Концерт, приятный во всех отношениях…

Юлия Лежнева и Михаил Шехтман на XI Большом фестивале РНО

Как определить жанр концерта, который состоялся 16 сентября в рамках Большого фестиваля РНО в Концертном зале им. П.И. Чайковского? Симфонический концерт? И да, и нет. Оркестровый оперный рецитал? И да, и нет тоже… Но ведь и то, и другое в нём присутствовало. Пожалуй, это можно назвать кратким избранным дайджестом творческого содружества сопрано Юлии Лежневой и дирижера Михаила Шехтмана (Антоненко), но на сей раз он дополнен несколько неожиданным для вокального оркестрового рецитала рядом симфонических пьес. А плодотворное содружество названных музыкантов, не оставшееся не замеченным ни меломанами, ни критиками, начиналось когда-то с вокальных вечеров, в которых Михаил Антоненко принимал участие в качестве аккомпаниатора певицы.

Как дирижер, в том числе аккомпанируя и Юлии Лежневой, Михаил Шехтман на сей раз выступил, конечно же, не впервые, но впервые именно так его позиционирует афиша, и поэтому можно сказать, что мы присутствовали при рождении нового дирижера! А почему в названный дайджест вошел именно тот репертуар, что вошел, догадок строить можно сколько угодно. Однако ясно одно: программа концерта была пронизана аурой романтизма, и его музыкальные образцы, созданные разными мастерами в разных странах, сложились в яркую, многокрасочную картину. Из сферы романтизма выпала лишь ария «Laudamus te» из Большой мессы до минор Моцарта (1783, K. 427). Репертуар эпохи классицизма (и в особенности Моцарт) плюс вычурное, витиеватое барокко – та сфера исполнительской деятельности, в которой Юлия Лежнева царит на протяжении уже многих лет, так что в стилистике Моцарта она и на сей раз, безусловно, ощущала себя, как рыба в воде!

К слову заметим, что на бис прозвучали и три коронных барочных хита певицы – «Agitata da due venti» (ария Констанцы из «Гризельды» Вивальди), «Lascia la spina» из оратории Генделя «Триумф Времени и Разочарования» и «Son qual nave ch’agitata (вставная ария Арбака в оперу «Артаксеркс» Хассе, написанная для Фаринелли его братом Риккардо Броски). Надо ли говорить о той искрящейся обворожительности, музыкальном шарме и головокружительно-подвижной мелкой технике, которыми певица положила зрительный зал на обе лопатки и на сей раз! По части подобного репертуара Юлия Лежнева – просто фантастическая мастерица, и слышать в нём певицу, по счастью, доводилось не один раз.

И всё же Моцарта и других венских классиков за последние годы в исполнении певицы мы слышали не так много и часто, однако изумительной программой из репертуара Моцарта, Гайдна и Бетховена (плюс реформатора барокко Глюка) нам довелось насладиться не далее как весной в прошлом сезоне. Тогда среди прочего звучал Бетховен, итальянская концертная ария «Ah! Perfido» (1796, op. 65), а на этот раз – итальянская ария Мендельсона «Infelice» («Ah, ritorna, età felice», 1843, op. 94). В вокальное ожерелье романтического репертуара певицы добавилась и эта редкостная жемчужина, и знаменитая хрустальная кантилена Шуберта «Ave Maria». Но, когда мы становимся слушателями в концертном зале, наши желания и ожидания разнятся, и это абсолютно нормально. Так, в последнее время рецензенту, словно по какому-то наваждению, слышать Юлию Лежневу всё больше и больше хочется в итальянском романтическом бельканто XIX века, ведь в 2007 году исполнением арии (финальной сцены и рондо) Зельмиры из одноименной оперы Россини певица произвела фурор на Конкурсе молодых оперных певцов Елены Образцовой в Санкт-Петербурге. Наградой ей стал Гран-при, и забыть это решительно невозможно!

Давний концерт певицы в Большом зале Московской консерватории – он состоялся после названного конкурса, и в нём она также пела Россини – жив в памяти до сих пор! Но после двух незабываемых концертов в 2008 году на Россиниевском оперном фестивале в Пезаро, за дирижерским пультом которых был маэстро-легенда Альберто Дзедда (1928–2017), от Россини и вообще бельканто певица отошла. Ее карьера развернулась в сторону барокко, что легло на весьма благодатную почву возрождения интереса к нему во всём мире, но устойчивая лояльность к музыке классицизма осталась, что в последнее время и смогло порадовать нас рядом восхитительных «бонусов». Барокко и классицизм Юлия Лежнева обогатила феноменально ярко, но бельканто, в главной тройке творцов которого, кроме Россини, есть еще Беллини и Доницетти, в силу этого оказалось, увы, обделенным…

Восхождение певицы на оперный Олимп началось с бельканто Россини, совершенно особой сферы музицирования, делить которую с другой музыкой сложно – практически невозможно. И поэтому возвращение в нее на концерте в рамках Большого фестиваля РНО с упомянутой выше арией Зельмиры и финальной арией Елены из «Девы озера» и вызвало такой мощный прилив меломанского оптимизма! Более чем за десятилетие голос певицы окреп, «возмужал», приобрел известную степень «драматической спинтовости», не утратив при этом ни подвижности, ни пластичности, ни способности к тонкой нюансировке, ни ресурсного диапазона. Всё это говорит в пользу того, что репертуар бельканто (и не только Россини) – та сфера, предпосылки для обращения к которой сегодня всё еще остаются!

Но после пиршества барокко, которое всегда щедро дарит слушателям Юлия Лежнева (не исключение и обсуждаемый концерт), возвращаться к Россини – своего рода подвиг, оценить который по достоинству смогли немногие. Конечно, сегодняшняя Юлия Лежнева, обогащенная опытом и практикой своей, что и говорить, фантастической карьеры, звучит не так, как десять-двенадцать лет назад: ее пение вобрало в себя и философскую мудрость, и тонкие драматические штрихи, и стилистическую изысканность, взывающую к секретам красивого пения, то есть к бельканто, посредством более тонкой, филигранной настройки. Так что можно с уверенностью утверждать: путь бельканто для этой исполнительницы по-прежнему открыт! Но любой музыкант свой путь выбирает сам, и если новые творческие достижения ждут певицу в сфере барокко, то, значит, так тому и предначертано быть!

На своем Большом фестивале Российский национальный оркестр (художественный руководитель и главный дирижер – Михаил Плетнёв) всегда представляет совершенно разные по стилю программы. Музыка обсуждаемой, включая бисы, – концентрированный выплеск красоты и гармонии, подборка, рассчитанная на самую широкую публику, номера яркие и просто захватывающие своей эмоциональной энергетикой. Однако эту энергетику нельзя было бы ощутить, если бы ее не создавали, транслируя в зрительный зал, и певица-солистка, и музыканты оркестра, и дирижер. В вокально-оркестровой части был лишь один цельный номер – «Infelice» Мендельсона. «Ave Maria» Шуберта – «Третья песнь Елены» (D. 839, op. 52, № 6) из его сборника песен (1825) на основе текстов (в немецком переводе) из поэмы Вальтера Скотта «Дева озера»: прекрасное расширение оперной темы! Остальные номера – фрагменты, в данном случае, из опер, из музыки к драме, из мессы и оратории.

Когда на сборных концертах такого рода мы слушаем оперные увертюры или арии, вопрос «почему не исполняется вся опера?» в силу своей абсурдности, естественно, не возникает, да и к такой форме концерта мы просто давно уже привыкли. Однако когда звучит только часть какой-либо симфонии, всегда кажется, что это по живому вырвано из общего контекста, но ведь это момент всего лишь психологический. Чисто оркестровых частных фрагментов общего прозвучало четыре: увертюра из музыки Бетховена (ор. 84) к трагедии Гёте «Эгмонт», увертюра к опере «Сорока-воровка» Россини, «Adagietto» фа мажор (четвертая часть) из Пятой симфонии до-диез минор Малера и финал «Allegro con fuoco» фа мажор из Четвертой симфонии фа минор Чайковского (ор. 36).

С такой симфонической «обоймой» в программе Михаил Шехтман, естественно, имел возможность показать себя не только «оркестровым аккомпаниатором», но и симфонистом. Бетховен прозвучал у него очень академично, монументально строго, в торжественно-эпическом ключе, отчасти даже несколько неспешно, словно с «растяжкой», но при этом рельефно-яркая подача оркестрового звука рождала терпкую романтически-возвышенную образность. В пандан к ариям из двух раритетных для сцен отечественных музыкальных театров опер Россини «Зельмира» и «Дева озера» прозвучала «километровая» увертюра еще к одной его опере – к «Сороке-воровке». Для наших театров и эта опера – раритет, но потрясающе красивая, истинно россиниевская гранд-увертюра к ней – гостья на наших концертных подиумах довольно частая, хотя редко когда стилистически точная и стройная. На сей же раз Россини нам всё-таки «улыбнулся», открыв и свою нежность, и свою мощь.

Знаменитое «Adagietto» Малера и финал Четвертой симфонии Чайковского образовали абсолютно контрастные полюса: рафинированно-чистая и светлая меланхолия Малера выступила «против» зажигательного бурлеска Чайковского. И если «Adagietto» произвело сдержанно-ровное, несколько отстраненное впечатление, то в финале Четвертой симфонии присущие русской душе безудержность и ликование, тоска и вечное страдание оказались невероятно сильными, неистовыми, едва ли не демонически завораживающими…

Фото Ирины Шымчак

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама