В предвкушении шедевра

Marianela Nuñez, Federico Bonnelli in Christopher Wheeldon’s Aeternum.
© Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Две мировые премьеры состоялись в Королевском балете Великобритании в один вечер — «Aeternum» Кристофера Уилдона в честь столетия Бенджамина Бриттена и «24 прелюдии Шопена» Алексея Ратманского, но программа началась с классического «Аполлона» Баланчина, посвященного 85-летию создания балета.

Этот балет, благодаря которому в возрасте 24-х лет русско-грузинский балетмейстер получил международное признание, стал источником вдохновения как для композитора, так и для хореографа, сотрудничество которых продолжалось очень долго. Именно строгая и лаконичная партитура Игоря Стравинского подсказала Баланчину, что

он должен «осмелиться не использовать все свои идеи, от которых… мог бы отказаться».

Так появился короткий балет — рассказ о рождении Аполлона, его обучении музами поэзии, пантомиме и танцу и его восхождении на Парнас. Интересно, что костюмы, изначально созданные по эскизам Андре Бошана, были в 1929 году заменены костюмами от Шанель. Все очень просто — белое трико и белая накидка через одно плечо для Аполлона и короткие белые туники для муз.

Nuñez and Acosta in Apollo. ROH/ Johan Persson

Как и 85 лет назад, поразительно современно и захватывающе.

Но в то же время это — реликвия, и отношение к ней танцоров, так же, как и зрителей, — почтенно и даже подобострастно.

Карлос Акоста, как Аполлон, роскошен — смуглое сильное тело, грива черных кудрявых волос — в окружении своих грациозных муз Марианелы Нуньес, Оливии Коули и Итзяр Мендизабал. Здесь не надо было напрягаться, сюжетная линия проста, нужно просто признать объективность красоты и чистоту форм — в каждом движении танцоров.

Эта возвышенность относится в том числе и к тем моментам, когда движения артистов скорее напоминают акробатические номера, нежели балет — переплетенные руки или ноги, которые, открываясь в арабески, образовывают веер.

Carlos Acosta in Apollo. © Johan Persson, courtesy the Royal Opera House

Запомнился эпизод, когда Аполлон, лежа на полу, простирает руку, пытаясь соприкоснуться указательными пальцами с Терпсихорой, как в известной фреске Микеланджело. Карлос и Марианела исполнили этот момент исключительно чисто, но не эмоционально.

Осталось некое разочарование: несмотря на высокий класс и безукоризненное исполнение (я подчеркиваю это снова и снова), танцоры не продемонстрировали музыкальности во многих моментах, понимания стиля и духа Баланчина.

Их безупречных поз и красивых линий было явно недостаточно, чтобы оживить танец.

* * *

Биографии Уилдона и Ратманского в чём-то схожи.

Первый в возрасте 11 лет поступил в Королевскую балетную школу, затем работал в королевском балете в «Ковент-Гардене». У него много престижных наград и призов. В 1998 он становится солистом Нью-Йоркского балета, но с 2000-го года начинает активно заниматься хореографией и возвращается в Англию.

Edward Watson in Alexei Ratmansky’s 24 Preludes. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Второй, пройдя ту же школу — хореографическое училище, трудный путь солиста, — одно время, в середине 2000-х, возглавлял балет Большого театра в качестве его главного балетмейстера и художественного руководителя.

И вот они сошлись на сцене «Ковент-Гардена» — два современника, абсолютно разные.

Один, русский хореограф, — с короткими, красивыми, изящными, как конфетки ассорти в большой коробке бельгийского шоколада, сюжетами на музыку Шопена, исполненными лучшими танцорами Королевского балета — Алиной Кожакару и Стивеном Макраем (жизнеспособны, виртуозны), Сарой Лэмб (женственна и элегантна) и Эдвардом Уотсоном, Зинаидой Яновской (воинствующая, напористая) и Рупертом Пеннефазе, Линне Бенджамин (тихая, но с огоньком) и Валерием Хрустовым. Танцоры-мужчины представляли собой надежную и сильную команду.

Alina Cojocaru and Steven McRae in Alexei Ratmansky’s 24 Preludes. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

«24 прелюдии Шопена» — это бессюжетный балет, основная идея которого показать, как музыка и танец могут передать эмоции, настроения, чувства.

Представление Ратманского идет на пустой сцене, и только световые эффекты изображенных облаков, подсказывают нам настроение танца. В этой атмосфере света, разработанной Нилом Остином, превалирует серый металлик и розоватые оттенки. Фиолетовые костюмы (Коллин Этвуд) добавили всему представлению нотку безвременья и элегантности.

Хореография представляет собой динамичное чередование соло, дуэтов, трио и квартетов. Только последнюю прелюдию исполняли все восемь танцоров. Несмотря на их разнообразие,

все двадцать четыре фрагмента предлагают своеобразное сочетание всё тех же ингредиентов: чистые линии, шутливый тон и быстрые движения.

Zenaida Yanowsky and Rupert Pennefather in Alexei Ratmansky’s 24 Preludes. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Кусок классического балета, блестяще, красиво и эмоционально исполненного технически, но, тем не менее, аlas! и увы! — без сенсации.

Другой, английский хореограф, — с печальными танцами на своеобразную и все-таки невыразимо грустную музыку Бриттена — «Sinfonia da Requiem».

Кристофер посчитал своим долгом таким образом — созданием балета — вспомнить о композиторе и его юбилее. Он признался в том, что музыка Бриттена обхитрила его.

«Вы знаете, иногда слушаешь музыку и думаешь: из этого может получиться замечательный балет. Я абсолютно точно знаю, что делать с этим! Но когда начинаешь работать, понимаешь, что претворить эту музыку в танец намного труднее, чем это могло показаться вначале. Я чувствую, что я только сейчас начинаю понимать, что я хочу сделать!».

Marianela Nuñez and Nehemiah Kish in Christopher Wheeldon’s Aeternum. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Уилдонская интерпретация Реквиема Бриттена и его понятия загробной жизни своеобразны.

Хотя правильно было бы назвать этот балет абстрактным, неопределенным, открытым для многих интерпретаций, в какой-то степени — символическим.

Марианела Нуньес и ее партнеры Ненемьян Киш и Федерико Бонелли — и с ними она исполнила два существенных, но таких разных па-де-де, танцевали с полной отдачей и самопожертвованием, но Федерико Бонелли был благороднее. Его внимательные поддержки с оттенком лиричности позволили завершить танец в поэтическом ключе.

Marianela Nunez and Federico Bonnelli in Christopher Wheeldon’s Aeternum. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Любопытен был момент, когда нога Марианелы под определенным углом была нацелена в зал, словно она, эта нога, была пистолетом, оружием. Образ, конечно, мощный, выразительный, но его назначение и смысл в этом спектакле остается неясным.

* * *

При том, что обе работы столь полярны, в них прослеживается желание обоих балетмейстеров показать свои навыки, мастерство, зрелость.

Вернуться однажды к уилдонско-бриттеновскому реквиему очень хотелось бы. Понять этот балет с первого раза — сложно.

Marianela Nuñez in Christopher Wheeldon’s Aeternum. © Dave Morgan, by kind permission of the Royal Opera House

Одна вещь объединила все три работы: королевский оркестр под руководством Барри Уордсворта.

Но если Шопена и Бриттена музыканты сыграли, то Игорь Стравинский с первых нот не дался, словно оркестру нужно было свыкнуться с его стилем, разнообразным как этот мир.

И все-таки это был любопытный вечер, хотя и неравномерный, не все три части были эффектными, но каждая, по-своему, вела диалог с аудиторией.

Фото: Johan Persson, Dave Morgan / Royal Opera House

реклама

вам может быть интересно

Опера из динамика Классическая музыка