К вопросу об истоках оперного харассмента

«Дон Паскуале» в Венской опере

Премьера этого искромётного представления для подростков и переростков состоялась в Венской опере четыре года назад. Автор переложения — Ирина Брук (дочь Питера Брука) — попыталась не опошлить то, что не опошлить было невозможно, и ей это почти удалось. Яркая смена цветов, остроумное освещение и оформление сцены, перенос места действия в провинциальный бар, нагромождение китчевых нелепостей, тривиальностей, аксессуарно-леопардовых несуразностей, — всё работало на идею доведения до абсурда и без того несусветного.

Но можно было и не стараться: искромётная ткань этой оперной партитуры Г. Доницетти и так нас водит буквально за нос. Тут и весёлое, и душераздирающее, и ревнивое, и игривое, и строптивое, и шаловливое, и… всё насквозь фальшивое. Строго говоря «Дон Паскуале» — тот случай, когда даже прекрасный музыкальный материал не влияет на вульгарность самой затеи. Напомню, что происходит в этой опере.

Небогатая молодёжь издевается над стариком, захотевшим на закате дней порадовать себя женитьбой на красивой девушке. Эта девушка, в которую влюблён бедный родственник главного героя, прикидывается скромной и наивной недотрогой. Подставной нотариус оформляет брачный договор, по которому недотрога накладывает лапу на всё имущество бедного старика и разоряет его в особо извращённой форме, доводя его чуть ли не до инфаркта. И когда отчаявшийся, униженный и раздавленный старик восстаёт против этого саркастического измывательства, все участники представления раскрывают перед ним свой замысел и читают нам мораль о том, что горе пожилому идиоту, решившему жениться на молодухе.

С одной стороны, вопросов к морали этого развлекательного шоу нет и быть не может: желание жениться — это действительно диагноз, и возраст тут значения не имеет. У меня вопрос о другом: это что, правда смешно? И если да, то в каком месте смеяться? Нет, я искренне не понимаю, что смешного в беспомощной старости, над которой издеваются молодые.

Разумеется, я знаю, что такое жанр оперы-буфф, в котором, насколько я помню, не написано ничего достойного серьёзного музыковедческого разбора. Но дело даже не в этом. Дело в том, что развлекаться, наблюдая под музыку за процессом унижения пожилого человека, который никому ничего плохого не сделал, какая-то странноватая, если не сказать уродливая затея всё-таки. Это этическое уродство становится тем больше очевидным, чем выше уровень актуализации видеоряда и чем качественнее исполнение главной партии.

Певца, посредственно исполняющего титульную партию, возможно, и не было бы так жалко, как жалко героя Амброджио Маэстри. И речь не только о выдающемся актёрском мастерстве, но и о насыщенной палитре тембровых красок, которыми певец создаёт трезвый, сдержанный и очень душевный образ. Дон Паскуале в исполнении Маэстри — человек хоть и не обаятельный, но живой, вызывающий эмпатию, не симпатизировать ему совершенно невозможно. Его живость особенно выделяется на фоне трафаретных, бесчувственных и ходульных персонажей Валентины Нафорниты (Норина), Дмитрия Корчака (Эрнесто) и Орбана Йидица (Малатеста).

В ансамбле этой хитроумной молодёжи с искромётным блеском исполнил свою партию только Орбан Йидиц. Остальные вокальные работы сложно называть удачными.

Голос прекрасного тенора Дмитрия Корчака в этом спектакле прозвучал искусственно, неполётно, напряжённо, тяжело. Особенно это чувствовалось в красивейшей арии из II акта «Cherchero lontana terra», в которой певец не без труда справляется с ажурными пиано и которая была весьма сдержанно принята залом.

Валентина Нафорнита в партии Норины хоть и прорывалась местами в сферы белькантового изящества, но в целом звуковедение было неровным, переходы шероховатыми, хотя актёрской харизмы и сценического обаяния певице не занимать.

Оркестр под управлением Рамона Тебара достойно исполнил увертюру, и далее не мешал. В связи с чем, наверное, главный вопрос: а почему, интересно, сегодня никому не мешает эта дикая, с точки зрения гуманистической этики, но элегантная по форме сатира на старость? Не оттого ли, что главная героиня как символ гендерной борьбы за место под солнцем унижает и оскорбляет пожилого человека, которому она понравилась и который захотел на ней жениться?

И вот я подумал: а не отсюда ли берут своё начало параноидально-полумифические обвинения в сексуальных домогательствах полувековой давности, жертвами которых становятся сегодня не просто уважаемые, а недосягаемо великие артисты? Не с этого варварского по сути жанра оперы-буфф началась разбушевавшаяся сегодня травля пожилых людей, когда-то выказавших свою симпатию таким беспардонно наглым Норинам, как главная героиня оперы Доницетти? И не стоит ли поаккуратнее относиться к развлекательному наследию прошлого, понимая, с одной стороны, что из песни слова не выкинешь, но с другой — всё-таки что посеешь, то и пожнёшь?

Фото © Wiener Staatsoper GmbH / Michael Pöhn

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама