«Мой голос — лирическое сопрано, но с драматизмом»
До нынешнего приезда в столицу имя сопрано из Уругвая Марии Хосе Сири (Maria José Siri) было знакомо лишь петербургской публике. На этот раз ее визит в Москву связан с участием в VII Международном фестивале Мстислава Ростроповича. Впервые в Россию певица приехала в 2010 году: тогда она приняла участие в премьере Михайловского театра, исполнив партию Рашели в опере Галеви «Жидовка». Побеседовать с ней в Москве удалось накануне фестивального концертного исполнения «Аиды» Верди: встреча с певицей была назначена на 11 часов утра. В этом грандиозном проекте наша зарубежная гостья предстала в титульной партии. Центральное событие фестиваля, посвященного предстоящему в октябре 90-летию со дня рождения Галины Вишневской, состоялось 30 марта в Концертном зале имени П.И. Чайковского.
– Спустя шесть лет после первого визита в Россию – в Санкт-Петербург – на этот раз вы приезжаете в Москву. С каким чувством вы приняли это приглашение?
– Я была невероятно взволнована и счастлива, получив приглашение на такой престижный фестиваль. Я была счастлива вновь встретиться с маэстро Зубином Метой и вновь петь в сопровождении Оркестра и Хора фестиваля «Флорентийский музыкальный май», который он возглавляет. Так что я испытываю двойную радость – радость от новой встречи с этим замечательным коллективом и потрясающим дирижером, а также радость от первого приезда в Москву и участия в таком знаменитом и грандиозном фестивале, каким является Международный фестиваль Мстислава Ростроповича.
– Я очень хорошо помню вашу Рашель в петербургской «Жидовке», но как певицу я словно заново открыл вас для себя в партии Леоноры в «Трубадуре» Верди на сцене Болонской оперы в конце декабря 2012 года. Именно поэтому вашу Аиду, партию итальянского репертуара, я жду завтра с особым воодушевлением. Можно ли сказать, что в итальянском репертуаре эта партия для вас – коронная?
– Да, вы абсолютно правы. Завтра в Москве я спою Аиду в 110-й раз! Мой 100-й спектакль «Аиды» состоялся в июле прошлого года в «Арена ди Верона», где эту партию я пела не один сезон. Это роль, которую я до сегодняшнего дня исполняла наиболее часто. Мой итальянский репертуар довольно широк, но можно уверенно сказать, что его основа – это Аида.
– А эту партию с маэстро Метой вы раньше пели?
– Да. Впервые под его управлением это как раз и произошло во Флоренции в рамках ежегодного фестиваля «Флорентийский музыкальный май». Это был 2011 год, и я очень хорошо помню ту замечательную постановку, ставшую дебютом в музыкальном театре известного итальянского кинорежиссера и сценариста турецкого происхождения Ферзана Озпетека (Ferzan Özpetek).
– Из всех постановок «Аиды», в которых вы пели, какая запомнилась больше всего?
– Самое запоминающееся и необычное для меня выступление в «Аиде» состоялось в Каире на фоне пирамид. Представьте себе, ты поешь на специально сооруженной сцене, а в какой-то момент вдруг оборачиваешься и видишь знаменитого Сфинкса! Это было поистине незабываемо!
– Слушая вас, я всегда относил ваш голос к категории крепких драматических сопрано, да и ваш сегодняшний репертуар как будто также склоняет к этому. Это так?
– Нет. Я не согласна с этим. Я не отношу себя к крепким драмсопрано и даже не называю себя сопрано лирико-драматическим. По своей природе, мой голос – лирическое сопрано, но с драматизмом: с драматическими красками, с драматической наполненностью, что и позволяет мне исполнять драматический репертуар. Я, конечно же, пою много драматических партий, но делаю это благодаря технике. Именно поэтому, отдавая себе отчет в том, какой у меня голос, к выбору партий подхожу всегда очень осторожно. Исполняя драматические роли и всегда много работая над ними, я постоянно помню, что моя вокальная база и мой вокальный инструмент – лирические. Я пою ведь, к примеру, и такие лирические партии Верди, как Дездемона в «Отелло» или Амелия в «Симоне Бокканегре», и для них осветлять тембр голоса мне специально не требуется. Но в таких драматических партиях, как Одабелла в «Аттиле» Верди, Манон в «Манон Леско» Пуччини или Маддалена в «Андре Шенье» Джордано, я, естественно, прибавляю драматизма, как уже сказала, за счет техники.
– Но ведь, к примеру, лирической Джильды в «Риголетто» Верди в вашем репертуаре нет. Может быть, в ней всё дело – в колоратуре?
– Нет, колоратура здесь ни при чем. Джильду я сегодня действительно не пою, но в начале своей карьеры я пела много партий легкого лирического сопрано. Кроме Джильды это были Лючия в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти, моцартовские Констанца в «Похищении из сераля», а также Царица ночи и Памина в «Волшебной флейте», ведь мои педагоги на родине готовили меня именно как легкое сопрано. Но на сегодняшний день родство с этим легким репертуаром мой голос давно уже утратил.
– Так, может быть, ваш голос сегодня можно назвать soprano lirico spinto?
– Нет, и это неверно: в моем понимании спинтовость – это напряженная вокальная эмиссия, довольно жесткое «выталкивание» звука, а мое звучание – более полетное, более свободное и легкое. Во всяком случае, именно так я это ощущаю сама, да и дирижеры, которые предлагают мне партии lirico spinto, всегда прекрасно понимают, что природа моего голоса совсем иная, что петь эти партии я буду именно в присущей мне исполнительской манере.
– Я очень рад, что мы так подробно обсудили все эти моменты, ведь прояснить их, так сказать, из первых уст – это всегда очень ценно и важно. Теперь, когда мы теоретически вооружены, хочу спросить, что конкретно для вас в партии Аиды самое главное? На что, прежде всего, следует обращать внимание при ее исполнении?
– Прежде всего, исполнительница должна быть очень гибкой к переменчивости музыкального материала, свойственного этому персонажу: в опере главная героиня предстает во множестве ипостасей. В первом акте с арией «Ritorna vincitor!» это и есть драматическое сопрано. После непродолжительного, но чувственного выплеска эмоций в сцене с Амнерис во втором акте партия Аиды в третьем акте словно складывается из трех разных опер. Сначала после сцены «Qui Radamès verrà!..» идет ария «O cieli azzurri…» – и это чистой воды лирический эпизод, где Аида выступает как натура романтическая, как влюбленная девушка. Последующий дуэт с ее отцом Амонасро уже обрушивает на публику вихрь подлинного драматизма.
Наконец, с появлением Радамеса Аида выступает, как стратег, пытаясь спланировать дальнейшие драматические события и предугадать их последствия. И при этом, хотя Аида и находится на положении рабыни, она – принцесса, дочь эфиопского царя Амонасро, поэтому главная героиня всё время должна сохранять достоинство. Так должно быть и в финальном лирическом дуэте с Радамесом в четвертом акте. Тезис царственного достоинства в поведении Аиды красной нитью проходит через всю оперу. Именно в этом заключены и основной контекст, и основная драматургическая сложность образа.
– Актерское погружение в роль и вовлечение в тембральную палитру голоса драматических красок, необходимых в те или иные моменты, важны одинаково?
– Конечно, ведь сильных драматических моментов в этой партии достаточно много, и окраска певческого голоса в них должна быть соответствующей. Голос должен идти за оркестром, откликаться на сильные драматические моменты его симфонической фактуры. Все эти кульминации-релаксации в оркестре выписаны Верди совершенно мастерски!
– Не хотели бы вы ваш сегодняшний репертуар – Верди, Пуччини и веристов – расширить чем-нибудь другим? Например, Моцартом или операми бельканто?
– Сегодня кроме партий Верди, Пуччини и веристов, которые мне предлагают наиболее часто, я всегда, когда выпадает такая возможность, с большой радостью пою Моцарта. Когда-то давно, семь лет назад на фестивале в Ла-Корунье, я спела партию-травести Сифаре в его «Митридате», а в прошлом году в «Арена ди Верона» – Донну Эльвиру в «Дон Жуане». В этом году я дебютирую в партии Нормы в одноименной опере Беллини на летнем фестивале в Мачерате – в партии, которую всегда хотела иметь в репертуаре и которая хорошо ложится на мой голос. А что касается Верди, то я спела двенадцать его опер, из которых раннего периода – всего две: «Двое Фоскари» и «Аттила». Двенадцать опер спела, но пятнадцать еще осталось!
– А среди них не планируется ли «Набукко», то есть партия Абигайль?
– Сразу скажу – нет! Вот где действительно нужно настоящее драматическое сопрано да плюс еще колоратура! Я с большим трепетом отношусь к тем певицам, которые берутся за эту партию, понимая, какой большой она требует отдачи, поэтому на все предложения спеть ее – а их у меня было довольно много – я всегда отвечала и отвечаю «нет».
– И всё-таки это категоричное «нет» или «пока нет»?
– Насчет «никогда» речь и вправду не идет, но с этой партией, думаю, подождать надо как минимум еще лет пятнадцать. Не секрет, что на протяжении карьеры голос певца в силу вполне естественных причин меняется, и всё будет зависеть от того, как интенсивно он будет развиваться. Определенные изменения я уже ощущаю сейчас, но говорить о партии Абигайль сегодня явно преждевременно. Так что поживем – увидим…
– В вашем послужном списке есть ведь и одна партия русского репертуара – Татьяна в «Евгении Онегине» Чайковского. Где и когда вы ее спели?
– Это было в Берлинской государственной опере в 2012 году. Чтобы спеть партию Татьяны, я два года занималась русским языком, произношением, а затем готовила роль с русским педагогом-репетитором, но когда я пришла в театр, то оказалось, что я не помню ни слова! В принципе, память у меня хорошая, но тогда я поняла, что в отношении русского языка она работает особым образом. Мне следовало учить партию фразами, так как я почему-то никак не могла запоминать отдельные слова. Это было очень сложно, и поэтому, спев положенные спектакли, я приняла решение Татьяну больше не петь. Я подумала: есть столько замечательных русских певиц с прекрасными голосами, так что, наверное, еще и мне делать этого больше не стóит! Но воплотить этот совершенно изумительный образ на сцене было для меня невероятным счастьем, ведь какой дивной красоты музыка в этой опере!
– Что ж, ситуация вполне понятна, да и обращения к русскому оперному репертуару на Западе довольно редки, но, тем не менее, хотелось бы вам чисто гипотетически спеть из русского репертуара что-нибудь еще?
– Ответить легко: оперу Чайковского «Иоланта», которую я просто обожаю!
– В отличие от Татьяны, Иоланта – стопроцентно лирическая партия. А партию Лизы в «Пиковой даме» Чайковского вы уже назовете партией драмсопрано?
– Безусловно! И Лиза, естественно, не может не привлекать меня тоже. В этой русской опере, пожалуй, как ни в какой другой, очень важен еще и состав певцов, ансамбль, в который сливаются их голоса. Если бы такой ансамбль сложился, и я стала бы его частью, тогда, конечно, я бы очень хотела когда-нибудь спеть и Лизу. Но давая согласие на эту партию, нужно непременно будет поинтересоваться и количественным составом оркестра. Как-то раз мне предложили спеть Абигайль в «Набукко». Это был небольшой немецкий театр, но состав оркестра был в нем огромным: на первых скрипках было девять пультов, то есть восемнадцать инструментов! На Абигайль, как я уже сказала, мной не было принято еще ни одного предложения, но в тот раз отказ был обусловлен еще и фактором оркестра, с которым мне как певице пришлось бы просто вступить в неравную схватку.
– Сегодня вы – уже хорошо известная в мире оперная певица, сложившийся профессионал в сфере академического вокала. А как пришла известность? Что этому способствовало: победы на конкурсах, занятия с опытными мастерами или усилия агентов, без которых певцам сегодня просто не обойтись?
– В качестве главного фактора я бы назвала победы на конкурсах, ведь у себя на родине я начинала как артистка хора. Два-три раза в год я выезжала в Европу, чтобы брать уроки у выдающейся румынской певицы Иляны Котрубаш, и это также было для меня чрезвычайно важно. Нередко эти поездки я и совмещала с участием в конкурсах. Но сначала я выиграла международный конкурс в Южной Америке, что было очень кстати, так как это давало мне право участвовать в европейских состязаниях сразу со вторых туров, минуя отборочные. В результате сегодня в моем активе – шесть первых премий на различных конкурсах в Южной Америке и Европе, вместе взятых. Эти победы и позволили мне завоевать на начальном этапе определенную известность в мире оперы.
Мои первые победы в Европе связаны с Италией: в 2004 году это был Международный конкурс Музыкальной академии Умбрии и Международный конкурс имени Маттиа Баттистини в Риети. Последняя победа была в Германии в 2006 году на Competizione dell’Opera в Дрездене на сцене Semperoper. Но есть и еще один путь, о котором пока не было сказано: это – прослушивания. Мои самые важные оперные дебюты состоялись в результате прямых прослушиваний дирижерами, которые приглашали меня в свои проекты, и это предмет моей особой гордости!
– Но ведь попасть на эти прослушивания просто так без посредничества агентов, как я понимаю, чрезвычайно сложно…
– Да, вы правы, в современном оперном мире без агентов – никуда! Но, к примеру, мой дебют в «Ла Скала» с Даниэлем Баренбоймом – и это, опять же, была «Аида» – состоялся без помощи агентов. Правда, агент – мой первый агент, которого я нашла благодаря победам на конкурсах, и сотрудничество с которым давно закончилось, – тогда у меня был. Сегодня я работаю уже с другим агентом, но тогда я сделала запись, которую удалось передать Баренбойму. Маэстро ею заинтересовался и решил прослушать меня лично. В результате он и отобрал меня на «Аиду», которую в июне 2009 года я в первом составе и спела в «Ла Скала». Затем с этой постановкой я ездила на гастроли театра в Тель-Авив (в июле) и в Токио (в сентябре). Это была классическая трехлетней давности постановка Франко Дзеффирелли, которой «Ла Скала» открывал свой сезон 2006/2007.
– А как и где начиналась ваша карьера? Помните ли вы свой первый выход на сцену оперного театра?
– Конечно, помню! Моя карьера начиналась в Южной Америке в Аргентине в 2004 году. Моим первым оперным спектаклем была «Богема» Пуччини в Teatro Avenida в Буэнос-Айресе. Молодым певцам эта сцена вот уже на протяжении многих лет дает прекрасную возможность для театральных дебютов – и я стала одной из них. А вторым моим спектаклем была неразлучная со мной «Аида» в Teatro El Círculo в Розарио. Этот город дал миру много известных певцов: к примеру, знаменитый аргентинский тенор Хосе Кура родом из Розарио. В этих двух постановках меня услышали и пригласили в Teatro Colón, главный оперный театр Аргентины, и на его сцене я довольно часто и регулярно исполняла множество разных ролей, в том числе и после того, как в 2005 году переехала на постоянное жительство в Италию. Сегодня я живу в Вероне.
Должна заметить, что начало моей карьеры совпало с периодом, когда в моей стране, в Уругвае, оба музыкальных театра в Монтевидео были закрыты на реконструкцию. И уже позже, когда моя карьера постепенно начала развиваться в Европе, в 2005 году мне выпала честь выступить на открытии одного из них, а еще черед семь лет в 2012-м – и на открытии другого. Вообще, я стараюсь регулярно, хотя бы раз в два года, выступать на родине. Так, в последний раз это было в 2014 году: мой дебют в «Манон Леско» как раз и состоялся в Монтевидео. Это произошло на сцене Teatro Solís, а уже через полгода я спела эту оперу в Валенсии с Пласидо Доминго в качестве дирижера. Проживая сегодня в Италии, я, конечно же, продолжаю много ездить с выступлениями и по Европе, и по всему миру, но, в основном, мои ангажементы связаны с Центральной Европой. И как всё-таки здóрово, что, наконец, выпал шанс выступить и в Москве!
– Переломным в вашей карьере обычно называют 2008 год. Это так?
– Действительно, постановка «Трубадура» Верди в Генуе, в Teatro Carlo Felice в 2008 году, в которой я спела главную партию, стала этапной в моей европейской, да, пожалуй, и всей мировой карьере. Я успешно прошла прослушивание у легендарного итальянского дирижера Бруно Бартолетти, осуществлявшего музыкальное руководство спектаклем (увы, этого маэстро уже несколько лет нет с нами). Именно приглашение в один из крупнейших и известнейших театров Италии, полученное от него, и дало мощный импульс развитию моей карьеры в этой стране, так как после премьеры я получила очень хорошую критику. Работая с этим великим, выдающимся дирижером, я приобрела и поистине бесценный опыт, переняв от него необычайно много. После этого меня сразу же стали приглашать и другие ведущие театры Италии. Включая Геную, за полтора года я спела на четырех важных и значимых итальянских оперных сценах. Тремя другими стали главные музыкальные театры Палермо (Teatro Massimo), Флоренции (Maggio Musicale Fiorentino) и Милана (Teatro alla Scala).
– После дебюта в «Ла Скала» в «Аиде» в 2009 году возвращались ли вы на эту великую и, однозначно, самую главную сцену Италии?
– Один раз в прошлом сезоне – в середине марта 2015 года – я спела «Аиду» уже в другой постановке: это была версия немецкого режиссера Петера Штайна. Но самое интересное было в том, что за дирижерским пультом снова находился Зубин Мета!
– Мы всё время говорили о вашем итальянском репертуаре, но давайте немного коснемся французского. Рашель на премьере в Михайловском театре в 2010 году была вашим дебютом в этой роли?
– Да. Рашель в Петербурге была ролевым дебютом, и, к сожалению, должна сказать, что из французского репертуара это единственная у меня на сегодняшний день партия. Но французскую музыку я обожаю, и самой любимой оперой этого репертуара для меня является «Таис» Массне. И всё же должна поправить саму себя: я пела еще и оригинальную французскую редакцию оперы Верди «Дон Карлос», и она стала для меня невероятно интересным опытом! Это было в октябре прошлого года в Испании в Оперном театре Бильбао. Помимо Массне очень люблю Пуленка, Форе и Дебюсси, и эту музыку мне также хотелось бы когда-нибудь исполнить, так как я знаю ее очень хорошо. Дело в том, что кроме вокального образования я еще и дипломированная пианистка, но кроме этого я играю на гитаре и саксофоне, а сейчас осваиваю игру на виолончели. Это, наверное, сложно понять, но игра на инструментах помогает мне как вокалистке, и я ощутила потребность научиться играть еще и на струнно-смычковом инструменте. Я считаю, что звучание струнных инструментов по своему механизму звукоизвлечения более всего похоже на певческий голос, и поэтому, хотя времени у меня практически нет, для занятий виолончелью я всё же стараюсь его находить. Рано или поздно, но я научусь играть на ней!
– Просто поразительно! А кроме Михайловского театра довелось ли вам исполнить партию Рашели где-нибудь за пределами России?
– После премьерных спектаклей я несколько раз возвращалась в Санкт-Петербург, чтобы выступить в ней, но нигде больше, ни в одном другом театре, спеть эту партию мне не довелось. Очень жаль, так как образ Рашели я искренне люблю и он мне, несомненно, дóрог.
– Вы приехали вчера вечером, сегодня у вас – не одно интервью, затем – репетиции, но, думаю, прогуляться по Москве время у вас еще будет. Так что в конце нашей беседы поделитесь, пожалуйста, впечатлениями хотя бы от неоднократных визитов в Санкт-Петербург…
– В итальянском языке есть легко понятное для русского слуха слово, которое очень хорошо описывает все мои впечатления от Петербурга. Grandioso! Грандиозно! Это слово вмещает в себя и впечатления от красоты города, и впечатления от величественности его облика и архитектуры. Грандиозное впечатление сложилось у меня и от самóй русской культуры. У вас – невероятно богатое культурное наследие, невероятно богатый культурный интеллект нации. Кто никогда в России не был, понять этого не сможет. Но когда здесь побываешь (а я приезжаю сюда уже не в первый раз!), то не поразиться увиденному просто не сможешь! Недаром у вас и такой сложный, но богатый язык, который я пыталась учить целых два года, но всё без заметного успеха.
Я была также потрясена уровнем оркестрового музицирования, тем, насколько глубоко в России подходят к игре на музыкальных инструментах. Русские, скорее, интроверты, чем экстраверты, но при этом сразу видно, насколько все вы – грамотные, образованные люди, много читающие, интересующиеся своей историей, искусством и музыкой. Моим самым сильным музыкальным впечатлением в Петербурге стало концертное исполнение «Дон Кихота» Массне на сцене Концертного зала Мариинского театра с итальянским басом Ферруччо Фурланетто в главной партии. Как я уже сказала, Массне – один из любимых моих композиторов, и я была потрясена той тишиной и тем напряженным вниманием, что царили в зрительном зале. Восторженные ощущения и от музыки, и от публики я, безусловно, сохраню в своей памяти на всю жизнь…
Беседовал Игорь Корябин
Перевод с итальянского Веры Федорук
