Что ни говори, а Верди всегда остается Верди! Во всех своих ипостасях — раннего, среднего или позднего периода творчества — на душу истинного меломана, «израненную» изломанной ритмической аурой современной жизни, его музыка неизбежно действует, как волшебный бальзам, дающий мощный заряд позитивной энергии. Верди — композитор, который просто необходим для нормального душевного здоровья, пусть даже в его операх рекой льется кровь, а герои, постоянно страдая, большей частью всегда умирают, правда, не переставая петь до самой последней капли этой своей сценической крови: на то она и опера…
Впрочем, иногда герои могут петь даже и на Небесах, как, например, Оронт в «Ломбардцах»… Верди — композитор, которого мы любим даже тогда, когда в самóм оперном либретто порой трудно свести концы с концами с точки зрения его логической выстроенности и сюжетной последовательности, как, например, опять же, в «Ломбардцах»…
Как известно эта опера (ее полное название — «Ломбардцы в первом крестовом походе») была создана вслед за «Набукко» и ее премьера на сцене миланского театра «Ла Скала» состоялась в феврале 1843 года, через год после появления на свет знаменитой предшественницы. Если благодаря «Набукко» малоизвестный до этого композитор Джузеппе Верди, собственно, и стал Верди, лицом и гордостью итальянской нации, а также символом Рисорджименто, то благодаря «Ломбардцам» — произведению, по стилю своего музыкального письма уже гораздо более тонкому и изысканному, хотя и по-прежнему пламенно-патриотическому — композитор лишь подтвердил свое несомненное реноме величайшего маэстро, которому только осенью 1843 года должно было исполниться 30 лет…
Если в отношении яркой музыкальной образности «Набукко» так и хочется применить выражение «выпуклая лаконичность», то для характеристики «Ломбардцев» вполне подойдет выражение «интеллектуальная компактность», но — что самое удивительное! — при этом «Ломбардцам» некая тяжеловесность формы, если сравнивать эту оперу с «Набукко», всё же, как ни крути, присуща (и речь здесь вовсе не о временнóй продолжительности звучания и о многочисленных изъянах сюжета, а именно о музыкальном сюжетном развитии).
Возможно, с первого раза «запасть» на «Ломбардцев» сразу и не получается, но зато, когда музыку этой оперы, наконец, «расслушаешь» окончательно, то поймешь, что в то время как «Набукко» — это просто часть самой души Верди, «Ломбардцы» — опус, мастерски скроенный по лекалу его сердца и слегка подведенный резцом его еще достаточно молодого и восприимчивого ко всему новому интеллекта.
И вот, наконец, «Ломбардцы», практически забытые у нас и не исполнявшиеся в родном Отечестве со времен дореволюционной России, впервые после огромного перерыва звучат в Москве, в XXI веке! Пусть и в концертном исполнении, но всё равно — важность этого события переоценить невозможно. И на этот раз, после недавнего памятного концертного исполнения «Таис» Массне, миссию благородного музыкального просветительства продолжает столичный муниципальный театр «Новая Опера», и снова — в рамках своего фирменного фестиваля «Крещенская неделя».
Нынешний год начался для столичных меломанов невероятно удачно, ведь между исполнениями «Таис» и «Ломбардцев» в «Новой опере» успела прозвучать еще и «Дева озера» Россини, исполнение которой состоялось в рамках оперного абонемента Московской филармонии! Несомненно, это говорит о том, что мы живем в необычайно удивительное и интересное время: манящие, почти «культовые», названия западноевропейского оперного репертуара, в нашем сознании всегда прочно ассоциировавшиеся лишь с аудио- или видеовпечатлениями сначала от VHS и CD, а потом и от DVD, вдруг постепенно начинают обретать реальную плоть своего живого звучания и в России. Порой просто не верится даже!
Что же касается зарубежного музыкального театра, то он «вспомнил» о «Ломбардцах» значительно раньше, еще во второй половине XX века — и за полстолетия мировой рынок музыкальной продукции, конечно же, давно успел наполниться рядом записей этой оперы (как аудио, так и видео). Долгое время для меня «энциклопедией» знакомства с этой оперой оставался DVD-релиз постановки театра «Ла Скала» 1984 года с Геной Димитровой в партии Джизельды и Джанандреа Гаваццени за дирижерским пультом.
Дирижер московского исполнения «Ломбардцев» Василий Валитов в многотиражке «Новой Оперы» упоминает о двух известных ему постановках этой оперы, наименее отдаленных от сегодняшнего дня: это постановки аргентинского театра «Колон» в Буэнос-Айресе (2005) и итальянского оперного фестиваля «Sferisterio» в Мачерате (2010). Очевидцем последней из названных продукций довелось стать и автору этик строк.
В соответствующем обзоре постановочно-исполнительских аспектов мачератского спектакля, известная доля внимания была уделена и сюжетно-музыкальным особенностям опуса как такового, поэтому на сей раз, оставляя специфику самого произведения «за кадром», сосредоточимся исключительно на аспектах интерпретации.
Сразу следует сказать, что, уже имея в репертуаре постановку «Набукко», к исполнению «Ломбардцев» коллектив «Новой оперы» подошел во всеоружии. Огромная работа, проделанная дирижером и музыкальным руководителем проекта Василием Валитовым, очевидна. Не менее очевиден и положительный, вселяющий оптимизм музыкальный результат.
Оркестр звучит удивительно энергично и романтически одухотворенно. Если же того требуют очередной зигзаг оперного сюжета или перемена музыкальных красок в прорисовке образов персонажей, то оркестр ведет свою «коллективную партию» очень мягко и доверительно, разговаривая с публикой не только на языке несомненно потрясающих вердиевских tutti, но и на языке психологической нюансировки, музыкальных оттенков и полутонов... И интерпретация знаменитого терцета Джизельды, Оронта и Пагано/Отшельника в финале третьего акта (соло на скрипке — Андрей Балашов), пожалуй, говорит об этом наиболее многозначительно.
Одним словом, влюбленность дирижера в эту партитуру очевидна, и звучит она как будто бы полностью (если не считать сцены в пещере в начале четвертого акта, которая почему-то, как правило, всегда выбрасывается во всех постановках). Во всяком случае, наличие других купюр в нулевом приближении на слух не ощущается. Чувствуется, что и всем остальным участникам исполнения (оркестру, хору и певцам-солистам) общение с этой музыкой также доставляет истинное удовольствие, ведь их голоса выстраиваются в единый и на редкость впечатляюще слаженный ансамбль.
Хор «Новой Оперы» на этот раз был просто выше всяческих похвал, а главной героиней вечера, несомненно, стала Татьяна Печникова в партии Джизельды. Эта певица, которую я слушал в театре достаточно много, вдруг раскрылась для меня неведомой еще гранью своего вокально-артистического дарования.
Она продемонстрировала очень культурную, стилистически тонкую и до мелочей выверенную трактовку своей партии, каждая нота которой наполнялась содержанием и смыслом. Лирических красок в голосе певицы существенно больше, чем лирико-драматических, но и в кульминационных драматических эпизодах она каждый раз мастерски мобилизовала весь свой арсенал вокальной выразительности и технических средств. Ее исполнению было присуще благородство кантилены, хорошая голосовая подвижность, уверенное звучание на верхней границе диапазона партии и очень красивые благородные forte.
Одним из ударных драматических моментов партии Джизельды является финал второго акта. Его начинает сцена «Oh madre, dal cielo soccorri al mio pianto», а затем после стремительной сцены появления крестоносцев во главе с Арвино (и Пагано/Отшельник, «естественно», тоже с ними) продолжает эпизод «No! No! Giusta causa non è d’Iddio», заканчивающийся развернутой стреттой главной героини с участием солистов и хора. Показалось, что в стретте всё же была купюра, но будем считать, что это и впрямь показалось, ибо финал второго акта производит просто колоссальное впечатление!
Кстати, антракт на этот раз был устроен не между вторым и третьим актами, которых в опере, как известно, четыре, а таким образом, что финал второго акта с предшествующим женским хором «La bella straniera che l’alme innamora!» открывал второе отделение вечера.
Вторым ударным фрагментом является сцена видéния Джизельды в начале четвертого акта, распадающаяся на четыре части: хор Небесных голосов «Componi, o cara vergine», собственно видéние Джизельды «Oh! Di sembianze eteree», ариозо вознесшегося на Небеса Оронта «In cielo benedetto», а также следующая сцена и пламенная религиозно-экстатическая кабалетта Джизельды «Qual prodigio! … Non fu sogno! In fondo all’alma». До чего же божественно в рамках обсуждаемого концертного исполнения звучит эта сцена!
В партии Оронта мы услышали Георгия Васильева, одного из интересных молодых представителей гвардии лирических теноров «Новой Оперы». Свой главный (и единственный на всю оперу) лирический шлягер (каватину «La mia letizia infondere») во втором и упомянутое ариозо в третьем акте он проводит слегка жестковато, без теплоты в интонациях, но, в целом, его голос звучит вполне достойно, благородно и впечатляюще. Однако неудачи преследовали певца в третьем акте. Не знаю, в чем причина: возможно, он был нездоров, либо так повлияли на его связки внезапно пришедшие в Москву холода, которых мы уже и не ждали — только вот голос исполнителя, всё же издавая требуемое от него звучание, то и дело постоянно подводил своего обладателя, причем, как правило, это случалось в «негромких» лирических местах. Что и говорить, вокальная эмиссия на piano или mezza voce всегда наиболее уязвима, если с голосом что-то «пошло не так». Но от неудач, как известно, не застрахован никто, и, думается, проблемы эти — просто из разряда случайных, несистематических.
Как всегда несомненный профессионализм и уверенное владение общим уровнем вокальной культуры продемонстрировал Михаил Губский. Его мощный голос на грани лирико-драматического и лирико-харáктерного звучания оказался просто идеальным попаданием в десятку музыкальных задач партии Арвино. Исполнитель показал себя весьма надежным «ансамблистом», а его весьма органичное и деликатно-трепетное погружение в вердиевский музыкальный язык окончательно подтвердила интерпретация сцены и арии Арвино с хором «Che vid’io mai? ... Sì! Del ciel che non punisce» в третьем акте. Парадокс, но сам композитор, как известно, теноров особо не жаловал, поэтому в противовес сему факту вполне можно утверждать, что, словно не вняв сказанному, тенор Михаил Губский со всей ответственностью внял Верди.
А вот басовая партия Пагано/Отшельника — уже «по-настоящему вердиевская». Ее исполнитель Сергей Артамонов в целом производит в ней весьма неплохое, но очень поверхностное впечатление, совершенно не наполненное ощущением внутреннего психологизма. Этого певца слушать вполне приятно — только вот веришь ему совсем мало! А без этого нет Верди… В первом акте интерпретация исполнителем развернуто-действенного сольного эпизода с хором (при участии Пирро) — речитатива, арии и кабалетты «Vergini! Il ciel per ora … Sciagurata! Hai tu creduto … O speranza di vendetta» — лишь создает впечатление красивого пения, но не наполненного не только психологическими красками, но также и полновесным звучанием басового грудного регистра.
И всё же «Новая Опера», высоко подняв творческую планку еще доселе неведомого ей музыкального материала, победила! Однозначно победила! А в выигрыше остались все — и Верди, и исполнители, и слушатели… Начало освоения раннего творчества Верди положено. Или продолжено, если учесть, что постановка «Набукко» давно прижилась в репертуаре этого театра. А опыт и всеобъемлющее совершенство, которому просто не может быть предела, придут только тогда, когда подобные фестивальные акции перейдут из разряда разовых «VIP-событий» в разряд регулярных репертуарных проектов, и желательно — не концертных, а театральных.