В Латвии поставили «Поворот винта» Бриттена
Публика входила не в зал рижской Оперы, а протискивалась сквозь узкую дверь прямиком на сцену. Постановщики спектакля - чешский режиссер Иржи Неквасил и сценограф Сусана Ежкова - с легкостью поменяли местами сцену и зал. Взору сидящих открывалось великолепное и странное зрелище: пышный трехъярусный зал, с ложами, позолотой и сияющим свежими красками старинным куполом, весь был усеян белыми воздушными шарами. Пейзаж получался фантастический: казалось, сотни маленьких привидений расселись в партерных креслах и тихо покачивают головами.
Визуальный облик спектакля сразу же задал нужную, таинственно-призрачную ноту. В «Повороте винта», основанном на мистической повести Генри Джеймса, Бриттен размышляет о том, какие облики может принимать зло, насколько оно притягательно и разрушительно для детских неокрепших душ. В самой опере так и не дается однозначного ответа: а был ли призрак-то? Действительно ли призраки Лакея Квинса и Мисс Джессел являлись детям, или вся история, трагически заканчивающаяся смертью мальчика, - не более чем плод воспаленного ума перезрелой училки, не вынесшей груза ответственности?
Режиссер Иржи Неквасил отделил героев от зрителей прозрачным
супером: на него проецируются то вертящиеся шестерни, то
зеленоватые волны (намек на пруд, в котором утопилась Мисс
Джессел). Но главным выразительным средством, комментирующим
происходящее, становятся проекции страшненьких детских рисунков. На
рисунках разверзают зубастые пасти страшные чудовища; человечки с
зашитым ртом тянут костлявые пальцы к условным фигуркам детей - что
твой Фредди Крюгер. Вообще эстетика хоррора в спектакле
проартикулирована вполне отчетливо. Не последнюю роль в этом играет
освещение: на сцене царит вечный полумрак, тени пляшут на лицах
персонажей, разрисовывают полосатым узором пышные платья
гувернантки и домоправительницы Миссис Гроуз (Антра Бигача).
Герои плывут в призрачном мареве, искушаемые зовами преисподней:
звучным тенором Квинса (Виестурс Янсонс), взывающим с яруса;
жалобным сопрано Мисс Джессел (Инга Шлюбовска), тянущей к детям
руки с дальней стороны оркестровой ямы. Появление самой Гувернантки
(Кристине Гайлите) обставлено так же весьма необычно. Тут режиссер
использует бьющий без промаха, чисто театральный эффект. Дама в
пышной шляпке, украшенной гирляндами надувных шариков, возникает,
словно бог из машины; спускается с колосников на причудливо
изогнутой ладье-коляске.
Спектакль, перенесенный со сцены Пражской государственной оперы, показался небезынтересным по режиссуре, а по видеоряду - даже эстетским. Не случайно он был удостоен премии министерства культуры Латвийской Республики в номинации «культурное событие 2003 года». Однако чем дальше углубляешься в спектакль, тем очевиднее становятся недостатки: однообразие приемов, монотонные сценические рисунки ролей. Видеоряд, заданный в начале, практически не развивается по ходу действия. Струны, натянутые с яруса, так и не зазвучат, не лопнут, не порвутся - чего мы вправе были бы ожидать, увидев подобную экспозицию. На них лишь упадет несколько шариков, подвешенных к люстре.
Дети - Монта Мартинсоне и Даумантс Калныньш из хора Домского собора - спели свои партии звонкими голосами, старательно и выразительно. Но режиссер так и не выстроил для них внятный драматургический сюжет, отчего сценическое поведение персонажей казалось предсказуемым и оттого скучноватым. Между тем Бриттен предусматривал в опере ряд пронзительных, невероятного накала кульминаций; действие фактически движется от одной кульминации к другой, логично подводя к завершающей - смерти мальчика.
В музыкальном отношении спектакль рижской Оперы оказался совсем неплох: точное и корректное исполнение, стильно звучащий камерный оркестр, ведомый дирижером Андрисом Вейсманисом. В Риге маэстро имеет репутацию специалиста по барокко: именно он инициировал постановку генделевской «Альцины» и дирижировал этим спектаклем - одним из лучших в театре. Дирижировал и глюковским «Орфеем», который уже ближе к классицизму. Словом, театр стремится осваивать и внедрять в репертуар все стили и эпохи, от барокко до ХХ века. И это у него неплохо получается.