Интеллектуальное музыкальное действие. И одновременно «экшн»
Оперный спектакль, который воспринимается как единое целое, когда частности (как бы хороши ни были отдельные детали) не превалируют над главным замыслом, можно считать получившимся. Этим отличается и «Кармен», прошлогодняя постановка Новосибирского академического государственного театра оперы и балета, претендующая в этом году на премию «Золотая Маска», и нынешняя этапная премьера Новосибирского оперного — «Риголетто». Оба спектакля объединяет, кроме всего прочего, и то, что их поставил один режиссер — Алексей Степанюк, безусловно, использовавший современные приемы, характерные для нынешней Мариинки, в которой он работает.
«Риголетто» Новосибирского оперного — это действие вне времени. Венецианские маски и высокие парики соседствуют с коротеньким платьицем Джильды; беседка, стилизованная под рококо, — со стеной здания, напоминающего современный промышленный корпус.
Это действие развивается и в необычном пространстве — фантастически эклектическом, сложном. Огромный шар, на котором держится вся сценография, становится то маятником исполинских часов, то молотом зла, оглушающим несчастного шута в конце второго действия, то зрачком гигантского глаза всевидящей Судьбы... На память невольно приходит коллекция художника Шемякина — его антология изображений и скульптурных проектов, в которых художниками всех времен и народов используется шар. Можно сказать теперь, что новосибирский сценограф Игорь Гриневич тоже внес свою существенную лепту в развитие «шарообразного» искусства.
Спектакль вообще изобилует символикой. И новосибирская версия истории, рассказанной Верди и Гюго, отличается нарочитой даже ассоциативностью — касается ли это исполнительской манеры или содержания декораций. Постоянные отсылки к другим пластам культуры, иным историческим коллизиям обогащают содержание спектакля.
Получилось интеллектуальное музыкальное действие. И одновременно — «экшн».
Хореография в «Риголетто» органично вплетается в соло и дуэты, а хор как одно из главных действующих лиц то и дело выходит на первый план. Он движется (в буквальном смысле танцует!) как единый живой многоликий организм, и это не только не мешает восприятию музыки, но, наоборот, помогает.
В «Риголетто» поют четыре состава артистов. (Как, впрочем, и в упомянутой выше «Кармен».) Великолепно, что на сцену вышли молодые. Исполнителю партии Герцога Максиму Аксенову всего 21 год. Это блестящий «распутник» — холодный, циничный, ветреный... Возможно, певцу чуть не хватает «стали» в голосе и ровной виртуозности, но в заключительном третьем действии, безусловно, Аксенов хорош. Тембры Лилии Устюжаниной (Джильды) и заслуженного артиста России Владимира Прудника (Риголетто) в дуэте второго действия в сочетании дают необычайный эффект. Один голос будто заполняет все «микропустоты» другого. Слушать их — наслаждение.
Естественно, что петь и играть (или играть и петь) в «Риголетто» артистам трудно. В такой постановке видны все огрехи в движениях, жестах, заметна несинхронность партнеров в дуэтах и квартетах. То, чему не учат на вокальном отделении консерватории, выходит на первый план. Кроме обычного солирования и освоения своей партии, от солистов требуется драматическая игра, причем мастерская, когда главные герои, например, по велению режиссера уходят в тень, чтобы дать простор для некоей синтетической, символической фигуры...
Однако уже после премьеры реакция публики заставила засомневаться: а не преждевременны ли такие эксперименты театра с большой зрительской аудиторией? Не должны ли подобные новаторские поиски оставаться привилегией элитарного зрителя и камерных залов?
Вместимость и впрямь Большого зала (он так и называется) оперного театра Новосибирска, учитывая реконструкцию и неработающий третий ярус, — 1800 мест. Значит, задохнуться от восторга на каждом спектакле должно ни много ни мало... почти две тысячи человек. И все они, чтобы получить эстетическое наслаждение, должны быть интеллектуалами. В том числе буйные школьники, которых приводят на «коллективные просмотры».
Однако здесь уже начинается область риторических вопросов, пафосных восклицаний, ничего общего не имеющая с какой бы то ни было обоснованной критикой. Поэтому оставим кесарю кесарево, а художникам, танцовщикам, музыкантам — их святые мучения.
Ираида Федорова
