Чайковский. «Ромео и Джульетта»

Romeo and Juliet

Композитор
Год создания
1869
Дата премьеры
04.03.1870
Жанр
Страна
Россия
«Ромео и Джульетта» / Romeo and Juliet

Увертюра-фантазия

Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, тарелки, большой барабан, арфа, струнные.

История создания

В 1869 году Балакирев, будучи в Москве, посоветовал Чайковскому написать программное произведение по «Ромео и Джульетте» Шекспира (1564—1616). Чайковский охотно взялся за сочинение, так как эта шекспировская трагедия была одним из любимых его сочинений.

Великий английский драматург несколько раз обращался к повести о трагической гибели двух влюбленных, принадлежащих к враждующим родам Монтекки и Капулетти, известной до того из итальянских источников. Предположительно трагедия была написана Шекспиром в 1595 году. В 1597 году появилось ее первое издание, бывшее, по всей вероятности, переработкой ранее шедшей на английской сцене пьесы другого автора. Тогда пьеса была напечатана под названием «Превосходно придуманная трагедия о Ромео и Джульетте. Как она часто и с большим успехом публично игралась достопочтенного лорда Хенсона слугами». В 1599 году вышло следующее издание, озаглавленное «Превосходнейшая жалобная трагедия о Ромео и Джульетте. Вновь исправленная, увеличенная и улучшенная. Как она не раз игралась достопочтенного лорда-камергера слугами». Еще один вариант пьесы был издан в 1609 году с указанием, что пьеса исполнялась королевской труппой в театре «Глобус», и, наконец, последний — в 1623-м. Позднее исследователи творчества Шекспира использовали все эти варианты, сводя их воедино, так как сохранились они не полностью.

Балакирев в письмах Чайковскому из Петербурга подробно излагал не только идею сочинения, но давал рекомендации по поводу характера тематизма, его развития, вплоть до тонального плана. Чайковский, высоко ценивший советы старшего коллеги, стремился выполнить все его пожелания. Партитура увертюры-фантазии была написана в течение осенних месяцев того же года. 4 марта 1870 года в концерте московского отделения РМО под управлением Н. Рубинштейна состоялась премьера увертюры «Ромео и Джульетта», посвященной Балакиреву. Однако последний не был удовлетворен получившимся и сделал ряд критических замечаний, с которыми Чайковский согласился и летом принялся за переработку сочинения. Он заново написал вступление, существенно переделал разработку, часть репризы и заключение, многое переоркестровал, в частности ввел отсутствовавшую ранее партию арфы. В этой, второй, редакции увертюра-фантазия была издана и неоднократно исполнялась. Тем не менее Балакирев продолжал относиться к написанному критически и настаивал на дальнейшей работе. Летом 1880 года Чайковский, подготавливая новое издание, вновь вернулся к партитуре, снова сделал ряд существенных поправок: изменил часть репризы и заключения. При этом он настаивал, чтобы издатель непременно написал посвящение Балакиреву, которое при предшествующем издании по недоразумению не было напечатано. «Мне хочется, чтобы Вы знали, что я не забыл, кто виновник появления на свет этой партитуры, что я живо помню Ваше тогдашнее дружеское участие, которое, я надеюсь, и теперь еще не вполне угасло», — писал он музыканту, пережившему за эти годы длительный кризис и, по- существу, порвавшему все прежние дружеские связи.

В 1884 году «Ромео и Джульетта» была удостоена премии за лучшее оркестровое произведение, которую учредил известный петербургский меценат М. Беляев для поощрения русских композиторов. Чайковский был глубоко удовлетворен созданным. В отличие от многого, им написанного и поначалу казавшегося удачным, а потом принесшего разочарование (так было, в частности, с поэмой «Фатум»), до конца жизни композитора «Ромео и Джульетта» оставалась одним из самых любимых его произведений. Он дважды дирижировал ее исполнением в 1881 году во время зарубежной поездки в Берлине и в Праге, а потом в Петербурге в 1892 году. В Петербурге она звучала и раньше — 28 февраля 1887 года в симфоническом концерте под управлением Э. Направника. Правда, не осталось сведений, какой именно редакцией дирижировал Э. Направник, но можно высказать предположение, что он взял именно последнюю, окончательную редакцию, к тому времени изданную и получившую известность.

В своей увертюре-фантазии Чайковский не идет от сюжета, как это делал, например, Берлиоз, а передает идею трагедии Шекспира в обобщенном плане.

Музыка

Увертюра-фантазия открывается хоральными звучаниями в холодно звучащих тембрах низких кларнетов и фаготов. Это как бы введение в тот мир, в котором живут герои трагедии, — мир внешне спокойный, но суровый, со строгими непреложными законами, которые нельзя нарушать, и который, в конце концов, враждебен влюбленным. Постепенное ускорение приводит к появлению одной из основных тем — темы вражды двух родов, Монтекки и Капулетти. Быстрое движение у струнных инструментов, внезапные синкопы tutti, в которых словно слышатся удары шпаг (подчеркнуто громкое звучание металлического тембра тарелок), и резкие аккорды создают яркую картину яростной схватки. Постепенно стихают воинственные звуки, и на фоне скупых аккордов валторн и пиццикато струнных басов возникает лирическая тема (английский рожок и альты), широкая, томительно прекрасная. Ее сменяют шелестящие покачивающиеся аккорды струнных divisi, верхние голоса которых обрисовывают контуры мягкой ласковой мелодии. Лирический эпизод разворачивается широко, рисуя всепоглощающую любовь юных героев, картину упоительного счастья. Но резко, внезапно врывается жестокая действительность. Это началась разработка, основанная на всех трех темах, причем мотивы вражды и начальный хорал доминируют, подавляя отдельные элементы темы любви. Все более нагнетается драматизм. В кульминации хорал полностью теряет свой некогда отрешенный характер — становится грозным, преображенным ненавистью. Отзвуки вражды, ненависти играют свою роль и в репризе, где тема любви звучит сокращенно, в ней появляются черты беспокойства, тревоги. Развязка наступает в коде, которая становится кульминацией вражды и ее трагического итога. В ее последнем разделе, в мерном ритме, вызывающем образ траурного шествия, искаженно звучит тема любви. В последних тактах она истаивает, сопровождаемая нежными арпеджио арф. Судорожные аккорды tutti фортиссимо словно заколачивают крышки гробов влюбленных.

Л. Михеева


Пётр Ильич Чайковский / Pyotr Tchaikovsky

Упорно, шаг за шагом овладевая формой симфонии, Чайковский одновременно обращался и к другим жанрам симфонической музыки. Так с конца 60-х до второй половины 70-х годов была написана большая часть его программных симфонических сочинений. Особый интерес Чайковского именно в эти годы к программному роду можно отчасти объяснить его сближением с некоторыми из представителей балакиревского кружка: замыслы «Ромео и Джульетты» и «Бури» были непосредственно подсказаны Балакиревым и Стасовым. Однако стремление к конкретной программной образности, сюжетности музыки возникла у него до знакомства с группой молодых петербургских новаторов.

В 1864 году Чайковский, тогда еще ученик Петербургской консерватории, написал увертюру «Гроза» по драме Островского, предпослав этому сочинению развернутую литературную программу. Резкая критика, которой подверглась увертюра со стороны его учителя А. Г. Рубинштейна, да и собственная неудовлетворенность автора послужили причинами того, что она никогда не была исполнена при его жизни, а музыкальный материал увертюры разошелся по другим произведениям. Но в замысле «Грозы», как он изложен композитором, уже содержится ряд моментов, характерных для зрелого драматического симфонизма Чайковского: «стремление... к истинному счастью», «душевная борьба», «апогей отчаянной борьбы и смерть». В этом же смысле знаменательно и самое заглавие симфонической фантазии «Фатум», написанной четырьмя годами позже (1868), но после двух исполнений уничтоженной Чайковским. Идея фатума, судьбы как некоей грозной силы, противостоящей естественному человеческому стремлению к радости и счастью, лежит в основе его Четвертой и Пятой симфоний.

В письме к Н. Ф. фон Мекк от 27/15 декабря 1878 года Чайковский оспаривает утверждение Лароша, что программа стесняет восприятие слушателя, «что музыка неспособна на изображение конкретных явлений физического и нравственного мира, что программа низводит ее с доступной ей одной высоты до других, низших искусств и т. д.». Именно в программных произведениях 70-х годов вырабатывались и формировались многие из элементов его симфонической драматургии, нашедшие зрелое законченное выражение в последних трех симфониях, которые Асафьев назвал тремя актами одной трагедии. Обращение к великим творениям Данте и Шекспира помогло композитору найти путь к пониманию симфонии как остроконфликтной инструментальной драмы, в центре которой находится человек с его страстными порывами к счастью, вечными неразрешимыми противоречиями, борьбой, победами и поражениями. В отличие от берлиозовской поэтически-повествовательной программности программность Чайковского можно назвать обобщенно драматургической. Программа служила для него не заранее данной сюжетной канвой, а лишь источником основной идеи и драматического конфликта: он не стремился к воспроизведению в музыке всей фабульной структуры литературного источника, а, заимствуя из него расстановку главных действующих сил, их взаимные отношения, столкновения и борьбу, создавал на этой основе самостоятельную художественную концепцию, выраженную средствами логически последовательного и напряженного симфонического развития.

Удивительное предвосхищение позднейших, самых зрелых и глубоких симфонических замыслов Чайковского мы находим в увертюре-фантазии «Ромео и Джульетта», несмотря на все несовершенство ее первой редакции, созданной в 1869 году (В 1870 году Чайковский создал вторую ее редакцию, написав другое вступление и коренным образом переделав разработку. В третьей, окончательной редакции 1880 года наиболее существенной переработке были подвергнуты заключительное Moderato и переход к нему. Все три редакции представлены в томе 23 Полного собрания сочинений Чайковского.).

Самая лирическая из трагедий Шекспира, на которую обратил внимание молодого композитора Балакирев, долгое время еще продолжала волновать его творческое воображение. Эта горячая, искренняя увлеченность проявляется как в необычайной красоте и яркости основных тем увертюры-фантазии, так и в горячности, темпераментности музыкального развития. Драматургический конфликт выражен в контрасте и взаимодействии трех основных тем или тематических групп: суровая хорального склада тема медленного вступления, энергичная «пружинистая» тема главной партии с динамизирующими ее, словно подхлестывающими ритмическими перебоями («тема вражды») и чарующая своей лирической прелестью побочная партия с двумя темами, образующими трехчастную форму («темы любви»). Такой остроты тематических контрастов мы не находим ни в Первой, ни в двух последующих симфониях Чайковского.

Классически сжатая и стремительная разработка построена на развитии и контрапунктических переплетениях тем главной партии и вступления. Здесь по-иному осмысливается значение последней: спокойная, отрешенная тема, характеризующая доброго и мудрого патера Лоренцо, приобретает грозное звучание подобно позднейшим темам рока в Четвертой и Пятой симфониях. Новый, более напряженный виток драматического развития представляет реприза с кратким динамизированным проведением главной партии и бурно расцветающей лирической темой побочной, которая достигает здесь высшего накала страсти. Обширная кода продолжает линию развития разработки на еще более высоком уровне напряжения, и внезапный катастрофический срыв приводит к скорбному заключению: развязка трагедии, гибель молодых влюбленных.

Таков в самых общих чертах ход развития в центральном разделе увертюры. Немало смелых и сильных штрихов содержат также обрамляющие этот раздел вступление и заключение, своего рода пролог и эпилог трагедии. Широко развернутое вступительное Andante по своей протяженности далеко выходит за рамки обычной подготовки главной партии. Неоднозначно оно и в смысловом отношении. Вслед за изложением темы хорала в холодном звучании кларнетов и фаготов дано ее развитие с цепью «стонущих» задержаний и модуляцией на полтона вниз (из фа-диез минора в фа минор (Тональность, отдаленная на расстояние тритона от основного строя центрального раздела (си минор).)), вызывающей потемнение колорита. Это обширное построение завершается восходящей фразой гобоя с трижды повторенным ходом на уменьшенную кварту вверх (от вводного тона к терции лада), в котором слышится затаенное скорбное томление. К этому месту может быть отнесена фраза Чайковского из письма Балакиреву: «Я хотел в интродукции выразить одинокую, стремящуюся мысленно к небу душу...». Все построение в целом повторяется еще раз с аналогичным тональным сдвигом (соответственно от фа минора в ми минор). Можно истолковать это вступление как предчувствие трагических событий и выражение личного авторского отношения к судьбе героев.

В заключении тема любви проходит еще раз в страдальчески искаженном виде (особенно острую скорбную экспрессию придает ей начальный ход мелодии на уменьшенную кварту), а затем нежно истаивает в высоком светлом регистре. Неумолимо ровный остинатный ритм сопровождения в первых тактах этого заключительного раздела создает образ скорбного траурного шествия или реквиема. Ряд мощных аккордов, завершающих увертюру, напоминает о жестокой ненависти и вражде, жертвами которой оказались две молодые жизни. Балакирев возражал против такого окончания, считая эти аккорды лишними. Но Чайковский, прислушивавшийся к его мнению при работе над «Ромео и Джульеттой», в данном случае не согласился со своим старшим коллегой и оставил последние такты без изменений. Тихое окончание звучало бы примиренно, композитор же хотел подчеркнуть, что примирения со случившимся нет и не может быть.

Несмотря на кажущуюся непропорциональность соотношения основных разделов и необычность модуляционного плана (отмеченное выше последование тональностей во вступлении, сопоставление си минора главной и ре-бемоль мажора побочной партий в экспозиции), «Ромео и Джульетта» воспринимается как очень цельное произведение, все части которого прочно спаяны между собой. Отказавшись от воспроизведения отдельных ситуаций, от индивидуальных характеристик, композитор взял только центральную идею шекспировской трагедии, составляющую зерно драматургического конфликта, и нашел средства самостоятельного ее музыкального развития и истолкования. В этом смысле «Ромео и Джульетта» — один из самых ярких и типичных образцов психологически обобщенного программного симфонизма Чайковского.

Ю. Келдыш

Симфоническое творчество Чайковского

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама