Половецкие пляски Дафниса и Хлои

Александр Лазарев открыл симфонический абонемент Большого театра в БЗК

Александр Лазарев

Александр Лазарев выступал за последнее время со многими московскими оркестрами, и почти все его концерты становились яркими событиями. Но этот концерт — особенный. И в историческом плане: впервые после пятнадцатилетнего перерыва маэстро встал за пульт оркестра Большого театра. И по масштабности художественного события. У оркестра Большого в последние несколько лет — главным образом, в рамках того же симфонического абонемента в БЗК — не раз случались удачные, подчас даже очень удачные выступления с разными дирижерами. Но вот такого ощущения, когда казалось, что оркестр одним рывком вдруг вернулся в свои самые лучшие времена, пожалуй, еще не было.

Конечно, подобный результат получился далеко не спонтанно: прозвучавшую в БЗК программу маэстро репетировал с коллективом неделю. Но на самом концерте впечатление было такое, словно под руками маэстро музыка рождается прямо здесь и сейчас.

В открывавшей программу симфонической поэме Листа «Прометей» титанизму заглавного героя соответствовал титанизм дирижерской интерпретации, не подавляя, однако, при этом человеческого ее содержания. И как-то не тянуло задумываться о том, что сама по себе эта музыка, возможно, и не относится к числу несомненных шедевров.

Еще один «Прометей», скрябинский, прозвучавший следом за листовским и известный также под именем «Поэмы огня», у Лазарева во многом воспринимался как продолжение листовского. Маэстро не в первый раз являет нам Скрябина как, прежде всего, прямого продолжателя европейского романтизма, и в этой своей не вполне бесспорной трактовке оказывается, между тем, во многом убедителен. Молодой пианист Иван Рудин сыграл сольную партию в «Поэме огня» также достаточно убедительно.

Главное, однако, происходило в этот вечер во втором отделении, которое поначалу вызывало некоторое беспокойство: сумеет ли нынешний оркестр Большого на должном уровне сыграть Равеля? Речь о двух сюитах из «Дафниса и Хлои», над которыми маэстро, по нашим сведениям, работал с оркестром особенно много. И то, что мы услышали, заставило забыть всякого рода опасения, многократно превысив самые смелые ожидания. Как будто они всю жизнь играют эту музыку и чувствуют себя в ней, подобно рыбе в воде.

Могло бы показаться, что импрессионист Равель не во всем сочетается с тяготеющим к некоторой размашистости и крупному штриху (но отнюдь не крупному помолу) стилем маэстро. Однако все «срослось» едва ли не идеально. Да и потом, ведь «Дафнис и Хлоя» — это далеко не только импрессионизм. Стихийная сила этой во многом русской по крови музыки, восходящей корнями к Бородину с Римским-Корсаковым и в известной степени предвосхищающей соответствующие сочинения Стравинского и Прокофьева, также написанные для дягилевских «Русских сезонов», в лице Лазарева нашла наилучшего интерпретатора.

После «Дафниса и Хлои» естественным продолжением программы стали исполненные на бис «Половецкие пляски» Бородина, сыгранные со столь же неистовой стихийностью и вместе с тем без какого-либо огрубления музыкальной ткани. Пожалуй, в этот вечер маэстро Лазарев вместе с оркестром и хором Большого превзошли даже мариинцев, для которых этот номер — один из фирменных хитов. Показалось, что мы перенеслись лет так на двадцать-тридцать назад, во времена великого Большого.

Наверное, каждому, находившемуся в зале в этот вечер, было абсолютно ясно: вот он, настоящий лидер Большого театра, способный возродить его былое величие. И в этом качестве, похоже, Александру Лазареву альтернативы сегодня просто нет. Курентзис, Юровский и другие хороши в качестве гостей, но Большому нужен хозяин. Однако при нынешней администрации маэстро, о чем он не раз говорил, готов сотрудничать с театром только в отдельных проектах, время от времени напоминая всем о том Большом, который мы потеряли.

Дмитрий Морозов

реклама