О режиссерских воззрениях Малера и его постановках опер

Густав Малер

Мы продолжаем цикл публикаций, посвященных Густаву Малеру и его деятельности в оперном театре. В первом материале цикла был кратко прослежен творческий путь маэстро. Сегодня вниманию читателей будут предложены фрагменты воспоминаний современников великого композитора, посвященные малеровским мыслям об оперном искусстве, а также ряд высказываний самого маэстро.

Альфред Роллер о Малере-режиссере:
«Когда я вижу, как ставит какое-нибудь произведение наш средний оперный режиссер, мне всегда кажется, будто дерево (я имею в виду произведение) лишают листьев и ветвей, а затем вешают на его голые сучья пеструю мишуру и елочные игрушки. Часто это выглядит забавно, но еще чаще вызывает досаду. Во всяком случае, самого дерева, логики его анатомического строения уже не узнать.

Когда же какое-нибудь произведение ставил на подмостках Малер, то мне всегда казалось, будто я вижу, как волшебная сила заставляет деревце расти. Я видел, как развивается его ствол, его сучья, как оно ветвится и пускает все более нежные побеги, покрывается листьями, и в конце концов оно являлось моему взору во всей своей опьяняющей красе и со всеми ароматами своего роскошного цветения. Вместе с тем во всем его великолепии ничто не прибавлено извне, все вытекало из внутренней сущности и было рождено собственными жизненными силами произведения».

Режиссерские замечания Малера в воспоминаниях немецкой певицы Марии Гутхейль-Шодер, выступавшей в течение ряда лет в Венской опере:
«Когда я прибыла в Вену, во мне была склонность к реалистической игре (здесь имеется в виду натурализм - прим. ред.). Малер научил меня понимать, что каждая опера - произведение определенного стиля и что самое главное - найти тот стиль, которого требуют музыка и текст...»

«Очень большое значение Малер придавал неподвижности на сцене, паузам в игре, и это - наука для всех, кто старается неестественной подвижностью оживить происходящее на сцене. «Только за время паузы, - говорил он, - человеку становится ясно, что он видел и что должно произойти дальше». Поэтому совершенно «неподвижными» мизансценами Малер добивался невиданного впечатления: пример тому: картина на кладбище в «Дон Жуане»...

Из воспоминаний австрийской певицы Анны Бар-Мильденбург об одной из репетиций «Валькирии». Между певицей, исполнявшей роль Брунгильды, и Малером возник спор, можно ли играть сцену опираясь на скалу. Малер был «за» скалу, певица против. Вот что она придумала, чтобы переубедить постановщика:
...«тут я прервала репетицию и совершенно спокойно, с простодушным видом попросила Малера показать мне эту сцену, разумеется, с музыкой. С музыкой, именно так: она предъявляла к нам обоим одни и те же требования, и поэтому мы должны были встретиться, прийти к согласию, найти благодаря ей общее мнение. Действительно, он вскарабкался из оркестра на сцену, я подала ему копье и щит; он велел сыграть несколько тактов «нисхождения валькирии» - и вот наступила тема Валгаллы. Малер слегка прислонился к скале, и в тот же миг копье и щит полетели в разные стороны. «Невозможно, Роллер! Мильденбург, Вы правы, здесь нельзя опереться!» Громко хохоча, он бросился в оркестр и снова закричал: «Значит, не будем опираться!» Репетиция продолжалась. Я была убеждена, что на этом пути мы обязательно сойдемся, потому что сама усвоила черту Малера: насквозь пропитаться музыкой, чтобы она потом устремилась в твои движения и мимику; дать ей двигать тобою, нести тебя; никогда не разлучаться с нею, сдаться ей в плен, ничто не делать вопреки ей, прислушиваться к ней до конца. Кто бы ни стоял на сцене: артист или несколько, или вся масса хора и статистов, - Густав Малер всех принуждал следовать за музыкой вместе с ним. И оркестр и сцена становились одним гигантским телом, которое дух Малера оживлял для музыкальной пластики».

Из письма Малера к А.Мильденбург (по поводу ее выступления в «Лоэнгрине» в Гамбурге):
«...Сцена с Эльзой (Мильденбург пела партию Ортруды - прим. ред.) - неплохо, но слишком громко; эти краски - не для скрытной, лицемерной, притворно-смиренной Ортруды. Во втором акте вы выглядели в первом костюме отлично, во втором уже не так хорошо, потому что держались небрежно. Ради бога, дайте в таких ролях вашей импозантности произвести впечатление. И взбежали Вы по лестнице впереди Эльзы еще не совсем так, как нужно. Лучше всего, почти хорошо Вы спрыгнули со ступеней...»

Высказывания Малера об операх

О немецкой опере (Высказывание Малера, приводимое в воспоминаниях Натали Бауэр-Лехнер, австрийской альтистки, его давней приятельницы):
«...В сущности в Германии было только три совершенных оперных композитора: Моцарт, который отличался во всем, чтобы ни делал, неслыханной меткостью, Вагнер и - вы удивитесь, кто третий!»

— Вебер, спросила я?

— «Нет! Его «Оберона», его «Эврианту» сюда никак нельзя причислить! Он служил в опере, это его изнуряло, парализовало и погубило раньше времени; кто знает, сколько и как он писал бы иначе! Третий, кого я имею в виду, - это Лорцинг. Его «Царь», его «Браконьер» по своему тексту, по действию, по музыке позволяют считать его великим оперным композитором наряду с Моцартом и Вагнером.

О Бетховене и его единственном детище - «Фиделио» говорить не приходится: он hors de concours (вне конкурса - франц., прим. ред.). За что бы не брался - везде получается величайшее творение!»

О «Кармен» и «Мейстерзингерах» (фрагмент воспоминаний Йозефа Богуслава Фёрстера, чешского композитора, друга Малера, в которых он цитирует маэстро):
«Вы хотите изучить увертюру? (речь идет о «Нюрнбергских мейстерзингерах» - прим. ред.). <...> Значит вас интересует инструментовка? В таком случае я пришлю вам не увертюру к «Мейстерзингерам». Она инструментована плохо. Я хочу прислать вам партитуру «Кармен» Бизе; вот в ней нет ни одной лишней ноты». Я вспомнил, что Сен-Санс, восхищавшийся экономией средств, которой классики достигли также и в инструментовке, называл «Тангейзера» «победой количества» (хотя и признавал его красоту). Подумал я и о том, что Ницше отдавал предпочтение Бизе».

О «Саломее» Рихарда Штрауса (из письма Альме Малер, январь 1907 г.):
«Саломея» - совершенно гениальное, очень сильное произведение, которое несомненно относится к числу самых значительных из созданных в наши дни. В нем под грудой мусора живет и действует вулкан, подземный огонь, просто фейерверк. Пожалуй, так обстоит дело и с самим Штраусом как личностью. Поэтому у него так трудно отделить мякину от чистого зерна...»

В заключение второй публикации, посвященной Малеру - оперному дирижеру, приводим с незначительными сокращениями его письмо А.Нойману (от 3 декабря 1884 г.), в котором он удивительно достойно и лаконично «предлагает» свои услуги для работы в Праге.

«Уважаемый господин директор!
В настоящем письме я позволю себе представиться и на всякий случай отрекомендоваться Вам.

Я работаю в здешнем театре [в Касселе - прим. ред.] вторым дирижером, дирижирую «Робертом-Дьяволом», «Гансом Гейлингом», «Вольным стрелком», «Крысоловом» [оперетта «Крысолов из Гамельна» Несслера - прим. ред.] и т. д.

<...> Мне было бы желательно сменить место работы прежде всего потому, что я испытываю потребность в более разнообразной и напряженной деятельности и, к сожалению, не могу найти здесь применения своим силам.

Не понадобится ли Вам вскоре или спустя долгое время молодой энергичной дирижер, который (увы - я должен сам себе говорить похвальные речи) обладает знаниями и навыком и не лишен способности вдохнуть пламя и в произведение искусства, и в артистов, работающих с ним? Буду краток и не стану без нужды отнимать у Вас время.
Прошу Вас поскорее прислать мне Ваш любезный ответ и принять уверения в моем совершеннейшем почтении».

Автор публикации - Евгений Цодоков

При подготовке фрагментов воспоминаний о Малере использована книга: Густав Малер. Письма. Воспоминания. М. "Музыка". 1964 г. Перевод с немецкого С.Ошерова.

далее →

реклама