Симфония хоров: перекличка веков и традиций

На концертах Хора Минина и Хора «Латвия»

Московский государственный академический камерный хор п/у Минина

Эти два концерта по линии Московской филармонии состоялись практически друг за другом — 14 и 16 ноября, но, не затерявшись в пестром и богатом многообразии филармонической жизни столицы, они — так уж случилось! — «затерялись» лишь в длинной очереди интереснейших музыкальных событий первой половины нынешнего сезона. Ни Московский государственный академический камерный хор под руководством Владимира Минина, ставший основным фигурантом первого концерта, ни Государственный академический хор «Латвия» под руководством Мариса Сирмайса, услышанный через день, представлять не надо: эти коллективы хорошо известны в музыкальных кругах, их любят и ценят, и интерес к их творчеству всегда большой.

В этом сезоне в фирменном филармоническом абонементе Хора Минина на сцене Большого зала Московской консерватории заявлены три концерта с весьма интригующими тематическими названиями: «Голос исповеди» (событие, о котором пойдет речь в рамках настоящего обзора), «Голос эпохи» (20.02.2013) и «Голос сердца» (18.04.2013). Выступление же Хора «Латвия» на сцене Концертного зала имени Чайковского вошло в программу филармонического абонемента «Европа музыкальная» и в нынешнем сезоне стало вторым концертом этого абонемента (напомним, что первый подарил весьма запоминающуюся встречу с Базельским симфоническим оркестром, посетившим нашу страну по линии международного фестиваля «CULTURESCAPES»). Концерт Хора «Латвия» в Москве, о котором пойдет речь далее, состоялся в рамках празднования 70-летия этого коллектива.

В качестве поистине уникального и самобытного образца музыки XIX века для программы под названием «Голос исповеди» Хор Минина выбрал одно большое сочинение Россини, которое звучит порядка полутора часов: при этом его название «Petite messe solennelle» («Маленькая торжественная месса») смущать нас нисколько не должно. Хор «Латвия» построил свою программу в качестве дивертисмента достаточно продолжительных духовных хоровых пьес (отнюдь не миниатюр!), созданных композиторами XX века — нашими современниками, среди которых такие имена, как Арво Пярт (род. 1935), Свен-Давид Сандстрем (род. 1942), Джон Тавенер (род. 1944), Петерис Васкс (род. 1946), Артур Маскатс (род. 1957), Павел Лукашевский (род. 1968), Эрикс Эшенвалдс (род. 1977). Правда, между ними в «явном виде» неожиданно оказалась и музыка Иоганна Себастьяна Баха, а в «неявном» — Генри Пёрселла. «Явность» музыки Баха воплотилась в исполнении его хорового мотета «Singet dem Herrn ein neues Lied» («Пойте Господу песнь новую», BWV 225), а «неявность» музыки Пёрселла — в исполнении его многоголосного хора «Hear my prayer» («Услышь мою молитву») в переработанной транскрипции Сандстрема.

Не так давно, в начале этого сезона, Маленькая торжественная месса Россини звучала на сцене КЗЧ в рамках IV Большого фестиваля РНО — и это была, естественно, оркестровая версия. На сей раз речь идет об оригинальной камерной редакции для солистов, хора, фортепиано и фисгармонии, хотя она и не вполне оригинальна по двум причинам: изначально присутствовавшие в ней партии двух фортепиано объединены в данном случае в одну (что по нынешним временам вполне обычно и практически «узаконено»), а в первоначальной структуре этого опуса 1863 года, основанной на текстах традиционной католической мессы, не было предфинальной части, гимна «O Salutaris Hostia» на слова Фомы Аквинского, добавленного композитором позднее, при подготовке им оркестровки своего маленького шедевра. На ноябрьском исполнении гимн «O Salutaris Нostia» был включен в структуру номеров мессы и исполнялся, как это и положено, перед финальной частью «Agnus Dei». Рассмотрению многообразия версий данной партитуры Россини автором этих строк в свое время было уделено достаточно много внимания, поэтому на сей раз этот вопрос можно с легкостью оставить за кадром.

Тогда же и там же некоторое внимание было обращено и на исполнение камерной версии Маленькой торжественной мессы, состоявшееся в Большом зале консерватории в 2005 году, опять же, силами Московского государственного академического камерного хора. За дирижерским пультом тогда, как и в этот раз, стоял художественный руководитель и главный дирижер коллектива Владимир Минин, а сейчас лишь поменялись солисты: партию фортепиано исполнила Екатерина Мечетина, партию фисгармонии – Елена Ильина, в сольных вокальных партиях были заняты Мария Эспада (сопрано, Испания), Аннамария Попеску (меццо-сопрано, Канада), Шалва Мукерия (тенор, Испания) и Алексей Тановицкий (бас, Россия). В 2005 году партию фортепиано великолепно провел Владимир Овчинников, и весьма символично то, что именно он был педагогом Екатерины Мечетиной в годы ее учебы в Московской консерватории. Вот она, эстафета исполнительских поколений! Теперь и весьма известная ученица замечательного мастера потрясающе ярко, эффектно, но при этом необычайно скрупулезно и вдумчиво, смогла наполнить звучание этой во многом необычной и загадочной партитуры Россини каким-то по-особому теплым и эмоционально чувственным светом, но, конечно же, наибольший всплеск своего утонченного пианистического темперамента она продемонстрировала в знаменитом соло «Prélude religieux».

За исключением откровенно «подкачавшего» Алексея Тановицкого, оставшаяся тройка певцов подобралась весьма сильная, и свои сольные партии они провели весьма браво и мастеровито, однако, что касается именно стиля «прозрачной» утонченности, свойственной музыке Россини, этой тройке, несмотря на всю добротность и техническую оснащенность предъявленного ими звучания, явно не хватало изысканного лоска, особенно в ансамблях, когда каждый, создавалось впечатление, пел «не за Россини, а за себя». Особо скажу о теноре Шалве Мукерии, о котором много слышал, но единственный раз имел удовольствие услышать в живом звучании на сцене Театра Станиславского в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти в партии Эдгара. Почти два года назад он меня просто потряс своим голосом и мастерством: для более «сочного», чем Россини, но всё равно невероятно изысканного Доницетти, это было попадание в десятку. Россини же, да еще такой сакрально-загадочный, – это явно не его амплуа, но всё же спасибо, певцу за то, что его выступление предстало случаем однозначно профессиональным и без какого то бы ни было разочарования рецензируемым.

Что касается хоровой составляющей исполнения этого опуса Россини, то одни и же ощущения по отношению к нему я испытал как семь лет назад, так и сейчас. Хор звучал замечательно, но очень плотно и рационально, очень дозированно по своей тембральной палитре, весьма тяжеловесно и монументально. Но от этой музыки всегда ждешь, прежде всего, акварельной узорчатости, тонкой душевной настройки и какого-то необъяснимого блаженного парения «в вышних сферах». Однако звучание камерного хора и его количественный состав отнюдь не предстали камерными. Так, может быть, всё дело в чрезмерно большом количестве певцов-хористов? Не секрет ведь, что сей факт вступает в противоречие с первоначальным камерным замыслом композитора. И хотя обсуждаемое хоровое исполнение отличалось высочайшей степенью профессионализма, хотя оно и доставило много мгновений упоения дивным мелодизмом Россини, увы, в нем не было подлинно россиниевской музыкальной души, не было по-россиниевски легкого и свободного вокально-хорового полета. И это в который раз говорит о том, что Россини для нас остается всё еще «крепким орешком».

Переходя к впечатлениям от выступления хора «Латвия» и вовсе не пытаясь сопоставить стилистику прозвучавших мотета Баха и мессы Россини, сразу же скажу, что владение барочной хоровой стилистикой музыкантами из Латвии было просто восхитительным, и за весь их концерт мотет Баха «Пойте Господу песнь новую» стал единственным отдохновением для души: растворившись в звуках хоров, хорала и хоровой арии этого опуса, только и оставалось, что дать унести себя по волнам такого благодатного музыкального течения. Но основной репертуарный пласт программы коллектива-гастролера предполагал музыку вовсе не для души, а для рассудка, вовсе не для отдохновения, а для философского размышления, неустанной работы слушательской мысли и богатого простора ее воображения. Таким опусом предстала, к примеру, и оратория Пярта «Adam’s Lament» («Плач Адама», 2010) для смешанного хора и струнного оркестра. Это исполнение стало первым в России, поэтому с познавательной точки зрения было достаточно интересным. Названные мотет Баха и оратория Пярта сопровождались аккомпанементом Московского камерного оркестра «Musica Viva» (художественный руководитель — Александр Рудин), а весь вечер за дирижерским пультом стоял художественный руководитель и главный дирижер Хора «Латвия» Марис Сирмайс.

«Плач Адама», исполняемый на церковно-славянском языке, основан на письмах преподобного старца Силуана, подвизавшегося на горе Афон в Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. Вот какую программность вкладывает композитор в свой опус: «Имя Адама – собирательное, оно подразумевает как всё человечество, так и отдельного индивидуума всех эпох и известных ныне вероисповеданий. О чем печалится Адам? О том, что он предал своего Создателя, захотел стать мудрее Господа, был непокорен, им правили гордыня и любопытство. Тот же недуг сидит и в нас, он появился после того, как Каин убил брата своего Авеля… Можно сказать, что все мы несем в себе наследие страдающего Адама, предвидевшего человеческую трагедию и лично претерпевшего боль и глубокое отчаяние о потере земного рая».

Помимо двух названных опусов в программу первого отделения концерта вошла также знаменитая пьеса Васкса под названием «Plainscapes» («Равнины», 2001) для смешанного хора, скрипки и виолончели, в свое время посвященная Гидону Кремеру: она и открыла программу. На юбилейном концерте партию скрипки исполнила Наталия Юхимчук, партию виолончели – Алексей Кропотов. Вот что об этой чистейшей воды абстрактной хоровой «звукописи» говорит сам автор, которого на его родине называют не иначе как «легендой латвийской музыки»: «Красотой латвийского пейзажа вдохновлены многие мои сочинения. Доминирующей чертой сельского пейзажа является равнина, место, где можно видеть горизонт и смотреть на звезды в небе. “Plainscapes” состоит из трех вокализов, разделенных небольшими интерлюдиями. Динамика этой диатонической медитативной композиции основана на чередовании piano и forte. В конце третьего вокализа настроение меняется. Нарастающее crescendo приводит к кульминации, знаменующей собой пробуждение Природы». Так что при прослушивании и этого сочинения думать, как говорится, не передумать

Гораздо более суженные рамки философских раздумий предполагают духовные хоровые пьесы a cappella, исполненные во втором отделении. Примечательно, что его открыл опус Эшенвалдса «O Salutaris Нostia» («О Спасительная Жертва»), что явилось некой «перекличкой веков» между двумя обсуждаемыми хоровыми концертами, ведь, как уже было сказано, гимн «O Salutaris Нostia», написанный Россини, стал впоследствии составной частью его «Маленькой торжественной мессы». Заметим, что Эрикс Эшенвалдс на протяжении почти десятка лет был певцом Хора «Латвия», теперь он живет в Лондоне и преуспел там на новом для себя композиторском поприще. Затем прозвучала пьеса Лукашевского «Veni, Creator» («Приди, Создатель»), вслед за ним – уже упомянутый опус Пёрселла – Сандстрема «Hear my prayer» («Услышь мою молитву»). В завершение программы мы услышали «Hymn to the mother of God» («Гимн Богородице») Тавенера и духовное песнопение на известный русский текст «Да исправится молитва моя» Маскатса. В качестве финального биса прозвучала еще одна пьеса Эшенвалдса «Stars» («Звезды»), которая в философской ретроспективе блестяще исполненных произведений второго отделения концерта стала музыкальным исследованием проблемы человеческого одиночества: каждый человек одинок, но всё человечество едино, ведь оно смотрит на одно и то же небо, полное звезд…

реклама