Семь вечеров

Завершился Большой фестиваль РНО

Свой новый, только что обретенный государственный статус Российский национальный оркестр отметил собственным фестивалем, официально посвященным предстоящему в этом сезоне двадцатилетию коллектива. Семь вечеров — семь совершенно разных программ. Общими были только место действия — Новая сцена Большого театра — и главные участники: сам РНО и его основатель Михаил Плетнев, который самолично провел все фестивальные программы. И новорожденный фестиваль, которому отныне предстоит стать ежегодным, сразу же задал высочайшую творческую планку московскому сезону.

Чтобы открыть фестиваль двумя последними симфониями Чайковского, нужна немалая смелость. Но коль скоро речь идет о Плетневе, такой выбор выглядит вполне оправданным. Именно Чайковский издавна был для него главным композитором, и именно с Чайковского начинался Российский национальный оркестр. А то обстоятельство, что последние симфонии звучат часто и многим успели надоесть, Плетнева, похоже, вовсе не волнует. Он-то всегда исполняет музыку Чайковского (и не только его) с чистого листа, как будто до него никто ее и не исполнял.

Чайковский от Плетнева, как уже не раз отмечалось, почти начисто лишен пресловутой сентиментальной патоки и мелодраматического надрыва, что не так давно считались непременными атрибутами русской традиции. У Плетнева все жестко и строго, а трагизм преподносится без истерической взвинченности как неотъемлемая составляющая самой жизни. Пятая симфония прочитывается как бы сквозь призму «Пиковой дамы», только, в отличие от последней, не получает финального катарсиса. Нет здесь и однозначности большинства привычных трактовок. Замедленный темп вступления в трактовке Плетнева недвусмысленно ассоциируется с траурным шествием, и финальная торжественная кода, основанная на той же музыкальной теме, никакого оптимизма не внушает. Однако вместо точки маэстро ставит здесь многоточие. Точкой же становится финал Шестой симфонии. Таким образом, обе симфонии образуют у Плетнева своего рода дилогию, и именно после Шестой, ретроспективно, начинаешь по-настоящему понимать и оценивать его Пятую.

Как показалось, РНО в Пятой еще не разыгрался в полной мере, допуская немало мелких помарок. В Шестой их было уже значительно меньше, а в финале оркестр достиг, кажется, предельно возможной высоты, и этот финал, как по интерпретации, так и по звучанию оркестра можно смело поставить в один ряд с эталонной записью Мравинского...

Уже на следующий вечер Плетнев с РНО переключились в совсем иную, куда как более светлую плоскость, обратившись к кумиру самого Чайковского Моцарту. Кстати, в отличие от Плетнева-пианиста, много игравшего Моцарта, Плетнев-дирижер взялся за него едва ли не впервые. И надо сразу заметить, что в отличие от глубоко выношенных симфоний Чайковского, «Волшебная флейта» во многом предстала своего рода «пробой пера». Встречались здесь по-настоящему удачные фрагменты, но было немало и откровенно сырых. К тому же, посчитав, вероятно, что в партитуре «слишком много нот», маэстро прибег к купюрам, исключив, в частности, чрезвычайно важную сцену Тамино с Оратором в первом акте. Зачем это было делать, непонятно: ведь и так общая протяженность заметно сократилась за счет разговорных диалогов...

Зато подбор солистов оказался по большей части весьма успешным. В первую очередь, конечно, надо назвать обожаемую москвичами экстравагантную Симону Кермес, в своей привычной барочной манере спевшую партию Царицы ночи. Настоящим открытием для Москвы стала британка Люси Кроу в партии Памины. Штефан Генц был отличным Папагено, а Тильман Лихди весьма достойно выступил в партии Тамино. Голос британца Тима Мерфина, скорее, походил на баритон и явно был высоковат для партии Зарастро, но все же он оставил в целом благоприятное впечатление благодаря своей музыкально-исполнительской культуре. Россияне были представлены неувядаемым Вячеславом Войнаровским, немало оживившим вечер в партии Моностатоса, а также Анастасией Белуковой в партии Папагены и исполнителями ансамблевых партий (две из трех дам, воины и мальчики).

В драматургии фестиваля кульминация пришлась на точку «золотого сечения» — пятый концерт, где исполнялась музыкально-литературная композиция по «Перу Гюнту» Ибсена — Грига. Говорят, что драматургу не понравилась на премьере музыка Грига, и понятно почему. Монументальная философская драма, где главным героем выведен бездушный негодяй, которого в конце от адских мук спасает чистая любовь Сольвейг, мало сочеталась с наивно-иллюстративными музыкальными картинами. Но в нынешней интерпретации Плетнева, где царили глубочайший мрак и безнадежный пессимизм, они, вероятно, удостоились бы одобрения Ибсена. Не стоит искать в этих определениях отрицательный смысл: Плетнев справедливо снял налет детской сказочности, под которым обнажились и зловещие гримасы троллей в «Пещере горного короля», и легкомыслие Анитры, и пронзительная боль, связанная с женскими образами. Знаменитая песня Сольвейг (проходящая как лейтмотив через всю композицию) стала в замечательном исполнении латышской певицы Инги Калны чем-то вроде реквиема по Перу Гюнту, когда вновь, как в Шестой симфонии Чайковского, комок подступал к горлу.

Надо отдать должное концертмейстеру оркестра Алексею Бруни, сделавшему очень удачную литературную версию, так что слушатели получили общее представление о главных сюжетных линиях пьесы. Бруни, сам прекрасный поэт, сумел очень тонко скомпоновать кусочки текста драмы, добавив в нужных местах стихотворные вставки, точно стилизуя манеру Ибсена. Чтецу — Василию Лановому — оставалось лишь вдохновенно «сыграть» за разных персонажей пьесы, в чем ему помогли Московский академический камерный хор Владимира Минина и симпатичный баритон Игорь Головатенко.

Своего рода интермеццо стал одноактный балет «Заклятие рода Эшеров» на музыку Гордона Гетти. Американский меценат, много лет поддерживающий РНО, признался в интервью, что его «заветной мечтой было увидеть этот балет на сцене Большого театра в постановке великого Владимира Васильева». Балетмейстер же вновь воплотил свою давнюю идею балета, в котором оркестр сидит на сцене, как бы вписанный в действие. Хореография Васильева не просто воплотила образы Эдгара По, но и существенно обогатила музыку Гетти, неожиданно архаичную по стилю и аскетичную по фактуре и оркестровке.

Фантасмагорическое явление предков рода Эшеров напомнило о знаменитых васильевских ведьмах в «Макбете», но самое сильное впечатление оставили лирические дуэты и трагический финал, где орнаментальный рисунок переплетенных поз трех главных героев — Родерика (Ян Годовский), Эдгара (Артем Овчаренко) и Маделины (Анжелина Воронцова) — символизировал роковое «судьбы сплетенье». Владимир Васильев выступил и как талантливый сценограф: на задник проецировались его картины, ставшие еще одним смысловым параллельным рядом, не столько иллюстрирующим, сколько задающим особое настроение балета.

В этот же вечер приятно удивил 14-летний пианист-вундеркинд Конрад Тао (США). Концерт № 20 Моцарта был сыгран совсем по-взрослому. Незаурядные способности Тао проявились не только в невероятной беглости пальцев, но и в умении вести на равных диалог с такими музыкантами, как РНО с Плетневым. Тао сумел тембрально «вписаться» в сумеречное звучание струнных в начале концерта, поддержать церемонное движение во второй части и шаловливо порезвиться в финале, где поразили виртуозностью духовики РНО. Хочется назвать еще одного героя фестиваля — гобоиста Виталия Назарова, который в услышанных программах проявил себя артистом экстра-класса. Фактически сюита из «Лебединого озера», которая завершала третье отделение данного концерта, была бенефисом Назарова, Бруни и концертмейстера виолончелей Александра Готгельфа. Подчеркнем, что в сюиту Михаил Плетнев не включил ни одного шлягера, сделав акцент на протяженных симфонических фрагментах из «Лебединого озера». И слушалось все это с неослабевающим вниманием.

А вот Первому фортепианному концерту Чайковского в этом сезоне пока не везет. Играющий исключительно на «Стейнвеях» британец Стивен Хаф справиться с местным роялем не смог, и так загнал финал, что Плетневу оставалось лишь «ловить» потерявшего самообладание солиста. В тот вечер утешением стала Вторая симфония Шумана, исполнение которой доставило не только эмоциональное, но и эстетическое наслаждение от филигранной дирижерской работы Плетнева. Уровень взаимопонимания между дирижером и оркестрантами на сегодняшний день таков, что маэстро достаточно легкого кивка или чуть заметного жеста, чтобы добиться требуемого крещендо, рубато или иных нюансов. Теперь Плетнев может позволить себе чаще «отпускать» оркестр, который поражает своей виртуозностью, ритмической дисциплиной и богатством звуковых красок.

Заключительный, седьмой концерт победного марафона выпал на воскресенье, и публике была предложена «легкая» классическая программа, где, впрочем, внимание привлекли новинки. Очаровательный кларнетовый концерт английского композитора М.Арнольда в интерпретации обаятельного Майкла Коллинза вызвал бурю восторга, особенно его джазовый финал, где РНО буквально преобразился в диксиленд. Несколько смутил выбор эклектичной «Русской увертюры» Н.Голованова, напомнившей все русские оперы разом. Эффектно солировал в скрипичных шлягерах — «Интродукции и Рондо-каприччиозо» Сен-Санса и «Цыганских напевах» Сарасате — Сергей Крылов. А мощная поступь «Славянского марша» Чайковского подвела эффектную черту под фестивалем.

Дмитрий Морозов, Евгения Кривицкая

реклама

вам может быть интересно

Не жалею, не зову, не плачу… Классическая музыка