На концерте камерной музыки французских композиторов
27 октября в концертном зале Геологического музея им. В. И. Вернадского состоялся очень интересный концерт под рубрикой «Камерная музыка Франции», в котором участвовали молодые отечественные музыканты, лауреаты международных конкурсов: Андрей Санников (флейта), Алексей Балашов (гобой), Николай Агеев (кларнет), Арсений Самсонов (валторна), Илья Каштан (фагот) и Ирина Красотина (фортепиано). В программе: Франсис Пуленк, Камиль Сен-Санс и Дариюс Мийо.
Основной интерес этого концерта составляла не только полностью французская программа, но и редкий для современных камерных вечеров инструментальный состав: не считая неизбежного присутствия надёжной опоры почти всякого камерного концерта — рояля, это сплошь духовые инструменты.
Когда-то в старину, ещё до того, как камерные инструментальные составы утряслись и подверглись в процессе векового отбора своего рода «стандартизации», когда ещё не возникли устойчивые инструментальные сочетания, ныне считающиеся «классическими», сочинители старинной музыки, не обинуясь, творили для любых имеющихся в их распоряжении, вернее сказать, подвернувшихся под руку, инструментов. Рецензируемый концерт своим набором духовых
отсылает к тем стародавним временам, когда композиторы позволяли себе фантазировать гораздо смелее, чем их наследники последующих эпох,
уже опирающиеся на наработки своих предшественников. В этом смысле французские композиторы, произведения которых исполнялись в Геологическом музее, как бы «через голову» классицизма и романтизма выстраивали художественную арку к ещё более ранним музыкальным эпохам. Безусловно, это в значительной степени способствовало музыкальной свежести как самих сочинений, так и их восприятия.
В начале вечера прозвучало замечательное Трио для гобоя, фагота и фортепиано Ф. Пуленка.
Значение этого композитора для музыки XX века в целом трудно переоценить, но особенно ценен он для Франции. Если проанализировать все творческие следствия, то можно убедиться, что ему и его коллегам по цеху вся французская киномузыка, французская же эстрада, шансон обязаны своим своеобразием: это и рафинированные гармонии, и смелые тональные сопоставления, и мелодика, и ритмика, и разнообразные композиторские приёмы, в совокупности образующие и закладывающие весьма специфический фундамент всей тогдашней и последующей французской музыки.
Иные моменты казалось бы вполне «академических» произведений Пуленка звучат настолько «узнаваемо» для современного уха, будто взяты из фонограммы какого-нибудь популярного французского кинофильма тех времён, и это, безусловно, способствует созданию атмосферы раскованности и лирической непосредственности.
Музыканты играли с явным удовольствием, технично и достаточно сыгранно,
хотя трудно сказать, много ли им довелось репетировать вместе. Но невольно приковывало внимание то, что отдельные партии были выучены, освоены и поданы вполне добротно.
Первое отделение продолжил и завершил «Каприс на датские и русские темы» (op. 79) для флейты, гобоя, кларнета и фортепиано Сен-Санса.
Интересно было сопоставить стили Пуленка и Сен-Санса:
с одной стороны, пуленковская гармоническая щедрость, внезапность творческих ходов, лиризм, импровизационность, а с другой — строгие сен-сансовские тематические линии, графичность рисунка, классический рационализм построений. И в то же время при всём различии стилей любопытно было наблюдать какую-то едва уловимую общность, принадлежность обоих сочинений к музыкальной культуре одной и той же страны на разных этапах её развития, ощущать преемственность традиции.
Недаром же чуткий к подобного рода свойствам Пётр Ильич Чайковский рассуждал о пикантности и «симпатических чертах национальности» в произведениях Сен-Санса. И совсем уж невозможно отказать в том же Пуленку!
Второе отделение началось Cонатиной для гобоя и фортепиано Мийо,
хотя первоначально в программе была указана его же Cоната для флейты, гобоя, кларнета и фортепиано. Но, видимо, во второй названной что-то осталось недоученным.
Гобоист Алексей Балашов, участвовавший в исполнении всех произведений этого вечера, вместе с пианисткой образовал тот музыкальный костяк, на котором держалась структура каждого произведения и даже всего концерта в целом. Он постоянно присутствовал на сцене, и его исполнение было техничным и надёжным, а исполнение сонатины Мийо было столь проникновенным, что некоторая досада, вызванная заменой произведения, моментально испарилась.
Завершил концерт шикарный Секстет для флейты, гобоя, кларнета, фагота, валторны и фортепиано Пуленка, собравший на сцене всех присутствовавших музыкантов.
Это весьма развитое по содержанию и форме, самое масштабное из произведений, исполненных в тот вечер молодыми интерпретаторами, пожалуй, самое глубокое в художественном отношении и сложное по фактуре, что объясняется не только количеством инструментов, но и богатством самой музыкальной мысли автора. Замечательно вписалась в такой ансамбль валторна, привнося, как это всегда в бывает в случае её использования, пантеистический элемент в интегральное звучание.
Изобретательность Пуленка, мастерски использовавшего для звукового воплощения своего замысла всё доступное многообразие инструментальных сочетаний, не знала границ: это был подлинный «пир интеллекта» вкупе с музыкальной красотой, которую невозможно выразить словами.
Суммируя свои впечатления от этого чудесного вечера, я хотел бы в завершение, поблагодарив музыкантов, подчеркнуть, что
подобные концерты радикально расширяют слушательские представления не только о камерной музыке как таковой,
не только о возможных и самых необычных инструментальных составах, но открывают новые звуковые миры, освежают воображение, обостряют тембровое чутьё, демонстрируя, сколь прекрасная музыка может быть поручена самым непривычным ансамблям.
