Состав исполнителей: 1-е сопрано (Magna Peccatris), два 2-х сопрано (Una poenitentium, Mater gloriosa), 1-й альт (Vulier Samaritana), 2-й альт (Maria Aegyptiaca), тенор (Doctor Marianus), баритон (Pater ecstaticus), бас (Pater profundus), хор мальчиков, 2 смешанных хора, оркестр.
История создания
Восьмая симфония — самое монументальное из произведений Густава Малера — была создана в необычайно короткий срок: всего за восемь недель лета 1906 года. После окончания театрального сезона композитор, бывший директором Королевского театра Вены, как всегда отправился с семьей в Майерниг — курортное местечко, где у него был домик. Там он отдался сочинению музыки.
В Восьмой симфонии воплотился самый дерзновенный среди всех грандиозных замыслов Малера. Это произведение должно было стать величественной одой любви к земле, к жизни, к человеку — аналогом знаменитой бетховенской Девятой симфонии с ее финальной «Одой к радости». Философская и этическая идея сочинения потребовала обращения к слову, на этот раз уже не только в ключевых моментах. В 1-й части Малер использовал слова католического песнопения «Приди, о Дух животворящий». 2-я часть написана на текст заключительной сцены «Фауста» Гёте. Таким образом, новая симфония, хотя и имела такое жанровое определение, носила ярко выраженный ораториальный характер.
Главное произведение величайшего немецкого поэта-философа давно привлекало к себе композиторов. В музыке его воплощали по-разному. Специфика искусства звуков не позволяла передать все его многообразие, и каждый из крупнейших музыкантов находил в нем что-то свое, близкое и волнующее, что и становилось основой музыкального произведения. Гуно привлекла фабула первой части трагедии — история любви Фауста и Маргариты. Берлиоза — воплощение неудовлетворенности, пытливого критического разума. Лист воплотил внутренний мир Фауста — его сомнения, его мятущуюся душу; Мефистофель для него — как бы изнанка Фауста, одна из сторон его личности. Обращались к трагедии Гете и Шуман, и Вагнер.
Малера особенно привлекла заключительная сцена «Фауста», очень сложная, философски глубокая, толковавшаяся по-разному различными исследователями творчества великого немецкого поэта.
Жар сверхъестественный
Муки божественной,
Сердце пронзи мое,
Страстью палимое,
Копьями, стрелами,
Тучами целыми.
Корка над палицей
Треснет, развалится,
Мусор отвеется,
Сущность зардеется,
Льющая свет всегда
Вечной любви звезда. —
Эти строки вдохновили Малера, видевшего в любви активную, действенную силу, неустанно стремящуюся к идеалу. Идеал же этот в гётевской трагедии символизируется «вечно женственным»:
Все быстротечное —
Символ, сравненье,
Цель бесконечная
Здесь — в достиженье.
Здесь — заповеданность
Истины всей.
Вечная женственность
Тянет нас к ней.
Заключительные стихи трагедии стали итогом симфонии. К гуманистическому идеалу стремится все музыкальное развитие, а «животворящий дух» 1-й части и «зерно любви» 2-й — символы одного и того же начала, беспокойного, творческого, непрестанно рвущегося ввысь.
Была проведена серьезная работа и над текстом первой части. Сохранилось письмо Малера к другу, в котором композитор просил перевести отдельные строфы и уточнить ударения в латинском гимне Святому Духу, так как не доверял точности церковного сборника, которым пользовался.
Грандиозный замысел потребовал соответствующих средств воплощения. Недаром за Восьмой закрепилось броское название Симфонии тысячи участников, которым сам композитор был возмущен, так как считал его рекламным. Однако исполнительский состав, использованный им, вполне давал на это право: огромный оркестр, мощные хоровые массы, восемь солистов — такого еще не было в симфонии. Композитор понимал, что создал нечто исключительное. «Это самое значительное из всего, что я до сих пор написал, — сообщал он Виллему Менгельбергу. — Сочинение настолько своеобразно по содержанию и по форме, что о нем невозможно даже рассказать в письме. Представьте себе, что вселенная начинает звучать и звенеть. Поют уже не человеческие голоса, а кружащиеся солнца и планеты».
Премьера состоялась в Мюнхене 12 сентября 1910 года под управлением автора и стала его триумфом. Впервые не было непонимающей, шикающей публики, скептической и насмешливой критики. Грандиозный замысел захватил всех. Наконец-то победило творчество, сочетающее в себе величие идеи, простоту музыкального языка, сочность и богатство звучания, многообразие и выразительность средств.
Музыка
Характер первой части — торжественный, возвышенный, гимнический. В ней — и трагизм, и мощь, и утверждение. Музыкальная тема, с которой начинается симфония, ясна и лаконична. Это тезис, который в дальнейшем будет развит, доказан и утвержден. Он напоминает тему фуг Баха, а вместе — темы любимого учителя Малера Антона Брукнера с его глубокой религиозностью и возвышенным строем души. Тема претерпевает полифоническое развитие: композитор показывает огромное мастерство в области контрапункта. Вся первая часть — монументальная хоровая фреска — является прологом к основной, второй части, написанной на стихи Гёте. Ее основная тема — католический гимн «Приди, о Дух животворящий», возвышенный, полный света, стройности и гармонии. Центральное место части занимает величественная двойная фуга.
Вторая часть начинается медленным вступлением, которое рисует пейзаж заключительной сцены «Фауста». Музыка сурова, строга и вместе с тем как будто наполнена воздухом. Долгий дрожащий звук скрипок пиццикато у низких струнных, задумчивая мелодия в верхнем регистре деревянных духовых — очень тихо, с внезапными прорывами фортиссимо отдельных звуков. Создается ощущение больших открытых пространств, высоты. Постепенно разрастаясь, вступление подводит к звучанию хора. Основному хору, немного отставая от него, неизменно сопутствует второй — эхо. Несколько этапов приводят к славословию Богородицы. Постепенно на первый план выступают все более торжественные, ликующие интонации. Возвышенная и величавая музыка приходит к безбрежной радости воспевания «вечной женственности».
Вершина пути художника
Весной 1910 года музыкальный мир отмечал 50-летие Густава Малера. К этой дате в Мюнхене вышел посвященный музыканту специальный сборник, в котором многие выдающиеся деятели европейской культуры отдавали ему дань восхищения и уважения. Однако в ту пору широкие круги любителей музыки все еще знали Малера прежде всего как выдающегося дирижера, значение же его композиторского творчества не было оценено по достоинству, не получило должного признания, хотя исполнение его симфоний не раз удостаивалось восторженных оваций публики в разных странах. И, пожалуй, первая бесспорная победа музыки Малера наступила 12 сентября того же 1910 года, когда в Мюнхене под управлением автора прозвучала впервые его Восьмая симфония.
Композитор приступил к созданию этой симфонии в счастливую пору своей жизни — спокойные летние месяцы 1906 года. Он работал с необычайной быстротой и уже в августе имел возможность сообщить дирижеру Виллему Менгельбергу: «Я только что закончил свою Восьмую. Это величайшее, что я до сих пор сделал. И так своеобразно по содержанию и форме, что об этом и написать невозможно. Подумать только, что вся вселенная начинает звучать и звенеть: это уже не человеческие голоса, но планеты и солнца, вращающиеся вокруг…»
Да, Малер отчетливо осознавал значение этого сочинения в ряду собственных монументальных творений, во всем своем творчестве, хотя в ту пору перед ним был еще в достаточной степени черновой эскиз. Он задумал свою Восьмую симфонию как призыв ко всеобщему миру и братству, как гимн миру и человеку, торжеству добра и любви, которым он посвятил, в сущности, все свое творчество. «Все мои прежние симфонии — только прелюдия к этой», — говорил он, называя симфонию «песней о вечной любви».
Партитура Восьмой симфонии была закончена летом следующего, 1907 года. Достаточно было беглого взгляда на нее, чтобы понять, сколь величественным был замысел композитора: в исполнении должны были принимать участие восемь солистов, двойной смешанный хор, детский хор и огромный оркестр, включавший не менее 22 деревянных и 17 медных духовых инструментов! (Позднее за произведением закрепилось название «Симфония тысячи участников».) Но, конечно, столь внушительный вокально-оркестровый аппарат понадобился композитору отнюдь не для того, чтобы поразить публику мощью и силой: великолепный виртуоз оркестра, он легко мог бы добиться этого и с куда более скромными средствами. «Инструментовка нужна не для того, чтобы достигать звуковых эффектов, а для того, чтоб выразить и донести то, что нужно сказать», — утверждал Малер. А сказать ему нужно было очень многое.
Столь же необычной — и по тем же причинам — была и музыкальная конструкция сочинения. Первоначально композитор предполагал облечь свой замысел в форму традиционного четырехчастного цикла, но в ходе работы отказался от этой мысли. В результате родилось произведение с сольным и хоровым пением, в котором вокальные и инструментальные голоса играют равную роль. Это своего рода симфония-кантата, первая часть которой написана на латинский текст духовного гимна «Приди, о дух животворящий», вторая — на стихотворный текст заключительной части гётевского «Фауста».
При этом важно подчеркнуть, что в обоих случаях автор использовал текст вне всякой связи как с духовным содержанием гимна, так и с сюжетным смыслом трагедии Гёте; тексты эти стали основой для создания самостоятельной вокально-инструментальной поэмы, несущей четко сформулированную автором музыки высокую гуманистическую идею. Вместе с тем в чисто конструктивном плане композитор остался верен традиционным формам: если первая часть — своего рода грандиозная полифоническая пьеса (она длится более 25 минут), то во второй — еще более грандиозной (она идет немногим меньше часа) — отчетливо просматриваются обычные для симфонии части: адажио, скерцо и финал.
Подобная конструкция породила немало споров между исследователями. Кое-кто считал, что Восьмая вообще не является симфонией, поскольку самостоятельная роль оркестра ограничивается тут лишь немногими короткими эпизодами. Однако жанровое определение в применении к этому колоссальному творению означает нечто большее, чем только формально-конструктивный признак.
«Для меня создавать симфонию — значит всеми средствами существующей музыкальной техники строить мир», — провозглашал сам композитор. Симфония для Малера прежде всего средство воплощения больших, значительных мыслей и чувств, форма музыкального обращения к массам людей, и именно поэтому он отвергал всякие догмы, «незыблемые» формальные схемы, творил свободно и вдохновенно. Вот почему, став последней вершиной великой симфонической традиции XIX века, Восьмая симфония Малера оказалась вместе с тем и одним из прообразов нового симфонизма нашего времени, получившего свое наиболее яркое воплощение в творчестве советских композиторов, унаследовавших и развивших гуманистические идеалы великого искусства.
Однако в начале нашего столетия было еще очень далеко до признания подлинного величия малеровской музыки, места художника в истории мирового искусства. Триумф мюнхенской премьеры был прежде всего личным успехом композитора. Многотысячная аудитория выставочного зала вместе с исполнителями устроила автору восторженную овацию, которая стала и последним в его жизни, запоздалым знаком любви слушателей. Под впечатлением премьеры молодой тогда, а впоследствии знаменитый итальянский композитор Альфредо Казелла писал: «Мы приветствуем Густава Малера как единственного музыканта, постигшего подлинную значимость бетховенской „Оды к радости“», а Томас Манн утверждал, что в искусстве Густава Малера «воплощается серьезнейшая и святейшая художественная воля нашего времени».
Однако возвышенные идеалы симфонии не нашли того отзвука, того общественного резонанса, на который страстно надеялся композитор. В Европе, находившейся на грани империалистической войны, призыв Малера ко всеобщей любви и братству прозвучал словно в пустоте. Прошло немало лет, пока этот призыв дошел до тех, кому дороги идеалы, воспетые композитором.
Ныне Восьмая симфония по праву признана одной из вершин мирового симфонизма. Можно спорить о том, в каком сочинении наиболее органично и ярко воплотился талант Густава Малера, какое захватывает слушателей с наибольшей силой. Но величие и красота Восьмой симфонии неоспоримы.
Л. Григорьев, Я. Платек
Источник: «В мире музыки», 1980 г.
