Рождественские каникулы богаты преставлениями для детей. Рождество — праздник светлый, тем более, что находится между приходом Святого Николая (6 декабря в католических странах) и Новым годом, и весь месяц проходит в приподнятой атмосфере.
Еще в сентябре я запаслась билетами на детский вариант «Волшебной флейты» и 24 декабря отправилась с восьмилетней дочерью в Оперу Фландрии в Генте.
Шесть лет назад тот же театр уже давал адаптированный для детей спектакль, но дочь была двухлетней и, вероятно, мало что запомнила, хотя вела себя образцово, внимая музыке. Я ожидала не повтора того прекрасного представления, а обновленного взгляда на запутанную историю поиска принцессы с гарантированно прекрасной музыкой. Как же жестоко я ошиблась, в том числе и в музыке.
На афише значилось, что музыка предлагаемого спектакля принадлежит перу Вольфганга Моцарта и Яна Ван Утриве.
Моцарт присутствовал в минимальной дозе, а основной звуковой фон, на редкость мрачный и диссонантный, создал новый соавтор Моцарта.
Оркестр задействован не был, на сцене прямо рядом с артистами трудились аккордеонистка Анне Нипольд и флейтист Стефан Браковал. Моцарта исполняла... шарманка. Перфорированные карты аккуратно шли по кругу, душевно сипели трубки, и нам удалось прослушать арию Папагено в непрофессиональном напевании артиста Хайдера Аль Тимими, арию Царицы ночи в исполнении почему-то Памины (Хадевих Де Мейстер) и дуэт Папагено и Папагены, также перелицованный для Памины и Тамино (дисканта Корнила Ван Несте).
Вся наша домашняя подготовка, кто есть кто, кто кого любит, кто кого разыскивает и что поёт, пропала втуне, за что спасибо режиссёру Гюсту Ван ден Берге.
Весь спектакль был таким депрессивным (это на Рождество-то!!!), что мрачнее и представить невозможно.
Краткий пересказ. Детский хор изображает стаю ворон во тьме. Царица ночи — Гритье Бейма — слепая женщина, которая вечно бродит во тьме, её водит за руку её дочь, Памина, пока её не ловит сачком Папагено и не похищает в личное пользование (она ему стирает рубашки и бельё). Папагено — блистательный драматический актёр, но абсолютно никакой певец — объясняет этот «киднеппинг» монологом, словно выдернутым из оперы «Паяцы»: о том, как несчастен лицедей, и как никто не может разглядеть живого сердца под костюмом птицелова. На вопли оставшейся без поводыря Царицы ночи является мальчик Тамино, берет деревянный меч и освобождает Памину. Царица ночи прозревает, но её — вместо счастливого финала по образцу «Иоланты» — уводит в глубину сцены Папагено, где она вдруг окостеневает, застывает, воздев руки кверху, вообще морально и физически умирает, как ненужный персонаж, и вот этот-то кадавр Папагено и Памино с Таминой опутывают гирляндами и украшают игрушками.
Так «весело» заканчивется спектакль:
из трупа матери, оказывается, можно сделать ёлку, и всё будет хорошо.
Наибольшее впечатление произвела певица, вернее, «голосовой мастер», как было обозначено в программе, Гритье Бейма. Как-то довелось мне много лет назад услышать тувинское горловое пение, а позже, в Германии, встретить женщину из советских эмигрантов, которая обучала желающих кричать как чайки. Группа была полна, и слушать записи их занятий было жутко.
Артистка походила на городскую сумасшедшую и на Белую королеву из «Алисы в стране чудес» одновременно. Кричала, голосила, переливалась обертонами и выла она, может быть, и очень искусно, но
для притихших в зале детей, пришедших с папами и мамами на рождественский спектакль, это был вой собаки Баскервилей.
Голосовой мастер с необычной артикуляцией в глотке или гортани — да, конечно, но при чем тут Моцарт?
…Можно было бы произнести ещё много разообразных слов, но лучше сразу перейти к финальной фразе.
Как я устала от этих мрачных и бесплодных экспериментов в опере!
Автор фото — Felix Kindermann
