Начался Второй Московский пасхальный фестиваль
Четыре рояля веером, представительная группа ударных, квартет солистов и Гергиев посредине — такая живописная картина предстала перед зрителями, посетившими открытие Второго Московского пасхального фестиваля. Это была «Свадебка» Стравинского в авторской версии — залихватской русской свадьбой Гергиев открыл фестиваль, несколько всколыхнув тот благостный настрой, который присутствовал в речах организаторов — Юрия Лужкова, Дениса Молчанова (первого заместителя министра культуры РФ) и Владыки Арсения. Пасха, по Гергиеву, это захлестывающие душу эмоции, энергетический взрыв, и дирижер убедительно обосновал свою точку зрения красочной «Шехеразадой» Римского-Корсакова и «Скифской сюитой» Прокофьева. Это, впрочем, был тот Гергиев, к которому мы привыкли, — обладатель взрывного темперамента, шаман от музыки.
В рамках первой серии своих выступлений на Пасхальном фестивале Гергиев открылся и с новых ракурсов — например, как интерпретатор современной музыки. Вместе с Юрием Башметом и Мариинским оркестром он тщательно воссоздавал сложные созвучия альтового концерта Александра Раскатова — современного композитора, живущего ныне в Германии и пишущего очень непростую для восприятия музыку.
В том концерте, где была российская премьера сочинения Раскатова, присутствовал и «Уарзон» Гии Канчели — опус, также не звучавший ранее в Москве, где кавказский темперамент композитора, помноженный на не менее южный темперамент маэстро, спровоцировал еще один выплеск энергии. Еще один ракурс — Гергиев плюс солисты. Их в рамках мариинских концертов было много, и все — мирового класса.
Очень интригующе выглядел альянс маэстро с Михаилом Плетневым — исполнители, казавшиеся ранее жителями разных планет, быстро нашли общий язык в рамках рахманиновского Третьего концерта, который, помимо привычной ностальгии, обрел тревожную неуспокоенность, пугающую тишину пауз и светотеневые контрасты.
Более предсказуемым выглядел тандем с Мишей Майским, хотя, признаться, таких стремительных, экстремальных в темповом отношении «Вариаций на тему рококо» Чайковского слышать не приходилось, — не забывший продемонстрировать всю чувственную красоту виолончельного звука, Майский до того увлекся игрой «наперегонки» с оркестром, что один раз чуть не выронил смычок.
Яркое впечатление оставили его молодые коллеги — Анна Нетребко, певшая Концерт для голоса Глиэра (который наверняка станет впоследствии ее репертуарным козырем) и датский скрипач Николай Цнайдер, ставший для Москвы едва ли не откровением. Редко когда в одном человеке сочетаются мастерство, темперамент, безупречный вкус и природный магнетизм — но вышедший на сцену Цнайдер с первых тактов Второго скрипичного концерта Прокофьева обезоружил публику этим сочетанием качеств.
В памяти у слушателей остались и сочинения крупной формы, которые Гергиеву даются удивительно легко — это две Пятые симфонии (Чайковского и Прокофьева), а также Четвертая симфония Шостаковича — ее мученический настрой, кричащую боль дирижер передал с удвоенной экспрессией — и все это в финале огромной программы, включающей уже упомянутые российские премьеры сочинений Канчели и Раскатова, а также Концерт Глиэра.
Еще раз можно было подивиться удивительному качеству маэстро, который с течением времени лишь набирает силы, чего, к сожалению, никак нельзя сказать о публике. По общему суждению, в этот раз дирижер превзошел себя, создав программы такой насыщенности, что переварить их оказалось просто не по силам.
Именно поэтому в параллель Гергиеву были выстроены другие «сюжеты». Так, корейский пианист Кун Ву Пек подарил публике изысканный клавирабенд, в котором наибольшее впечатление оставила Первая соната Рахманинова, исполненная масштабно, на едином дыхании, с прекрасным ощущением специфически рахманиновского фортепианного стиля.
Поздним вечером 2 мая в центре Слободкина Рахманинов и другие русские композиторы звучали в исполнении непривычно чистых, безвибратных голосов — именно так, в контексте европейской хоровой традиции, английский хор The Sixteen увидел духовные произведения русских классиков, обретшие чистоту вокальных линий и непривычную легкость.
Контрапунктом был заявлен современный английский православный автор Джон Тавенер — чья музыка, строгая и безыскусная, удивительно гармонично оттеняла Чайковского, Стравинского и Чеснокова. В своих произведениях Тавенер апеллирует не только к русским традициям богослужебного пения, но и к Византии и даже Востоку, что позволяет ощутить русскую музыку в новом, интернациональном контексте.
Впрочем, фестивальная история еще не завершена, и афиша второй недели форума обещает еще очень много имен и не меньше — новых точек зрения.
Михаил Голицын
