Ваня Солнцев — «сын детдома»

«Итальянец» Андрея Кравчука

«Итальянец» Андрея Кравчука

...Мальчик Антон будет радостно греться под жарким итальянским солнцем. Бродить среди вечнозеленых деревьев, которые растут в саду его приемных родителей. Есть апельсины — столько, сколько захочется, а ведь еще недавно ему это казалось чудом.

...Мальчик Иван будет писать письма в Италию другу Антону из холодной, снежной и нищей России. Из маленького северного городка, где зимой топят печки. Апельсины Ваня вряд ли видит в своем доме, зато мама печет сыну румяные пирожки, к сожалению, не так часто.

Притом оба мальчика вполне удовлетворены тем, как сложилась их судьба. Хотя на самом деле все могло бы сложиться ровно наоборот. Иван ел бы апельсины и нежился в роскошном южном саду. Антон хлебал бы скудный детдомовский супчик и мечтал о том, чтобы его забрали такие же богатые заграничные тетя и дядя, которым приглянулся его друг Ваня Солнцев. Однако мечты обоих ребят сбылись идеально — как в сказке...

Нечто сказочное на самом деле таится в глубинном течении картины «Итальянец», снятой петербургским режиссером Андреем Кравчуком по сценарию Андрея Романова, показанной в детском конкурсе 55-го Берлинского кинофестиваля и получившей Гран-при взрослого жюри этого конкурса, а также особое упоминание жюри, состоявшего из детей. Ведь только в сказке маленький одинокий мальчик, пройдя через предательство взрослых, через ложь, побои и другие тяжелые преграды, будет стойко продолжать свой путь, пока не увидит перед собой маму, ту, которую он, ребенок-отказник, до этого никогда в жизни не видел. И в эту прекрасную минуту мама радостно откроет ему свои объятия.

В действительности в нашей горькой жизни крайне редко тоскуют по своим оставленным в роддоме детям. И у героя картины «Итальянец» Вани Солнцева (современный Ваня Солнцев не «сын полка», как у Валентина Катаева, а «сын детского дома», роль его исполнил Коля Спиридонов) давно бы иссякли силы и желание, несмотря ни на что, отыскать свою маму. Но авторы «Итальянца» — по большому счету романтики, уверенные, что люди, ведомые верой и надеждой, в конце концов реализуют свои мечты, даже самые невероятные. Шестилетнему Ване Солнцеву нужен кто-то, кому бы мальчик мог отдать свою любовь, еще не искореженную жизнью. И Ваня выбрал для себя родную, далекую, незнакомую маму. От этого он никогда не откажется.

Но на светловолосого, хрупкого и внешне беззащитного мальчика обратила внимание состоятельная супружеская пара из Италии, жаждущая усыновить русского ребенка и поскорее увезти его к себе. Для этого требуются нужные для такой процедуры документы. Максимальное ускорение данного процесса возможно, если дама из районного руководства получит приличную сумму в баксах, собственно, цена ею и назначена. Поэтому начальница из района (Мария Кузнецова) яростно «гонит коней», не жалея сил она мотается из города в детдом и обратно. Удивляется странному Ваниному нежеланию уехать в прекрасную и богатую страну. Мальчик Солнцев — хороший товар. Только беда старших в том, что они и не подозревают, что у такого товара есть еще и душа.

У Вани на уме другое: для начала выкрасть документы, в которых есть адрес его настоящей мамы, а потом найти ее. Не нужна ему Италия, и все! Но прежде надо научиться читать. И здесь в картину вступает «подвальная тема»...

В детдоме есть подвал, где и кипит настоящая жизнь обитателей этого заведения. С появлением «подвальных» эпизодов в картине возникает диалог со зрителем на другом уровне. Если поначалу речь идет о житейских, знакомых проблемах купли-продажи живого товара, то дальше появляется нечто, напоминающее стон чеховского Ваньки Жукова: «Милый дедушка, возьми меня отседа...». И нет большей печали, когда ребенок принимает на свои хрупкие плечи боль, которая по годам ему совсем еще не положена. Боль, рожденная одиночеством.

Подвал глушит боль. Тут кучкуются парни, девушки, подростки, малышня вроде Вани. Общение в подвале — замена отнятого у этих ребят дома, семьи, родителей. Здесь все самостоятельны, здесь они деловые люди, уже способные заработать деньги. Ваня Солнцев — своего рода исключение, хотя он полностью принял законы подвального сообщества. Недетская серьезность, четкость мышления, к тому же определенная, если хотите, стратегия, выработанная мальчиком для осуществления своего плана.

В последнее время наш кинематограф почти утратил естественную для русского искусства черту: быть защитником и заступником слабых, обиженных. Даже в глухие, тусклые годы застоя появлялись фильмы, в которых звучал иногда властный, иногда мягкий голос, всегда чуткий к боли малых, униженных. Создатели современных картин, по большей части — судьи, к тому же жаждущие судить как можно суровее. Андрей Кравчук, Андрей Романов, их сотоварищи различают, кто действительно виновен и кто по воле обстоятельств оказался во власти зла. Подсознательно они пытаются разобраться, куда ведет человека избранная им дорога, когда он движется во тьму. Они продолжают традиции тех, кто искал, ищет человеческое в человеке, ищут это с благородной тревогой, уверенностью в том, что во многом мы сами зависим от себя и своей воли.

В картине существует некий барьер, который в итоге разводит всех персонажей по разные стороны. Если попытаться это обобщить — в фокусе судьба Вани, в нее включается все большее и большее число людей, вынужденных так или иначе определить свою позицию в связи с его будущим. Одни помогают мальчику, пусть в разной степени и с разной отдачей. Их больше, к счастью, чем тех, кто встает у него на пути. Выбор почти все делают сразу. Кто-то, нисколько не сомневаясь, что только так и возможно жить. Для других это оказывается достаточно сложно и мучительно.

В этом смысле интересна история одного из главных врагов Вани, помощника районной начальницы, некого Григория. Григорий при этой женщине шофер, секретарь, курьер, порученец, в том числе и по довольно нечистым делам. Громила и любовник. Все в одном лице. Впрочем, любовником назвать Григория трудно. Постель для начальницы и ее подчиненного — только физиология. Так и вспоминается славный проводник из фильма Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих» с его постоянным рефреном, обращенным к подруге: «По-быстрому... по-быстрому...» Между тем внешне Григорий мужествен и даже по-своему хорош собой. Хотя отталкивает застывший взгляд его холодных, мрачных глаз. Жесткая складка у рта. Большие злые руки.

Именно Григорий оказывается главным противником Вани, когда парень уже почти добрался до материнского дома. Ему как будто несложно совершить последний рывок, схватить мальчишку и привести его к начальнице. А та уж своего не упустит. И быть бы парню отправленным в солнечную Италию, а начальнице — сладко пересчитывать доллары... И все же... Все же...Григорий останавливается и отпускает Ваню.

Возможно, кто-то сочтет такой исход натяжкой в угоду счастливому финалу, которого всегда ждут зрители, тем более когда речь идет о судьбе ребенка. Но почему бы им не поверить, что даже в таком человеке, как Григорий, могут проснуться жалость, сострадание к обездоленному с момента рождения Ване? Не исключаю, что это, возможно, только импульс, спонтанное решение, даже случайное для героя, и он жестоко будет наказан своей подругой-начальницей. Но оно было. Было...

Сказка сбылась. Ваня находит свою маму, мама тоже счастлива, обретя потерянного по ее давней вине сына. Бывает ведь, что такая неожиданная ласка фортуны распутывает узел старой, горькой беды? Пусть финал картины и похож на святочный рассказ. Но надо ли отказываться от этого, тем более облеченного в реально жестокую прозу жизни...

Авторы намеренно стучались в сердца зрителей. Быть может, в ком-то и не замрет отголосок?

Детское жюри фестиваля, присуждая Гран-при, отметило, что это блестящая картина с замечательными операторской (А.Буров) и актерской (К.Спиридонов) работами, а также трогательной финальной сценой.

Эльга Лындина

реклама

вам может быть интересно