• Фортепианное творчество Свиридова
Соната для фортепиано (1944)
В музыке сонаты (посвящена памяти И. И. Соллертинского) отголоски трагических военных лет неразрывно слились с собственными душевными переживаниями композитора. Чрезвычайно широк круг настроений этого сочинения: от глубоких раздумий до неодолимой энергии действия, от тревожных сомнений до героического протеста, мужественной борьбы, от щемящей боли и скорби до обретения спокойствия, как бы растворения в образах природы.
Беспокойно мятущаяся, упруго-непокорная главная тема сонаты (Allegro vivo е risoluto) — драматический монолог, подготавливаемый решительными, волевыми интонациями восходящих кварт. Он звучит сперва в низах, а затем в верхнем регистре рояля, сочетаясь с непрерывным пунктирным ритмом противосложения. Даже вторгающееся временами нарочито подчеркнутое утверждение тонических гармоний не может успокоить взволнованность музыкальной речи, дать ответ на главный, изначальный вопрос, привести к разрешению острого жизненного конфликта:
Но постепенно настойчивость темы уменьшается, силы ее словно иссякают, в остинатный пунктирный ритм сопровождения проникают реплики, предвещающие иной «поворот событий». Наконец, горизонт расчищается и, четко «впечатывая шаг», появляется резко контрастирующая побочная тема:
Этой новой, выдержанной в компактной аккордовой звучности маршевой теме, пронизанной грубоватыми народными интонациями, придано большое собирательное значение — она словно воплощает единство и собранность масс, их крепнущую волю, готовность к решительным действиям и борьбе (здесь даже могут возникнуть ассоциации с революционно-массовыми песнями).
В начале разработки композитор как бы пытается примирить противоположные сферы музыкальной выразительности, намеченные в экспозиции. Однако доминирующим оказывается пока полный внутреннего смятения исходный образ, что отражается и на интонациях побочной темы — они приобретают неуверенный, а затем (в подобии контрастного эпизода, звучащего в далекой тональности тритона) призрачно-фантастичный характер, в свою очередь сменяющийся настроением настороженности и даже мрачных, зловещих предчувствий.
На время побочная тема вовсе отступает, открывая дорогу обуревающим душу человека сомнениям: основные элементы главной партии — полный сурового драматизма монолог и упруго-мускулистые, беспокойные пунктирные ритмы — звучат на этот раз не одновременно, а сменяя друг друга; «вертикаль» переводится в «горизонталь», причем и тот и другой элемент динамизируются посредством канонических проведений и сопоставлений контрастных регистров.
Неожиданное напоминание, своего рода «прорыв» побочной темы лишь еще более усиливает противодействие: интонации главной партии приобретают все большую активность и воинственность. Однако замечательно, что именно нагнетание этих качеств исподволь подготавливает новое вторжение побочной темы, звучащей теперь,, как торжественный апофеоз.
Значение обеих тем словно «уравнивается в правах»: неясным делается исход борьбы между пронзительно-звонкими восклицаниями побочной темы в верхнем регистре фортепиано и грозной поступью, повелительными репликами главной в басах (на фоне дроби четвертей, заимствованных из связующей партии).
Утверждение, после яростной «перестрелки» пунктирных интонаций (до этого они были как бы забыты), тональности соль минор — основного строя первой части — знаменует успокоение главной темы и вместе предвещает обретение большей покорности и смирения побочной партии. И действительно, в репризе контрасты основных образов оказываются смягченными: побочная тема не только подчиняется минорному ладу главной, но и вбирает характерные для нее неустойчивые интонации.
В конце первой части осуществляется синтез всего предшествующего развития: аккорды побочной темы звучат смиренно и даже несколько траурно — на фоне неуклонно повторяющейся минорной терции в басу, заимствованной из самого начала главной темы; пунктирные интонации противосложения главной темы, перенесенные в верхний регистр, напоминают призрачное, почти нереальное звучание побочной темы в разработке; от начального же монолога остается лишь одна-единственная остинатно повторяющаяся ритмическая формула (октавы в среднем регистре):
Несмотря на подчеркнутую консонантность, внешнее успокоение, конец первой части не оставляет впечатления разрешения конфликта, а скорее усиливает состояние неопределенности, создает ощущение лишь временного затишья, предвещающего дальнейшую, еще более острую борьбу.
Действительно, во второй части сонаты (Largo) драматический конфликт значительно обостряется. Необычайно взволнованные речитативные реплики, кажется, воплощают терзающие душу сомнения. Отвечающие же им остинатные реплики, напротив, неумолимо-бесстрастны.
Полярной образной контрастности этих чередующихся фраз соответствует противоположность средств музыкальной выразительности: речитативным возгласам (характерны здесь авторские ремарки — rubato, molto espressivo), отмеченным интонационной изысканностью и даже своего рода изломанностью декламационной линии, обильно хроматизированной, с их необычайным ритмическим многообразием и акцентированием каждого звука, противостоят неподвижные, подчеркнуто метричные ритмические формулы, должные, согласно указаниям композитора, исполняться a tempo и secco non espressivo:
В качестве нового, дополнительного тематического элемента появляются жалобные, более напевные интонации, сопровождаемые хроматическими ходами параллельных кварт:
Развивающая середина еще более усугубляет драматическую напряженность музыки. На краткое время теряется четкая дифференциация между двумя основными тематическими началами, но лишь затем, чтобы с новой, поистине титанической силой прорваться в репризе. Речитативные восклицания звучат здесь в мощном октавном изложении fortissimo affettuoso и marcatissimo, причем при сопоставлении с отвечающими им яростно-зловещими фигурками используются контрасты крайних регистров фортепиано.
Как и первая часть, Largo не разрешает основных противоречий, отображенных в музыке сонаты: бесстрастно-неподвижные ответы остинатных ритмических фигур на беспокойное вопрошание речитативных фраз звучат то призрачно-завороженно в крайнем верхнем регистре, то глухо и настороженно в самых глубоких басах рояля:
Несмотря на обретаемое, казалось бы, в финале (Allegro vivo) внутреннее равновесие (в сплошном движении фигураций «стирается» и острая непокорная пунктирность ритма первой части, и ритмическая изломанность речитативных восклицаний второй), музыка его полна смутной неустойчивости, зыбкой изменчивости. На фоне непрерывно колеблющихся шестнадцатых, как в сновидении, проносятся причудливые образы, чем дальше, тем больше напоминающие тематические обороты из предыдущих частей сонаты.
Все настойчивее «стучатся» в разных регистрах фортепиано реплики остинатно повторяющихся восьмых, словно стремясь пробиться сквозь сплошную пелену окутывающей их фигурации:
но им так и не суждено воскресить во всей полноте основные тематические образы. До конца произведения все остается овеянным дымкой воспоминаний; сама упругая, волевая интонация восходящей кварты, с которой началась первая часть и которая во многом обусловливала драматическое напряжение в развитии музыки, становится под конец, напротив, своего рода символом стабильности, смирения, успокоения:
Пожалуй, именно в коренном преображении основного тематического зерна произведения можно усмотреть главный итог его развития, связанный, быть может, с обращением композитора к образам природы, погружением в ту вечную субстанцию жизни, что сопутствует человеку в самых драматических коллизиях; так, невольно возникают ассоциации звучания непрерывной фигурации шестнадцатых то с причудливым «говорливым» журчанием ручья, то с неумолчным шелестом листвы…
Д. Благой. «Фортепианное творчество Свиридова»
Источник: «Георгий Свиридов. Сборник статей». Москва, «Музыка», 1971 г.
Георгий Васильевич Свиридов известен в первую очередь как автор вокальных и хоровых произведений, но его талант проявился и в области инструментальной музыки. Мы расскажем о Сонате для фортепиано, созданной в 1944 г. Тогда же Дмитрий Дмитриевич Шостакович написал свое Фортепианное трио № 2 ми минор, и это не случайное совпадение – оба сочинения посвящены памяти Ивана Ивановича Соллертинского, который в тот год ушел из жизни. С этим талантливым отечественным музыковедом Свиридов познакомился в консерватории, где слушал его лекции, а во время Великой Отечественной войны Свиридов и Соллертинский находились в эвакуации в Новосибирске и подружились, несмотря на разницу в возрасте.
В этом произведении очевидно влияние Шостаковича, что признавал и сам Георгий Васильевич: острая конфликтность, симфонический размах, моменты сосредоточенного размышления, сменяющиеся мощными нарастаниями и грандиозными кульминациями – все эти черты, присущие стилю Шостаковича, присутствуют и в сочинении Свиридова. Образы тревожного времени, неумолимой судьбы, героической борьбы и протеста предстают в этом произведении, поражающем рельефностью и мощью фактуры (композитор нередко использует такой прием, как октавные удвоения – они придают звучанию фортепиано поистине оркестровую мощь). Драматической напряженности Фортепианной сонаты способствует следование ее частей без перерыва, но не только это придает циклу удивительную цельность – в нем присутствуют интонационные связи между частями. Например, в конце третьей части утверждается квартовая интонация, которая лежала в основе обеих тем первой части.
Фортепианная соната Свиридова отличается сдержанностью чувств, но при этом произведение исполнено драматизма. Структура ее соответствует классическому трехчастному циклу. В первой части сонаты воплотилась не только скорбь по ушедшему другу, но и атмосфера того времени, когда она создавалась. Уже в начале первой части – Allegro vivo e risoluto – возникает ощущение беспокойства, встревоженности. В остинатных фигурах пунктирного ритма взлетают и ниспадают стремительные фигурации, на фоне которых возникает в низком регистре тема главной партии. Она сочетает в себе напевность и декламационность, но острые, «изломанные» мелодические интонации подчеркивают ее суровый драматизм.
Ей контрастирует мажорная побочная партия. Трехдольность придает ей танцевальный оттенок, она звучит уверенно, полнокровно и даже радостно в мощной аккордовой фактуре, могучая сила заключена в ней. Множество разнообразных эмоций выражено в разработке. Смятение чувств, которое уже в экспозиции было очевидно в главной партии, теперь выражается с особенной остротой. Переходу к репризе предшествует кульминация, в которой главная и побочная партии объединяются в одновременном звучании – это момент наивысшего экстаза. В лаконичной репризе эмоциональное напряжение постепенно идет на спад, и в коде фигурации уходят в очень высокий регистр, постепенно «растворяясь» (этот момент заставляет вспомнить об одном из эпизодов Симфонии № 5 Шостаковича – «истаивание» пассажей челесты, завершающее первую часть).
Вторая часть – Largo – исполнена мрачной экспрессии, заставляющей вспомнить офорты Франсиско Гойи. В верхнем голосе звучат гибкие, пластические фразы, отмеченные чертами речевой выразительности. В них звучит то горькая жалоба, то решительный, гневный протест. Этому «человеческому голосу» противопоставляется сухая ритмическая фигура, напоминающая танго, которая со зловещей «механической» навязчивостью повторяется в басу. По мере развития контрастность и даже конфликтность этих слоев фортепианной фактуры не подчеркивается – напротив, она смягчается, и голоса сливаются в призрачном звучании, словно удаляясь.
В третьей части – Allegro vivo – особенно очевидно сходство с Шостаковичем: «вихрь» фигураций напоминает первую часть его Сонаты для фортепиано № 2. Здесь можно усмотреть нечто общее и с заключительной частью Сонаты си-бемоль минор Фридерика Шопена с ее «ветром, проносящимся над могилами» – образно-эмоциональное содержание финала свиридовской сонаты столь же мрачно. В контрастных регистрах – то в басу, то на высоких звуках – появляются отрывистые мотивы. Гневные интонации звучат все более явственно, мощная энергия концентрируется, пассажи переходят в тяжелые, настойчиво звучащие аккорды. Стремительное движение фигураций продолжается до конца, завершаясь сопоставлением аккордов в контрастных регистрах (отчаянный возглас в высоком регистре – и обреченное «высказывание» в низком).
Премьера Фортепианной сонаты Георгия Свиридова состоялась в освобожденном Ленинграде, произведение прозвучало в авторском исполнении.
