О спектакле Кристофа Лоя по опере «Орфей и Эвридика» на Зальцбургском фестивале 2023
Спектакль немецкого режиссёра Кристофа Лоя по опере К.-В. Глюка «Орфей и Эвридка» был с успехом показан в рамках Зальцбургского фестиваля на Троицу и по традиции включён в программу основного Летнего фестиваля [1]. Короткая Пармская редакция оперы (1769) вместе с танцами и медитативным созерцанием тишины в новой постановке длится всего полтора часа и представляет собой гармоничный синтез музыкального сопровождения, вокальных партий и ансамблей, хоров и хореографии.
В центре повествования — модернизированная история мифа о музыканте, укрощающем смерть, но не способном справиться с собственными эмоциями. В либретто, созданном главным идеологом оперной реформы Глюка — Раньери де Кальцабиджи [2], легендарный сюжет представлен в особом гендерном ракурсе, находящем дальнейшее развитие во многих сюжетах Рихарда Вагнера о гении, не понятом любимой женщиной [3].
В опере Глюка и Кальцабиджи Орфей нарушает запрет богов, поддавшись манипуляциям Эвридики, которая, не успев воскреснуть, уже обиделась и притворилась умирающей. Любопытно, что Эвридика обижается на любимого человека за то, что он не только ни одного комплимента ей не сделал после того, как жизнь вернул, так ещё и поторапливает, не отвечая на вопросы, и просит помолчать. А ведь и Глюк, и особенно Кальцабиджи прекрасно понимали, что нет более надёжного способа обрести в лице даже любящей женщины врага, чем торопить её, не отвечая на вопросы.
Под мнимой угрозой второй раз потерять любимую Орфей оглядывается на свою недалёкую, но близкую избранницу и, выполняя её просьбу, окончательно убивает её. В жизни так часто бывает, и ничего неожиданного тут нет. Неожиданным стал спектакль, в котором постановочная часть стала едва ли не главным героем, гипнотизирующим фестивальную публику так же, как Орфей своим искусством гипнотизировал злых духов уже неживой природы.
Основных достоинств постановки Кристофа Лоя три.
Во-первых, это строгая и стильная интерьерная сценография Йоханнеса Лейакера, в которой портал в потусторонний мир становится главной доминантой. Проём, напоминающий и картинную раму, и зеркало сцены, и даже телевизор с плавно поднимающейся и опускающейся шторкой, становится символической границей не только между жизнью и смертью, но зыбкой гранью между реальностью и миром искусства, за которой возникает либо мрак вечного небытия, либо белое сияние творческого экстаза, воплощением которого становятся Блаженные Тени в облике танцовщиц, одетых в акварельные тона эпохи рококо — времени создания оперы.
Во-вторых, это хореография. В зальцбургском спектакле Кристоф Лой выступает не только как автор сложной мизансценной палитры, но и как балетмейстер. Хореография «Орфея и Эвридики» в постановке К. Лоя богата как оригинальными пластическими находками, так и реминисценциями из истории классического танца [4]. Стилистически это ближе к языку Бориса Эйфмана и Раду Поклитару — идеальное сочетание современного драмбалета с эстетикой хореографического символизма.
В-третьих, конечно, драматургия (в соавторстве с Клаусом Бертишем). Перед нами история художника, потерявшего вдохновение (талант?) и пытающегося повернуть время вспять. Это глубочайшее прочтение древнего мифа переворачивает наше представление о реформе Глюка-Кальцабиджи. Кем в этой драматургии является Эвридика (иссякшим вдохновением, погасшим чувством, потерянным голосом или обычной женщиной, манипулирующей своим мужчиной), — выбирать каждому. Но многогранность трактовки поражает.
Чечилия Бартоли, исполнившая партию Орфея, продемонстрировала виртуозную актёрскую игру, но с вокальными сложностями партии справилась лишь условно. И как это ни странно, именно угасающая вокальная фактура певицы стала идеальным отражением авторской концепции спектакля. Орфей теряет не любимую женщину: он теряет, если угодно, предмет самореализации, инструмент для творчества, и шире — смысл жизни.
Французская сопрано Мелисса Пети блестяще исполнила партию Эвридики: кроме технически безупречного вокала, певица предложила грамотное развитие образа женщины, искренне оскорбленной равнодушием к своей женской природе и пытающейся даже ценой собственной жизни отстоять своё право на внимание, заботу и обожание. Очень сильная работа.
В небольшой партии Амура прекрасно прозвучала новозеландская сопрано Медисон Ноноа.
Заслуженными овациями встретила премьерная публика хор вокально-инструментального ансамбля с очень знаковым названием «Il Canto di Orfeo» (Песнь Орфея) [5].
Грандиозным успехом я бы назвал выступление оркестра «Музыканты Принца Монако» под управлением маэстро Джанлуки Капуано [6]. Кроме в целом великолепного инструментального звука, хотелось бы отдельно отметить изысканные модуляции флейты (Пабло Соса) в знаменитом танце Блаженных теней, известном как «Мелодия Глюка», и роскошную работу валторнистов (Ульрих Хюбнер, Дилено Балдин).
Итак, на Зальцбургском фестивале был показан один из самых идеально сбалансированных музыкально-театральных и вокально-хореографических спектаклей, повествующих о Художнике, потерявшем Душу. Это удивительная работа постановочной команды Кристофа Лоя и всего ансамбля исполнителей заставляет в который раз задуматься над тем, что как бы мы ни относились к деятелям искусства и какой бы факультативно-развлекательной ни была их роль в нашей жизни [7], только они, создавая посредством музыки и танцев, дизайна и картин, книг и сценариев, спектаклей и фильмов иллюзорный мир блаженных теней, приподнимающий нас над повседневностью и заставляющий испытывать сильные эмоции без риска для жизни. Только они своим творчеством постоянно напоминают нам о том, чем мы на самом деле отличаемся от бездушных существ…
Примечания:
1) Троицкий фестиваль (или Зальцбургский фестиваль на Троицу, нем. Pfingstfestspiele) — трёхдневная рекламная увертюра к Летнему фестивалю, посвящённая, как правило, барочной или бельканто-вой музыке и включающей иногда хореографические представления. Центральный оперный спектакль Троицкого фестиваля включается также в программу главного Летнего фестиваля.
2) Реформа Кальцабиджи не случайно вошла в историю музыки под названием «оперной реформы Глюка», хотя немного странно называть драматическую реформу, напрямую уязвляющую роль композитора, именем автора музыки к трём программным либретто Кальцабиджи («Смысл моей работы был направлен на то, чтобы музыку вновь поставить на надлежащее для неё место: служить драме в её выразительности и её сменяющихся сценах — без того, чтобы нарушать действие или обесценить его, охладить чрезмерными украшениями», — писал Кальцабиджи Глюку). У этой «несправедливости» были свои причины, главная из которых чрезмерная токсичность личности Кальцабиджи, замешанного в убийствах, отравлениях и сексуальных скандалах, не совместимых в XVIII в. с публичным признанием заслуг.
3) Любопытно, что и у Р. де Кальцабиджи, и у Р. Вагнера женщина, не оценившая принесённую ей жертву, неизменно гибнет (Сента в «Летучем голландце», Эльза в «Лоэнгрине», Брунгильда в «Гибели богов» и т.д.). Позже великий Дж. Пуччини потратит много сил, чтобы переломить тенденцию, и будет всем своим творчеством утверждать, что женщина тоже человек, а «все мужики – козлы»; но и у этого гениального феминиста женские образы в операх почему-то гибнут пачками, а мужским персонажам — хоть бы что (хотя в жизни, как известно, всё с точностью до наоборот).
4) В хореографии К. Лоя использованы цитаты из II акта балета А.-Ш. Адана «Жизель», содержание которого перекликается с сюжетом «Орфея…», а также из запрещённого потомками С.С. Прокофьева драм-балета Раду Поклитару «Ромео и Джульетта» (2003, Большой театр).
5) Коллектив основан маэстро Джанлукой Капуано в 2005 и специализируется на музыке эпохи Возрождения и творчестве Джакомо Кариссими (1605—1674) и его школы.
6) Коллектив «Les Musiciens du Prince – Monaco» был создан в 2016 году по инициативе Чечилии Бартоли, которая и является его художественным руководителем.
7) Миф об Орфее — о художнике, укрощающем смерть силой своего искусства, — может быть отнесён к внутрицеховому творчеству мастеров любого развлекательного жанра. Поскольку науке не известны случаи, когда кто-то умирал от отсутствия музыки (живописи, литературы, балета и т.д.) или воскресал из мёртвых под мелодию хоть Глюка, хоть Глиэра, мы понимаем, что блаженное состояние, в которое погружается человек под воздействием искусства, — факультативно и служить заменой антибиотиков или дефибрилляторов, увы, не может. Миф об Орфее — это слепок самовосприятия деятелей искусств, которые существуют только потому, что кто-то ежедневно заботится о наличии продуктов в магазинах, медикаментов в аптеках, чернил в типографиях и электричества в розетках. К сожалению, взаимозависимость здесь односторонняя, и даже Зальцбургский фестиваль за всю свою вековую историю два раза не проводился не по причине творческого кризиса, а из-за отсутствия финансирования в 1924 и из-за «тотальной войны» в 1944. И во все времена великие художники это прекрасно понимали.
Фото: SF / Monika Ritterhaus
