«Пиковая дама» означает явную доброжелательность

Владимир Федосеев — художник истинно русский, поэтому именно русская музыка — всегда его непременный репертуарный конёк. Когда же речь заходит о таком вдохновенном и всенародно любимом шедевре Чайковского, как опера «Пиковая дама», то о доброжелательности маэстро по отношению к этой партитуре можно говорить долго. При этом мы никогда не устанем восхищаться степенью глубины её постижения дирижёром как с точки зрения рафинированного академизма большой оперной формы, так и с точки зрения психологического осмысления великолепного симфонического материала.

Именно такие мысли и вызвало поистине грандиозное исполнение «Пиковой дамы», состоявшееся 23 июня в Москве на сцене Концертного зала им. П.И. Чайковского.

Оно вошло в программу фестиваля, посвящённого 175-летию со дня рождения великого русского композитора.

Его имя троекратно слилось в нём в названии самогó зала, в названии оркестра, а также в том, что это исполнение состоялось в период проведения юбилейного XV Международного конкурса им. П.И. Чайковского, давно ставшего мировым музыкальным брендом.

Вместе с Государственным академическим Большим симфоническим оркестром им. П.И. Чайковского, а также с его, несомненно, выдающимся художественным руководителем и главным дирижёром Владимиром Федосеевым, в этот вечер на сцену вышли Детский хор Большого театра России п/р Юлии Молчановой и Государственный академический русский хор им. А.В. Свешникова п/р Евгения Волкова.

В программе представленной концертной версии можно было найти также имена режиссёра Мстислава Пентковского, сценографа Алексея Трефилова и художников по свету Никиты Коломыйцева и Евгения Быстрова. В принципе, весь semi-stage антураж, созданный ими при погашенном, как в театре, свете в зале и использующий естественный архитектурный интерьер Концертного зала им. П.И. Чайковского, никаких вопросов к постановочной инсталляции не вызвал.

Всё было сделано вполне разумно и целесообразно с мистикой сюжета.

Действие разворачивалось с использованием импровизированного обтянутого зелёным сукном подиума, вокруг которого на сцене привычно располагался оркестр, и площадок боковых возвышающихся над сценой портиков.

Портики служили в основном для размещения «взрослого» хора, но не только для этого: на них разворачивались, в частности, сцена в комнате Лизы и начало сцены в спальне Графини. Единственное исключение составила сцена в казарме, когда Герман лицедействовал на подиуме в окружении оркестра, а Графиня, явившаяся к нему инфернальным призраком, называла заветные карты с балкона второго яруса. Перекличка многих сценических планов явно способствовала действенности восприятия музыки. В любом случае это было лучше, чем если бы хор традиционно располагался на заднем плане сцены, а певцы-солисты образовывали на авансцене свою классическую «грядку артишоков».

И всё же зрительные ассоциации, носившие утилитарный, вспомогательный характер, оказались явно вторичными.

Во главу угла встали впечатления музыкальные, и весь их мощнейший катарсис определили два пласта, вступившие в органичное взаимодействие между собой.

Это красочно-многоплановая, дышащая живой чувственностью палитра оркестрового аккомпанемента и великолепное, захватывающее своей эмоциональной силой звучание обоих хоров. Если же говорить о впечатлениях меломанских, то открытия были связаны вовсе не с главным мистическим треугольником оперы «Герман – Лиза – Графиня», хотя весьма опытная Маргарита Некрасова в партии Графини и запомнилась выразительностью фактуры звучания своего глубокого и сочного меццо-сопрано.

На сей раз двумя стержневыми опорами исполнения стали два персонажа-баритона: изысканно-роскошный, интеллектуально-благородный Елецкий (Борис Пинхасович) и драматически притягательный, хотя и несколько схематично одноплановый Томский (Роман Бурденко), в пасторали представший и в ипостаси Златогора. Вполне неплохо также показали себя Елена Манистина (Полина, Миловзор) и Дарья Зыкова (Маша, Прилепа).

Однако с исполнительницей партии Лизы вышла явная незадача.

Елену Евсееву в её сегодняшней далеко не безупречной вокальной форме драматическим сопрано явно не назовёшь, а из-за отсутствия развитого нижнего регистра и полновесного звучания голоса на середине все, надо сказать, довольно настойчивые и старательные попытки певицы выстроить единую и неразрывную вокальную линию так ни к чему и не привели.

И если в дуэте Лизы и Полины, а также в первой арии Лизы ещё можно было сделать вид, что всё более-менее хорошо, то сцена у Канавки просто потерпела сокрушительное фиаско, ибо об эффекте ее мощного «обжигающего» драматизма, заложенного в музыке Чайковского, уже просто не могло быть и речи.

Не обжёг драматизмом в партии Германа и знаменитый тенор из Латвии Александр Антоненко,

весьма удачная международная карьера которого сегодня семимильными шагами развивается на многих престижных оперных сценах мира. Но справедливости ради следует всё же отметить, что, по сравнению с «Отелло» Верди, тоже проектом БСО, но событием почти шестилетней давности, в котором Александр Антоненко исполнял титульную партию, сегодня голос певца демонстрирует уже однозначно осязаемый европейский лоск и вполне культурное звуковедение. При этом с точки зрения интонирования певец всё же безукоризненно точен был не всегда.

Проблема в том, что по своей сути это не стопроцентно драматический тенор,

а тенор, мощная спинтовая фактура которого лишь испытывает некую предрасположенность к этому. Ситуация осложняется тем, что тембрально этот голос неоднороден: внизу и на середине — что-то вроде вполне красивого баритенора, а на переходном интервале и наверху, когда исполнитель идёт на forte и поёт на пределе, тембр голоса, увы, «выбеляется», и эффект драматического звучания непроизвольно теряется. К тому же в силу этого предельно драматические высокие ферматы даются певцу особенно тяжело — через силу! Наиболее явно это ощущалось в финале первой картины (в сцене грозы) и в знаменитой арии Германа в последней картине оперы.

Безусловно, для подавляющей части публики — а в этот вечер в Концертном зале им. П.И. Чайковского наблюдался просто невиданный аншлаг! — Александр Антоненко стал главной персоналией, на которую она, собственно, и пришла. Эту категорию публики понять, в принципе, легко, тем более что, как показал этот проект, певец находится в состоянии непрекращающегося творческого развития. Это, безусловно, вселяет законный оптимизм, и это хотя бы номинально всё же укрепляет во мнении, что нынешнее концертное исполнение «Пиковой дамы» Чайковского означает именно явную доброжелательность…

реклама