Кузнечик для импровизации

Органный фестиваль в ММДМ: Матиас Айзенберг

Матиас Айзенберг

В Светлановском зале Дома музыки прошел международный органный фестиваль. Как и было обещано на декабрьской инаугурации нового инструмента фирм «Глаттер-Гётц» и «Клайс», в столицу приехали очень известные исполнители. Каждый из них — будь то представитель Франции, выдающийся виртуоз и композитор Жан Гийю, или патриарх швейцарской органной школы, композитор и профессор Женевской консерватории Лионель Рогг, недавно выступавший в московском Римско-католическом соборе Джеймс Гёттше, органист Ватикана или англичанин Саймон Престон — фигуры мирового масштаба. Конечно, несколько странно, что организаторы проигнорировали отечественных исполнителей: среди наших органистов среднего и младшего поколения есть яркие индивидуальности, которые достойно вписались бы в звездный ряд. Тем более что громкое имя и блестящая биография сами по себе не являются гарантами безусловного качества. Примером тому может служить выступление Матиаса Айзенберга на первом концерте фестиваля.

Органист из Германии, он окончил Лейпцигскую консерваторию, был первым органистом Гевандхауза, сотрудничал там же с Бах-оркестром, организовал цикл концертов на историческом органе мастера Г.Зильбермана — современника Баха. Все это давало основания надеяться, что нам будут представлены самые убедительные в стилистическом плане трактовки. Однако включенные в первое отделение два крупных баховских цикла — Токката и фуга фа мажор и Прелюдия и фуга ми-бемоль мажор — разочаровали. Брутальная манера исполнения М.Айзенберга, бездумная виртуозность и художественная пустота лишили всякой содержательности эту музыку. Более благоприятное впечатление оставили ансамбли с трубачом Матиасом Шмутцлером, хотя и здесь были определенные ансамблевые проблемы. Все же старинные сонаты Иоганна Саксен-Веймарского, Павла Вейвановского, а также пьесы Пёрселла (где М.Шмутцлер играл также на корно да качча) и Джона Олкока прозвучали свежо и разнообразно именно благодаря незаурядным музыкантским качествам солиста.

В отношении органистов сложилось некое клише в том плане, что они все должны играть сочинения Баха независимо от того, насколько духовно близок и понятен им этот композитор. Что касается Матиаса Айзенберга, то он оказался исполнителем ярко романтической направленности. Исполненные во втором отделении произведения Листа (Фантазия и фуга на хорал «Ad nos») и Регера (Фантазия и фуга на тему BACH) представили органиста совершенно в ином свете. Музыкальная речь внезапно обрела смысл, одухотворенность, проявился вкус к тембральной красочности органной звучности. Присущая музыканту техническая свобода была подчинена логике развертывания фразы, в произведениях была четко выстроена драматургия целого с убедительными кульминациями. Словом, в этом репертуаре артист показал себя действительно значительной личностью, и это впечатление дополнили мало известные у нас обработки Регера лютеранских хоралов для трубы и органа.

Было такое ощущение, что, отыграв «обязательного», но порядком наскучившего ему Баха, М.Айзенберг с удовольствием отдался экстатическим видениям романтиков, сумев передать весь аромат и широкий эмоциональный спектр этой музыки.

В программах остальных участников фестиваля также просматривается эта линия соединения баховских сочинений с романтикой или опусами XX века. Так, Жан Гийю в большей степени сделал акцент на собственном творчестве, представ не только как интерпретатор чужих, но и своего сочинения — «Беседа»

№ 9 для эффектного ансамбля органа и маримбы. Обладая неограниченными техническими возможностями, Гийю сделал несколько транскрипций органных сочинений классиков, максимально усложнив их. В свой московский концерт Гийю включил свою версию листовской «Прелюдии и фуги на тему BACH», которую сам Лист вряд ли исполнил бы успешнее. Наконец, самой интригующей частью программы стали импровизации на темы, предложенные публикой. Процесс рождения композиции — момент волнующий. Конечно, у такого опытного мастера, более 40 лет сопровождающего литургию в парижской церкви Сен-Эсташ, есть наработанные модели. И все же этот свободный полет духа, умение использовать широчайшие красочные возможности органа не могут не восхищать. Так же как неожиданные метаморфозы популярной мелодии В.Шаинского «В траве сидел кузнечик», которую публика предложила маэстро для импровизации.

Евгения Кривицкая

реклама