Немецкая премьера «Терезы» Майнца в Филармонии на Эльбе

С 18 по 22 мая в Малом зале Филармонии на Эльбе проходила серия из четырёх представлений новой камерной оперы немецкого композитора Филиппа Майнца «Тереза» по роману Золя «Тереза Ракен». Стены в Малом зале обшиты «волнистым» деревом, будто по коричневой реке идёт рябь; стулья на тонких чёрных ножках; зрительный зал резко уходит вверх; всё сделано максимально просто с претензией на чистую функциональность, тем не менее, фойе устроено неудобно. Но, главное, акустических претензий к залу нет.

Либретто сочинил бас-баритон Отто Катцмайер. По его словам, он не хотел модернизировать речь персонажей и ориентировался на язык романа, непосредственно откуда и брал реплики.

Спектакль поставил интендант Гамбургской оперы Жорж Делнон. Ему удалось найти удачное сочетание между грубоватым натурализмом и символически-метафорической размерностью.

Всё начинается с крика захлёбывающегося Камиля: «Тереза, Тереза»!

Потом этот призрак убийства, как и финального двойного самоубийства, нарастая, время от времени снова всплывает в ходе интенсивно развивающегося действия.

В сценографии Мари-Терезы Йоссен задан контраст между морскими пейзажами на стене — изображениями вольной стихии, к которой тянется Тереза (её отец — моряк) — и загромождающими сцену массивными комодами с бесчисленными ящиками. Комоды не дают возможности свободно двигаться, оставляют только узкие проходы. Потом на морские пейзажи прицепили портрет Камиля (контртенор Тим Зеверло), ставшего невольной преградой на пути к свободе и при жизни, и после своей смерти.

Тереза постоянно отстёгивала и снова пристёгивала свой длинный чёрный шлейф, обозначая переходы между женой, через силу целующей мужа в щёку, и женщиной, дающей выход скрытым в ней силам.

Внешность американской артистки Марисоль Монтальво — смуглой, с резко прочерченными крупными чертами — как нельзя лучше подходила для этой роли: мать Терезы — алжирка. После убийства мужа её героиня нацепила на нос очки и усиленно занялась бухгалтерией.

Монтальво и Отто Катцаймер (Лоран) мастерски передали своими голосами множество оттенков страха и ненависти, возникшей между этими недалёкими людьми, их тупую безжалостность по отношению друг к другу. Тереза и Лоран ведь действительно отлично подходили друг другу, но на спектакле становится отчётливо понятным, почему они не нашли другого решения, кроме как убивать мешающего мужа. Ведь даже в XIX веке можно было найти другой выход, а о действительно больших деньгах речь не шла.

В спектакле эффектно, ударно показана и озвучена сцена семейного насилия:

Лоран глухо бьёт Терезу головой о стену, потом избивает её в тени ногами и садится ужинать. Мадам Ракен в исполнении Ренаты Беле, как и полагается, беспомощно наблюдала за ними — такая же ограниченная умственно, как стала физически.

Последняя мечта уже отравившейся Терезы — о море, то есть, о свободе, как в самом начале спектакля. Она тянется к картинам, раскидывает перед ними руки. Коротенький реквием по ней сыграла на аккордеоне Зильке Ланге.

Музыка Майнца одновременно тянется и идёт концентрированной волной, так, что некогда набрать воздуха; она тоскливая и пугающе красивая;

в её холодных переливах действительно бесконечно тонешь, несмотря на резкие «деревянные» всплески ударных. Музыканты Гамбургского филармонического государственного оркестра под управлением Николя Андре и исполнители отлично справились со своей задачей — оперу очень хочется послушать ещё несколько раз.

Это произведение и его сценическое преломление очень гамбургские: зрители узнают на сцене свои комоды, а покинув зал, оказываешься на застеклённой смотровой площадке, откуда открывается вид на серую холодную Эльбу и на куда-то уплывающие в тумане корабли.

Фото: © Hans Jörg Michel

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама