Малер. Симфония No. 4

Symphony No. 4 (G-dur)

Состав исполнителей: 4 флейты, 2 флейты-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, кларнет-пикколо, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, литавры, треугольник, бубенцы, тарелки, большой барабан, тамтам, колокольчики, арфа, сопрано-соло, струнная группа, в том числе контрабасы пятиструнные.

История создания

В одном из писем Густава Малера о Четвертой симфонии мы читаем следующие горькие строки: «Это преследуемый пасынок, который до сих пор видел очень мало радости... Я знаю теперь, что юмор подобного рода, вероят­но отличающийся от остроумия, шутки или веселого каприза, оказыва­ется понятым в лучшем случае не часто».

Что же вызвало столь печальные слова? О каком юморе идет речь?

Четвертая симфония занимает в наследии Малера совершенно осо­бое место. В критике о ней сложилось мнение как о добродушно-юмори­стической, идиллически-шутовской. Некоторый повод для этого дал сам композитор, неоднократно называвший симфонию Юмореской. Однако же... «Если человек в моменте юмора, отправляясь от маленького суетного мира действительности, связывает и соразмеряет последний с бес­конечным миром идеала, то возникает тот смех, в котором кроются и скорбь, и величие», — эти слова, относящиеся к романтической по­эзии, с полным правом можно приложить ко многим страницам малеровской музыки.

В своем учении о комическом Жан-Поль, властитель дум молодого Малера, обосновал свой взгляд на юмор как защитный смех, единственное спасение от трагедии, отчаяния, от противоречий, устранить которые личность бессильна. В таком смысле симфония — действительно юмореска. Надо отметить, что этому опре­делению композитор придавал, по-видимому, еще одно значение, близ­кое по смыслу миниатюре. Так, однажды он обмолвился: «Я хотел напи­сать только симфоническую юмореску, а у меня вышла симфония нормальных размеров...»

«Небесную жизнь» — детскую песенку о небесных радостях, песен­ку, в которой рай представляется местом, где вкусно кормят, где все танцуют и веселятся, Малер хотел первоначально сделать финалом Тре­тьей симфонии. Летом 1892 года была закончена работа над этой песней на текст из «Чудесного рога мальчика». Но в процессе творчества замы­сел изменился. Возник план новой симфонии, в которой песня «Небес­ная жизнь» должна была стать основой и в то же время выводом, завер­шением симфонического цикла. Музыка симфонии создавалась на протяжении 1899—1901 годов, на рубеже веков. Малер в это время жил в Вене, куда его пригласили на должность третьего дирижера, но, очень быстро поняв масштаб личности, сделали директором. Как всегда, про­цесс сочинения приходился только на летние месяцы, которые компози­тор проводил в Майерниге, избранном на этот раз местом отдыха.

Внешняя наивность, кажущееся простодушие музыки Четвертой — не от неведения, а от стремления избежать «проклятых вопросов», до­вольствоваться тем, что есть, и не искать, не требовать большего. Такая позиция композитора после грандиозного полотна Третьей воспринима­ется как отступление, как признак усталости, возможно — разочарова­ния. Премьера симфонии состоялась в Мюнхене под управлением авто­ра 25 ноября 1901 года.

Музыка

Первая часть симфонии открывается холодным бряцанием бубенцов, короткими форшлагами флейт. Их размеренная механистичность вызы­вает представление о чем-то ненастоящем, мертвенном. Вот, кажется, раскроется занавес кукольного театра... Звонко-сухие аккорды исчезают на пианиссимо, вступает ласковая, гибкая мелодия скрипок — главная партия. Довольно примитивная плясовая «бесшабашная» тема (связую­щая) сменяется лирической, теплой побочной; заключают экспозицию приплясывающие интонации народного характера. И на всем протяжении части сохраняется мерное движение восьмыми, которое словно «прояв­ляется» на гранях формы в возникающих каждый раз холодных «бряца­ниях». Это создает механический фон, вступающий в резкий конфликт с патриархально-простодушной, стилизованной музыкой, подчеркивает ее невсамделишность и непрочность. В разработке фантастически-при­чудливо, подчас даже жутко звучат знакомые интонации, странно изме­нившиеся, искаженные. Музыка становится тревожной. Как будто изме­нился мир, он виден теперь в кривом зеркале... А может, напротив, это и есть его подлинное лицо? Идет отчаянная борьба за то, чтобы сохранить все ценное, положительное, не дать ему исчезнуть, распасться. Пока это удается. Некоторое время, словно по инерции, еще продолжается хаоти­ческий поток разработки, но вот вынесенная на поверхность звуковой вол­ны «с полуслова» утверждается главная тема, начинается реприза.

Вторая часть, скерцо — картина чуждого, тупого и равнодушного внешнего мира. Словно музыкальный лубок разворачивается перед слу­шателями: незатейливый оркестрик играет в кабачке лендлеры для всех, желающих танцевать, веселиться. Звучание скромного оркестрового со­става нарочито фальшиво. Впечатление лубочности усиливает скрипка соло, настроенная на тон выше обычной. Веселье, беззаботность кажут­ся ненастоящими... Средний раздел скерцо — высказывание от души — задумчивое, грустное пение.

Третья часть — лирико-драматический центр симфонии. Крайние раз­делы ее скованы остинатным движением баса. Размеренность, обычно не свойственная медленным частям малеровских симфоний, придает музыке черты сдержанной скорби. Выразительнейшая мелодия струн­ных, бесконечно разворачивающаяся на этом строгом и мрачном фоне, звучит как лирическая исповедь. Далее появляется мелодия скрипок, взволнованная, смятенная, вызывающая в памяти аналогичные по настро­ению темы Чайковского (двойная трехчастнаяформа, совмещенная с ва­риациями). Постепенно нагнетается напряжение. В конце части внезап­ное tutti как взрыв отчаяния прорезает тишину. Это звучит тема песни «Небесная жизнь». Звучит как вопль о последнем прибежище измучен­ной души, которой некуда идти, не на что надеяться.

Финал — детская песенка о небесных радостях — открывается толь­ко что отзвучавшей темой. Теперь она спокойна, сердечна. Женский голос (сопрано) поет бесхитростную песню. Довольно большое оркестровое интермеццо «спускает с небес на землю». Оно полностью построено на материале начальных тактов симфонии (бряцающие аккорды), но в бо­лее подвижном темпе, более плотном оркестровом звучании. Значитель­ный по масштабу эпизод проникнут горькой иронией, скепсисом. И сле­дующие строфы песни уже не безмятежны. Они воспринимаются сквозь призму оркестрового эпизода, отголоски которого в сопровождающих инструментальных линиях сохраняются почти непрерывно, еще раз «вы­ходя на поверхность» перед последней строфой. Это как бы напомина­ние: жизнь — лишь кукольная комедия; не стоит воспринимать ее все­рьез... Заключение финала печально и умиротворенно. Постепенно от песенной темы остаются лишь короткие мотивы. Все затихает в мерных ходах арфы.

Л. Михеева

Публикации