8 января 2017 года в Гамбургской опере прошла премьера оперы Верди «Отелло». Постановка испанского режиссера Каликсто Биейто, перенесенная из Базеля, банальна в своей актуальности и нарочитой, но, в то же время, осторожной провокационности.
На сцене установили подъемный кран, налили воды между рельсами, получился Гамбург. Буржуазный «благополучный» мирок отгородили колючей проволокой от беженцев, шипящих со связанными руками за забором. Потом механическая преграда между мирами исчезает, но это, по сути, ничего не меняет.
Отелло — не мавр, а заурядный буржуа, страдающий комплексом неполноценности
(согласно швейцарскому писателю Максу Фришу, мавр – это метафора для обозначения этого комплекса, «ревнивец – всегда мавр»). В то же время, более радикальный шаг – выходец из Африки убивает белую европейскую женщину – подвязал бы тему беженцев к теме «Отелло» значительно прочнее, чем идея сделать беженцами хористов. Она, стало быть, его «за муки полюбила», а он из неспокойной страны, где с женщинами на спорные темы разговоры непродолжительные. Хотите настоящего скандала и провокации – получите. А так,
в глаза бьют резким белым светом, на кране вешают человека, Дездемона ходит под виселицей с букетом.
По-настоящему дерзкой и захватывающей была не режиссерская, а дирижерская интерпретация, смелая, уверенная, заостренная. Уже через минуту стало ясно, что будет здорово, и так оно и было на всем протяжении спектакля. Опера пролетела кометой на одном дыхании. Маэстро Паоло Кариньяни напомнил, что ни один фильм Хичкока не сравнится по психологическому напряжению с оперой Верди.
Голос Марко Берти (Отелло) был раскаленным и напористым до надрыва.
В партии Дездемоны на гамбургской сцене дебютировала Светлана Аксенова.
Эта красавица в меховом манто стала подлинной вердиевской героиней, утонченной и преисполненной сильных глубоких чувств.
«Ива» и «Ave Maria» были такими полнокровными, что и речи не могло идти о том, что Дездемона смирилась со своей участью.
По-мужски вырубленный и властный бас-баритон Клаудио Сгуры (Яго) черным неудержимым вихрем взмывался вверх, к «творцу жестокому»: «La Morte è' il Nulla» («Смерть – ничто!»). Драматургически фактура этого блестящего артиста в этой постановке была задействована далеко не в полной мере.
Надежда Карязина (Эмилия) в конце напомнила о том, что она – замечательная певица с большим драматическим размахом.
В завершение рекомендация тем, кто еще только собирается посетить этот спектакль: захватите черные очки.
Фото: Hans Jörg Michel
