Зона вне табу

«Груз 200» и «Кремень»

21 июня в прокат выходит «Кремень» (призы за «Лучший дебют» и «Лучший сценарий» на минувшем «Кинотавре» ) Алексея Мизгирева, и вот уже неделю как в российских кинотеатрах можно увидеть «Груз 200» Алексея Балабанова (на «Кинотавре» отмеченный призом Гильдии киноведов и кинокритиков). Обе картины произведены компанией СТВ, у обеих продюсер Сергей Сельянов. И есть некий концептуальный смысл в том, что «выстреливают» они дуплетом, поднимая тему власти, разумеется, на разных уровнях обобщения. А представителей популярной в народе профессии, и так уже опущенной ниже плинтуса (и «Улицы разбитых фонарей» отношение к милиции не изменят), здесь рисуют в совсем уже неоднозначных красках.

Воспринимать «Груз 200» вне того шлейфа, что создан до премьеры, невозможно. Пиар-кампания, грамотно выстроенная, «заточенная» на скандал, в какой-то момент вырулила не в плюс картине. Никаких полутонов, либо неумеренные восторги, либо столь же неумеренная хула в результате создают общественное мнение. Подогретое, например, таким резюме: «после просмотра одиннадцатого фильма Алексея Балабанова «Молчание ягнят» кажется детским лепетом, а «Криминальную Россию» вполне можно ставить в эфирную сетку вместо «Спокойной ночи, малыши!». От «адского трэша» до «фильм выдающийся, возможно, главное кино года». Лишь в таком диапазоне, широком, как та самая пламенеющая контурная карта СССР, на фоне которой появляется название фильма.

По Балабанову 1984-й на одной шестой части суши — симфония распада и ужаса, превосходящего оруэлловские фантазии. Закат эпохи, страна агонизирует, генсеки мрут один за другим, тотальная ложь и вседозволенность насыщают общество, где виноватыми становятся все. И в общем, неудивительно, что на этом фоне разлагающегося государства в провинциальном Ленинске (снимали в Череповце) произрастает такое зло с большой буквы, персонифицированное в образе мента-маньяка, насильника и убийцы. К нему стягиваются все сюжетные перипетии. Еще при первом появлении в картине капитана Журова (Алексей Полуян), немногословного неприметного человека с будто застывшим лицом, становится жутко. Он вырастает из темноты близ хутора, расположенного как на краю земли, и неслучайно именно глазами самого конформистского персонажа мы его видим. Герой этот, встретивший Журова, завкафедрой научного коммунизма ЛГУ (Леонид Громов), решен почти в фарсовом ключе, и его робкий визит в церковь в финале истории иначе как издевательским не назовешь. Так вот, в момент встречи оборотня в погонах с профессором-материалистом выплывает полная луна, в хоррорах обычно провозвестница всяких грядущих бед. В первой части картины Балабанов еще немного играет в жанровые эксперименты, чтобы потом обрушить на зрителя тот состав преступления, который человеку эмоционально неустойчивому лучше не видеть. На хуторе хозяин-самогонщик, бывший зэк, грезящий о Городе солнца Кампанеллы (Алексей Серебряков), ведет со случайным гостем-атеистом философскую беседу о душе и материи. Только настраиваешься на черный юмор ситуации положений, снова возникает Журов, крышующий данный хутор, и является молодежь. Дочка секретаря парткома (Агния Кузнецова), некстати встретившаяся менту-беспредельщику, и привезший ее Валера, фарцовщик и пофигист, также один из самых страшных персонажей фильма. В «Грузе» вообще нет положительных героев, за исключением вьетнамца Суньки, ставшего первым трупом в картине. Балабанова обвинят в русофобии, как после «Братьев» обвиняли в ксенофобии, обвинят также в фашизме, некрофилии и идеологической диверсии. В приверженности к чернухе, вроде бы почившей вместе с переломными 1990-ми.

Но думается, что вот эта концентрация ужасного, вынашиваемая режиссером довольно давно (и сценарий собственный), имеет свои причины и, конечно, ни в коем роде не является тупым отражением примет заурядного трэша. Просто для Балабанова табуированной территории не существует. И тот пресловутый радикализм, не рассчитанный на широкого зрителя, он пестовал и когда снимал «Жмурки», и когда работал над «Мне не больно». Хотели жанровых игр — получите, а вот мало вам нашего чудовищного телевидения, — так получите иную порцию шока, основанного, кстати, не на желании потрафить низменным вкусам, как в большинстве западной трэш-продукции. Да, в постсоветском кино действительно трудно назвать более антисоветский фильм, предельно жестко расправляющийся с монстрами прошлого. Образ страны, живущей по законам зоны, не может быть решен в иной, гуманизированной системе координат. Здесь нет расчерченного на квадраты «Догвилля», но есть физически трудновыносимый мир нелюдей, где сумасшедшая мать маньяка, не отрывающаяся от телеэкрана, кому-то может показаться матерью-родиной. Вот такой, ничего не замечающей, кроме трупных мух. Здесь, в «Грузе», нет вопроса «тварь ли я дрожащая или право имею...». Морально-этические нормы меркнут не только в сценах насилия, совершенного с особым цинизмом, но и в ставших уже знаменитыми кадрах, где маньяк с прикованной наручниками жертвой в мотоцикле едут по промзоне под сладкозвучный «Маленький плот» Юрия Лозы или где встречают «груз 200» из Афгана и отправляют тем же транспортным самолетом партию нового пушечного мяса. Медийный контекст фильма, состоящий из хитов подзабытых ВИА «Земляне», «Песняры», из звуков невыносимой «Вологды-гды», из ТВ- (которое Балабанов не смотрит) и радиовключений, здесь полноправный участник действия. Сама же история, под углом зрения Балабанова удивительным образом превратившаяся в микст из самой черной криминально-новостной колонки, хроники судмедэкспертов и театра жестокости в духе Жене или Арто, претендует на звание самого кошмарного ретро, какое может только присниться. В том же 1984-м, о котором «Груз», был снят великий фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», где мера театрально-притчевой условности не помешала ясно высказаться о природе тоталитаризма. Труп тирана выкапывали неоднократно в «Покаянии», и кадры эти не вызывали отторжения, за труп жениха-афганца трудно извинить Балабанова.

Новый герой появляется в социально-психологической драме А.Мизгирева «Кремень», во многом отвечающий традиционной схеме «чужак в большом городе». Кремень, как себя называет отслуживший и проходящий жесткую адаптацию в Москве Антон (дебютант Евгений Антропов), с одной стороны, наследует традицию, предъявленную еще в балабановском «Брате», с другой — выступает таким «новым Плюмбумом» (20 лет назад снятый Вадимом Абдрашитовым, учителем А.Мизгирева во ВГИКе, «Плюмбум» напугал современников образом мальчика-«чистильщика»). Антону, родом из провинциального Альметьевска, чтобы добиться своего, приходится пойти в милицию, куда же еще. Желания сплясать на костях МВД, по словам режиссера, в замысле не было. Но на экране, мягко говоря, коррумпированные менты, упивающиеся властью над гастарбайтерами из Средней Азии, крышующие вьетнамские бордели, запросто фальсифицирующие документы. Они — сила, и Антону с его солдафонскими речевками типа «твердость — не тупость, товарищ сержант», с ними по пути. Сознательно режиссер делает главного героя не обаятельным, запутавшимся парнем, а почти одноклеточным существом, любящим разбивать бутылки о собственный котелок — «кремень!». Девушке-землячке, проживающей ныне в Южном Бутове, Антоха не нужен, и он будет делать все от него зависящее с прямолинейностью танка, чтобы добиться своего. Поначалу, пока совместная работа с сержантом Чахловым (отличная роль Дмитрия Куличкова) не станет «расчеловечивать» героя. Процессу этого расчеловечивания во многом способствует наша столица, здесь интересно представленная, вне узнаваемых глянцево-центральных пейзажей, в основном за счет спальных районов, где альметьевские и самарские берут реванш. «Кремень», по замыслу режиссера, — история о том, как человек пытался вычерпать из себя человеческое. Но, не будучи монстром, в отличие от капитана из «Груза» вовремя остановился.

Оксана Гаврюшенко

Самые свежие новости из мира культуры, последние события в мире кино и театра доступны на сайте News.ru. Держите руку на пульсе и будьте в курсе важнейших событий в мире искусства!

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама