7 октября в московской «Новой опере» состоялось поистине долгожданное событие – премьера комической оперы Джоаккино Россини «Золушка». Долгожданной она была не только для почитателей этого театра. Долгожданной она была для всех столичных любителей прекрасного пения. У нас были концертные исполнения этого безусловного шедевра, давнишние, 1950-х годов, в которых блистала еще великая Зара Долуханова, и недавнишние, которые делали Владимир Понькин, Теодор Курентзис, и Михаил Плетнёв. К нам приезжала эта опера в гастрольных вариантах – в 70-х с театром «Ла Скала» и уже в современную постсоветскую эпоху – с Экспериментальным музыкальным театром Екатеринбурга и петербургским «Зазеркальем». Собственной же «Золушки» у Москвы не было (боюсь утверждать это безапелляционно) никогда: по крайней мере, поиски в справочной литературе не дали никаких упоминаний о ее постановках в столице ни в 19-м, ни в 20-м веках.
Почему «Золушке», столь популярной в мире, так не везло в России? Может быть, потому, что в советские годы у нас была «своя» «Золушка» — я имею в виду гениальный балет Сергея Прокофьева. Может быть потому, что Россини, кроме «вечно зеленого» «Севильского цирюльника» у нас практически вообще не ставили. Так или иначе, но явный интерес к этой опере появился только в постсоветское время, и вот в начале второй декады 21-го века искрометная буффонада сказки Перро – Россини прописалась в Москве.
В этом году на фестивале «Крещенская неделя» в январе «Новая опера» уже бралась за «Золушку» в концертном исполнении. То был вполне оправданный шаг – для такого сложного, стилистически специфического, не очень-то в крови отечественных музыкантов материала «артподготовка» просто необходима. И вот – состоялось!
Начну с главного: спектакль получился, и эту работу театру, бесспорно, можно занести в актив. В первую очередь это утверждение относится к режиссерско-сценографической концепции – как раз к тому, что в современном оперном театре является нередко самым проблемным и противоречивым. Художник Виктор Герасименко ступил не на свою территорию, решил одновременно стать и режиссером спектакля, и здесь вполне можно было бы ожидать проявления беспомощности и в целом провала. Но Герасименко с задачей справляется! Его разводки, его придумки, обыгрывание хрестоматийного, знакомого с детства сюжета выглядят очень убедительными, простыми и логичными. Предпремьерные размышления постановщика о смещении акцентов с чистого торжества добродетели (что заложено в либретто) на игру фатума прослеживаются слабо, но зато в целом дух комической оперы, буффонность переданы в постановке изрядно! В постановке Герасименко есть характеры – решительная, сродни Розине из «Цирюльника», совсем не тихоня Анджолина-Золушка, откровенно стервозные дуры-сестрички Тисба и Клоринда, меланхоличный и нереально «правильный» принц, глупый и ограниченный папаша Маньифико, плутоватый Дандини.
В сценографии применены новые технологии – три экрана с видеопроекциями, которые, собственно, и являются декорациями спектакля. Что ж, идея современная, хотя, быть может и не абсолютно новая, к тому же неплохой способ сэкономить так, чтобы никто не заметил. Потому что красоты и разнообразия на сцене хватает. Видеопроекции сами по себе эстетически выдержанные, хотя, быть может несколько избыточные – слишком уж много разных символов и визуальных афоризмов заложил сюда художник. Но эта избыточность лично меня раздражала лишь в некоторых местах – в увертюре, в ариях-монологах Дандини и Маньифико: эти музыкальные номера совершенно не нуждаются в визуальном оживляже, их, прежде всего, необходимо слушать! А это в современном оперном театре (не только Герасименко – у него еще не худший вариант) мало кто понимает: чуть ли не во всех постановках ощущается абсолютное недоверие музыке как таковой, боязнь, что зритель заскучает, поэтому его клиповое сознание надо постоянно подкармливать мелькающей картинкой. Увы, это общая беда нашей современной ментальности – отнюдь не только российской. В целом же пластика и ритмика видеопроекций вполне показаны сказочному сюжету, более того, невозможно не согласиться с Герасименко в том, что здесь, в сказке, с ее чудесами и превращениями, «волшебство» компьютерных технологий уместны как нигде.
Превосходны костюмы – условно старинные и вневременно-сказочные одномоментно, в них как бы есть отсылка к эпохе галантного века (строго говоря, исторически лежащего между временами Перро и Россини), но такое ненавязчивое, небуквалистское. Особенно удались костюмы откровенно комических персонажей, прежде всего родственничков Золушки; меньше понравились одежды Алидора и самой главной героини.
Музыкальная сторона дела также в целом порадовала. В центре спектакля оказалась по праву Виктория Яровая (ранее выступавшая под фамилией Зайцева) – это очень хороший уровень пения, настоящий россиниевский стандарт. Красивый, вкусный голос певицы, настоящее медовое меццо было хорошо не только в кантилене, но и в головокружительных фиоритурах – певица исполняет их легко, грациозно, точно, выпевает всё (!). Имея голос достаточно крупный и звучный, Яровая умело его облегчает на сверхсложных пассажах, и нотка к нотке, словно жемчужинки рассыпает каскады колоратур. Настоящий восторг вызвало ее исполнение финального рондо Анджолины, являющегося поистине цирковым трюком.
Алексей Татаринцев в партии принца Рамиро порадовал красивым тембром, яркостью и полетностью голоса, но несколько разочаровали его напряженные, на грани срыва верха, но в особенности тяжеловесность в фиоритурах – все-таки голос слишком плотный для такого репертуара. Хотя, конечно, обаяние молодости и выигрышной внешности артиста (что так необходимо для романтического героя) искупало многое.
Владимир Кудашев (Маньифико) справляется со своей партией очень достойно, его крупный, зычный голос «причесан» в этот раз «под Россини» и он с честью выходит из головокружительных «скороговорок». Похвалы и Илье Кузьмину (Дандини) – его компактный, но звучный баритон также хорошо освоил россиниевскую стилистику и вызывает массу положительных эмоций: именно так и надо петь эту музыку!
Слабое звено премьерного каста – Артем Гарнов в партии Алидора: глухой, неполетный голос, отсутствие харизмы, совсем не позволили увидеть в его герое мудрого «режиссера» всей сценической ситуации. Особенно тускло звучал голос певца в ансамблях. Фееричны оказались обе ядовитые сестрички главной героини: и Эльвиру Хохлову (Клоринда) и Татьяну Смирнову (Тисба) интересно было и слушать, и смотреть. Жаль, что Хохловой не довелось исполнить вставную арию ее героини (в данной постановке творение Аголини купировано), думается, у нее это бы получилось. Драматическое сопрано Смирнова, радовавшая нас в таких тяжелых партиях как, например, Феврония, Катерина Измайлова или Сантуцца, максимально облегчила свой мощный голос, дав ему капризную грацию, так подходящую ее героине.
Работа хора не столь значительна в этом произведении – превосходному коллективу «Новой оперы» здесь попросту негде развернуться. Оркестр, ведомый Дмитрием Волосниковым в целом нареканий не вызывает, играет ладно и динамично, поддерживает певцов и способствует утверждению атмосферы праздника, хотя легкости, живости, необходимой искрометности, чистоты соло хотелось бы большей. Некоторые темпы дирижера удивляли, а точности темпо-ритмической координации с вокалистами все-таки порой было недостаточно.
Несмотря на некоторые замечания, повторю свой первоначальный тезис – премьера удалась. Сложный россиниевский материал требует колоссальных усилий, и предпринятое «Новой оперой» вторжение в чужую во многом для нас стилистику оказалось более чем состоятельным.