра характерным тенором, Фигнер тем не менее умел волновать, порою даже потрясать своим пением самую разнообразную аудиторию, в том числе наиболее взыскательную в вопросах вокально‑сценического искусства».
Николай Николаевич Фигнер родился в городе Мамадыше Казанской губернии 21 февраля 1857 года. Сначала он учился в казанской гимназии. Но, не дав ему закончить там курса, родители отдали его в петербургский Морской кадетский корпус, куда он поступил 11 сентября 1874 года. Оттуда через четыре года Николай был выпущен гардемарином.
Зачисленный во флотский экипаж, Фигнер был назначен в плавание на корвете «Аскольд», на котором совершил кругосветное путешествие. В 1879 году Николая произвели в мичманы, а 9 февраля 1881 года его уволили по болезни со службы с чином лейтенанта.
Его морская карьера неожиданно прервалась при обстоятельствах не совсем обычных. Николай влюбился в бонну‑итальянку, служившую в семье его знакомых. Вопреки правилам военного ведомства Фигнер решил незамедлительно жениться без разрешения начальства. Николай тайно увез Луизу и обвенчался с ней.
Начался новый, решительно не подготовленный предыдущей жизнью этап в биографии Фигнера. Он решает стать певцом. Отправляется в Петербургскую консерваторию. На консерваторской пробе известный баритон и преподаватель пения И. П. Прянишников берет Фигнера к себе в класс.
Однако сначала Прянишников, затем знаменитый педагог К. Эверарди дали ему понять, что у него нет вокальных данных, и посоветовали отказаться от этой затеи. Фигнер, очевидно, был другого мнения о своем даровании.
За короткие недели учебы Фигнер приходит, однако, к определенному заключению. «Мне нужны время, воля и работа!» — говорит он себе. Воспользовавшись предложенной ему материальной поддержкой, он вместе с Луизой, которая уже ждала ребенка, уезжает в Италию. В Милане Фигнер надеялся найти признание у прославленных вокальных педагогов.
«Добравшись до Христофоровой галереи в Милане — этой певческой биржи, — Фигнер попадает в лапы какого‑то шарлатана из „профессоров пения“, и тот быстро оставляет его не только без денег, но и без голоса, — пишет Левик. — О его горестном положении узнает какой‑то заштатный хормейстер — грек Дерокзас — и протягивает ему руку помощи. Он берет его на полное иждивение и в шесть месяцев приготовляет к сцене. В 1882 году Н. Н. Фигнер дебютирует в Неаполе.
Начиная карьеру на Западе, Н. Н. Фигнер, как прозорливый и умный человек, ко всему внимательно приглядывается. Он еще молод, но уже достаточно зрел для того, чтобы понять, что на пути одного сладкоголосого пения у него даже в Италии может оказаться гораздо больше шипов, чем роз. Логика творческого мышления, реализм исполнения — вот те вехи, на которые он ориентируется. Он прежде всего начинает вырабатывать в себе чувство художественной меры и определять границы того, что называется хорошим вкусом.
Фигнер отмечает, что итальянские оперные певцы в массе своей почти не владеют речитативом, а если владеют, то не придают ему должного значения. Они ждут арии или фразы с высокой нотой, с концовкой, удобной для филирования или всяческих звуковых замираний, с эффектной вокальной позицией или каскадом соблазнительных по тесситуре звуков, но они явно выключаются из действия, когда поют их партнеры. Они равнодушны к ансамблям, то есть к местам, по существу, выражающим кульминацию той или иной сцены, и поют их почти всегда полным голосом, главным образом для того, чтобы их было слышно.
Фигнер вовремя понял, что эти особенности отнюдь еще не свидетельствуют о достоинствах певца, что они нередко вредны для общего художественного впечатления и часто идут вразрез с намерениями композитора. Перед его глазами стоят и лучшие русские певцы его времени, и созданные ими прекрасные образы Сусанина, Руслана, Олоферна.
И первое, что отличает Фигнера с начальных его шагов, — это необычная для того времени на итальянской сцене подача речитативов. Ни одного слова без максимального внимания к музыкальной линии, ни одной ноты вне связи со словом…
Вторая особенность фигнеровского пения — верный расчет света и тени, сочного тона и приглушенного полутона, ярчайших контрастов.
Как бы предвосхищая гениальную звуковую „экономику“ Шаляпина, Фигнер умел держать слушателей под обаянием чеканно произнесенного слова. Минимум общей звучности, минимум каждого звука в отдельности — ровно столько, сколько необходимо, чтобы певец был одинаково хорошо слышен во всех уголках зала и чтобы до слушателя доходили тембровые краски».
Не прошло и полугода, как Фигнер с успехом дебютировал в Неаполе в опере Гуно «Филемон и Бавкида», а через несколько дней — в «Фаусте». Его сразу заметили. Им заинтересовались. Начались гастроли по разным городам Италии. Вот только один из восторженных откликов итальянской прессы. Газета «Ривиста» (Феррара) в 1883 году писала:
«Тенор Фигнер, хотя и не обладает голосом большого диапазона, привлекает богатством фразировки, безупречной интонацией, изяществом исполнения и больше всего красотой высоких нот, которые звучат у него чисто и энергично, без малейшего усилия. В арии „Привет тебе, приют священный“, в отрывке, в котором он превосходен, артист дает грудное „до“ такое чистое и звонкое, что вызывает самые бурные аплодисменты. В трио вызова, в любовном дуэте и в трио финальном также были удачные моменты. Однако, поскольку средства его хотя и не безграничны, но все же предоставляют ему эту возможность, — желательно, чтобы таким же чувством и таким же подъемом были насыщены и другие моменты, в частности пролог, который требовал интерпретации более горячей и убедительной. Певец еще молод. Но благодаря уму и прекрасным качествам, которыми щедро одарен, он сможет — при условии тщательно подобранного репертуара — далеко продвинуться на своем пути».
После гастролей по Италии Фигнер выступает в Испании, совершает турне по Южной Америке. Его имя очень быстро стало широко известным. После Южной Америки следуют выступления в Англии. Так Фигнер в течение пяти лет (1882–1887) становится одной из заметных величин в европейском оперном театре того времени.
В 1887 году его уже приглашают в Мариинский театр, и на невиданно выгодных условиях. Тогда высший оклад артиста Мариинского театра составлял 12 тыс. рублей в год. Контракт, заключенный с четою Фигнер с самого начала, предусматривал оплату 500 рублей за спектакль при минимальной норме 80 выступлений за сезон, то есть составлял сумму 40 тыс. рублей в год!
К тому времени Луиза была покинута Фигнером в Италии, там же осталась и его дочь. В гастрольных скитаниях он встретился с молодой итальянской певицей Медеей Мей. С ней Фигнер и вернулся в Петербург. Вскоре Медея стала его женой. Супружеская пара образовала поистине идеальный вокальный дуэт, долгие годы украшавший столичную оперную сцену.
В апреле 1887 года он впервые вышел на сцену Мариинского театра в партии Радамеса и с этого момента до 1904 года оставался ведущим солистом труппы, ее опорой и гордостью.
Вероятно, чтобы увековечить имя этого певца, хватило бы и того, что именно он был первым исполнителем партий Германа в «Пиковой даме». Так известный юрист А. Ф. Кони писал: «Н. Н. Фигнер в роли Германа сделал удивительные вещи. Он понял и представил Германа как целую клиническую картину душевного расстройства… Когда я увидел Н. Н. Фигнера, я был поражен. Я поразился, до какой степени он верно и глубоко изобразил безумие… и как оно у него развивалось. Если бы я был профессиональным психиатром, я сказал бы слушателям: «Идите, посмотрите Н. Н. Фигнера. Он вам покажет картину развития безумия, которой вы никогда не встретите и не найдете!.. Как Н. Н. Фигнер все это играл! Когда мы смотрели налицо Николая Николаевича, на устремленный в одну точку взгляд и на полное безразличие к окружающим, за него становилось страшно… Кто видел Н. Н. Фигнера в роли Германа, тот мог по этапам проследить на его игре безумие. Тут сказалось его великое творчество. Я не был знаком в то время с Николаем Николаевичем, но потом имел честь с ним встречаться. Я спросил его: „Скажите, Николай Николаевич, где вы изучали сумасшествие? Читали книги или видели?“ — „Нет, не читал и не изучал, просто мне кажется, что это должно быть так“. Вот это интуиция…»
Конечно, не только в роли Германа проявилось его замечательное актерское дарование. Столь же захватывающе правдивым был и его Канио в «Паяцах». И в этой роли певец умело передавал целую гамму чувств, достигая на коротком отрезке одного акта огромного драматического нарастания, завершавшегося трагической развязкой. Сильнейшее впечатление оставлял артист в роли Хозе («Кармен»), где все в его игре было продуманно, внутренне оправданно и вместе с тем озарено страстью.
Музыкальный критик В. Коломийцев писал в конце 1907 года, когда Фигнер уже завершил свои выступления:
«За свое двадцатилетнее пребывание в Петербурге он спел очень много партий. Успех не изменял ему нигде, но особенно подходил к его артистической индивидуальности тот именно репертуар „плаща и шпаги“, о котором я говорил выше. Это был герой сильных и эффектных, хотя и оперно‑условных страстей. Типично русские и немецкие оперы в большинстве случаев удавались ему меньше. Вообще, если быть справедливым и беспристрастным, то следует сказать, что разнообразных сценических типов Фигнер не создавал (в том смысле, как создает их, например, Шаляпин): почти всегда и во всем он оставался самим собой, то есть все тем же изящным, нервным и страстным первым тенором. Даже грим его почти не менялся — менялись только костюмы, соответственно сгущались или ослаблялись краски, оттенялись те или другие подробности. Но, повторяю, личные, весьма яркие качества этого артиста очень шли к лучшим партиям его репертуара; к тому же не следует забывать, что сами эти специфически теноровые партии, по существу, своему, весьма однородны.
В операх Глинки Фигнер, если не ошибаюсь, не появлялся ни разу. Не пел он и Вагнера, если не считать малоудачной попытки изобразить Лоэнгрина. В русских операх бесспорно великолепен он был в образе Дубровского в опере Направника и особенно Германа в „Пиковой даме“ Чайковского. А затем это был несравненный Альфред, Фауст (в „Мефистофеле“), Радамес, Хозе, Фра‑Дьяволо.
Но в чем Фигнер оставлял поистине неизгладимое впечатление, так это в партиях Рауля в „Гугенотах“ Мейербера и Отелло в опере Верди. В этих двух операх он много раз доставлял нам громадное, редкое наслаждение».
Фигнер покинул сцену в расцвете своего таланта. Большинство слушателей считали, что причиной этого стал развод с женой в 1904 году. Причем виновата в разрыве была Медея. Фигнеру оказалось невозможно выступать вместе с ней на одной сцене…
В 1907 году состоялся прощальный бенефис Фигнера, покидавшего оперную сцену. «Русская музыкальная газета» в этой связи писала: «Его звезда взошла как‑то внезапно и сразу же ослепила и публику, и дирекцию, и, еще более того, высшее общество, благоволение коего подняло артистический престиж Фигнера на высоту, до тех пор неизведанную русскими оперными певцами… Фигнер ошеломил. Он пришел к нам если не с выдающимся голосом, то с удивительной манерой приспособить партию к своим вокальным средствам и еще более удивительной вокальной и драматической игрой».
Но и завершив карьеру певца, Фигнер остался в русской опере. Он стал организатором и руководителем нескольких трупп в Одессе, Тифлисе, Нижнем Новгороде, вел активную и разностороннюю общественную деятельность, выступал в общедоступных концертах, был организатором конкурса на создание оперных произведений. Наиболее заметный след в культурной жизни оставила его деятельность на посту руководителя оперной труппы петербургского Народного дома, где проявились и незаурядные режиссерские способности Фигнера.
Николай Николаевич Фигнер ушел из жизни 13 декабря 1918 года.
Д. К. Самин
