Симфония № 10 ми минор, op.93 — симфония Дмитрия Шостаковича, впервые исполненная Ленинградским филармоническим оркестром под управлением Евгения Мравинского 17 декабря 1953 года. Десятая симфония была написана через восемь лет после предыдущей. Между ними были написаны оратория «Песнь о лесах» (1949) и кантата «Над Родиной нашей солнце сияет» (1951).
Симфония состоит из четырех частей общей продолжительностью около 52 минут:
1) Moderato
2) Allegro
3) Allegretto
4) Andante — Allegro
Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, кларнет-пикколо, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, струнные.
Мало кто из современных композиторов сумел так изобразить горести и надежды современного человека, как это сделал Шостакович в своей Десятой симфонии.
В. Добиаис
Б. Асафьев однажды назвал Шостаковича «восприимчивейшим к трепетам действительности композитором-симфонистом на.шей современности». Справедливые слова. Муза Шостаковича реагирует на конфликты жизни с чуткостью совершенного сейсмографа. Так было с Пятой и Шестой симфониями, возникшими в канун второй мировой войны. Так было с «военными» Седьмой и Восьмой. Десятая симфония сочинялась в пору, когда противоречия, раздирающие современный мир, резко обострились.
Музыка симфонии пронизана пламенным беспокойством. Она обличает зло, взывает к совести, учит серьезному отношению к жизни. Но в ней не показаны ни образы зла, ни их столкновение с положительными силами. В этом смысле Десятая симфония глубоко самобытна. Ее можно сравнить не с эпическим романом, а с лирической поэмой: жизнь предстает не в объективно изображенных картинах, а в горячем субъективном восприятии художника. Отсюда — особая эмоциональная заразительность музыки, мягкая напевность многих ее страниц, обилие углубленно вдумчивых состояний.
Это сказалось прежде всего на облике I части. Композитор отмечал, что в ней «больше медленных темпов, больше лирических моментов, нежели героико-драматических и трагических». Действительно, она вовсе лишена разгона движения, который так решительно драматизирует музыку в разработках первых частей Пятой и Восьмой симфоний. Характер сосредоточенного, лирически окрашенного размышления распространился на музыку всей части.
Тон задает обширное вступление, которое начинается сумрачным вопросительным мотивом. Музыка идет тяжелым шагом, мысль и чувство скованы. Из медленной вязи голосов выступает теплая мелодия кларнета — главная тема I части. Привольно распевная, близкая некоторым песням Шостаковича («Тоска по Родине» из к/ф «Встреча на Эльбе» , «Родина слышит, Родина знает»), она ассоциируется с образом Родины. Побочная тема (ее начинает флейта) вносит оттенок интимности, душевной тонкости. Этот образ многозначен: в нем сплетены и грация вальса, и трогательность проникновенной, словно умоляющей речи, и смутная тревога.
Именно последнее свойство становится источником драматизма разработки. Все беспокойнее звучит побочная тема. Мало того, она накапливает жесткие, отталкивающие черты. В главной теме появляются острота и напряженность, а мотив вступления обретает грозный наступательный облик — вопрос, прозвучавший в начале симфонии, с жестоким упрямством напоминает о себе, требует разрешения. Сила звучания музыки устрашающе возрастает — на протяжении разработки нет ни одного diminuendo!
Сознание смертельной опасности, нависшей над миром, невыносимо терзает душу. Чувства натянуты до предела. Кажется, еще мгновение, и неизбежна катастрофа, окончательный душевный надлом. На помощь приходит главная тема. Могуче провозглашаемая всем оркестром, она звучит как голос оратора, как волевой призыв. Вслед за этим в светлом дуэте кларнетов восстанавливается нежный лик побочной темы. Мучительные противоречия словно отодвинулись, отступили. Надолго ли? «Звучащая тишина» последних тактов I части таит в себе нечто настораживающее…
Резкое, как выстрел, начало II части (скерцо) оправдывает опасения. Покой снова нарушен. Музыка развертывается стремительно и упруго, как стальная пружина. Слышится яростное напряжение борьбы, упоение боем и протестующий пафос, призыв к активному действию.
III часть возвращает в мир лирических раздумий, прерванных шквалом скерцо. Музыка то передает ощущение непреложного хода вещей, то говорит о простых человеческих радостях, то обращается к вечной красоте природы (третья тема — поэтичный зов валторны). Так возникает панорама жизни прекрасной, многогранной, сложной. Подчеркивая значение III части в общей концепции симфонии, композитор переносит один из ее мотивов в следующую часть — финал. Мотив этот вырастает из второй темы, он очень краток, но многозначителен и эмоционально изменчив.
Однако в финале он появляется не сразу… Медленное вступление проникнуто нерешительностью. Глухо и задумчиво звучат басы, печальная жалоба слышится в певучем речитативе гобоя. Но колорит неуклонно светлеет. Является подвижная, журчащая, как ручеек, главная тема. С этой обаятельной мелодией не хочется расставаться, она возвращается снова и снова. Задорно приплясывающая побочная тема напоминает галоп. Все новые мотивы вливаются в упругую, юношески бодрую музыку. Незаметно легкий танцевальный ритм превращается в назойливо маршеобразный. Почему-то становится тревожно. Мелькают темы вступления вперемежку с мотивами побочной темы, все более напоминая грозные звучания скерцо. Здесь-то и вступает в действие мотив из III части симфонии. Он звучит гневно и решительно.
Музыка словно отброшена вспять, к трагическим коллизиям предшествующих частей. Еще печальнее звучат мелодии вступления к финалу. Но, как и в начале этой части, атмосфера постепенно проясняется. Правда, оживленный хоровод танцевальных мелодий уже не так безобиден, как прежде: упрямые повторы все того же мотива из III части напоминают о том, что в мире еще не все спокойно…
История создания
Десятая симфония, одно из самых личных, автобиографичных сочинений Шостаковича, была создана в 1953 году. Предшествующая, Девятая, создавалась восемь лет назад. Ее ждали как апофеоз победы, а получили нечто странное, двусмысленное, вызвавшее и недоумение и недовольство критики. А потом было партийное постановление 1948 года, в котором музыка Шостаковича была признана формалистической и вредной. Его стали «перевоспитывать»: «прорабатывали» на многочисленных собраниях, уволили из консерватории — считалось, что нельзя доверить махровому формалисту воспитание молодых музыкантов.
На несколько лет композитор замкнулся в себе. Писал для заработка музыку к кинофильмам. Сочинил ораторию «Песнь о лесах», кантату «Над Родиной нашей солнце сияет», хоровые поэмы на стихи революционных поэтов.
Премьера симфонии состоялась 17 декабря 1953 года в Ленинграде под управлением Мравинского.
Музыка
Первая часть начинается скорбно, сурово. Чрезвычайно протяженна главная партия, в длительном развертывании которой несомненны траурные интонации. Но уходит мрачное раздумье и осторожно появляется светлая тема, словно первый робкий росток, тянущийся к солнцу. Исподволь возникает ритм вальса — не самый вальс, а намек на него, как первый проблеск надежды. Такова побочная партия сонатной формы. Она невелика и уходит, сменяемая разработкой первоначального — скорбного, полного тяжких раздумий и драматических всплесков — тематизма. Эти настроения господствуют на протяжении всей части. Лишь в репризе возвращается робкий вальс, да кода приносит некоторое просветление.
Вторая часть — не совсем традиционное для Шостаковича скерцо. В отличие от всецело «злых» аналогичных частей в некоторых из прежних симфоний, в нем не только бесчеловечный марш, фанфары, неумолимое, все сметающее движение. Появляются и противостоящие силы — борьбы, отпора. Не случайно гобои и кларнеты запевают мелодию, почти дословно повторяющую мотив из вступления к «Борису Годунову» Мусоргского. Жив народ, которому пришлось перетерпеть столь многое. Разгорается ожесточенная схватка, захватывающая собой все три раздела трехчастной формы скерцо. Неимоверное напряжение борьбы приводит к началу следующей части.
Третья часть, долгие годы казавшаяся загадочной, в предлагаемой трактовке становится вполне логичной. Это не философская лирика, не размышление, как привычно для медленных частей предшествую щих симфоний. Ее начало — как будто выход из хаоса (форма части строится по схеме А—ВАС—А—В—А—А/С [разработка]—кода). Впервые в симфонии появляется тема-автограф, основанная на монограмме D—Es—С—Н (инициалы Д. Ш. в латинской транскрипции). Это его, композитора, раздумья на историческом перепутье. Все колеблется, все неустойчиво и неясно.
Зовы валторн заставляют вспомнить Вторую симфонию Малера. Там у автора стоит ремарка «Глас вопиющего в пустыне». Не так ли и здесь? Это трубы Страшного Суда? Во всяком случае — дыхание переломной эпохи. Вопрос вопросов. Не случайны и драматические всплески, и реминисценции бесчеловечного движения. И через все проходит тема-монограмма, тема-автограф. Это он, Шостакович, снова и снова переживает, переосмысливает ранее пережитое. Заканчивается часть одиноким отрывистым повторением D—Es—С—Н, D—Es—С—Н...
Финал начинается тоже нетрадиционно — с глубокого раздумья. Монологи солирующих духовых сменяют друг друга. Постепенно внутри медленного вступления формируется будущая тема финала. Вначале звучание ее вопросительно, неуверенно. Но вот, наконец, она, приободрившись, вступает в свои права — как утвердительный вывод после долгих сомнений. Все еще может быть хорошо. «Отдаленный трубный сигнал дает начало главной теме финала, воздушно легкой, стремительной, журчащей веселыми весенними ручейками» (Г. Орлов).
Моторная живая тема постепенно становится все более обезличенной, побочная партия не составляет ей контраста, но продолжает общий поток, еще более набирающий мощь в разработке. В него вплетается тематизм скерцо. Все обрывается на кульминации. После генеральной паузы слышится тема-автограф. Она больше не уходит: звучит после репризы — становится определяющей и в коде побеждает.
