Владимир Самойлович Горовиц

Vladimir Horowitz

Дата рождения
01.10.1903
Дата смерти
05.11.1989
Профессия
Страна
США

Владимир Самойлович Горовиц / Vladimir Horowitz

Концерт Владимира Горовица — всегда событие, всегда сенсация. И не только сейчас, когда его концерты столь редки, что каждый может стать последним, но и в пору начала. Всегда так было. С той ранней весны 1922 года, когда совсем молодой пианист впервые появился на эстрадах Петрограда и Москвы. Правда, самые первые его концерты в обеих столицах проходили при полупустых залах — имя дебютанта мало что говорило публике. Лишь немногие знатоки и специалисты слышали об этом удивительно талантливом молодом человеке, окончившем в 1921 году Киевскую консерваторию, где его учителями были В. Пухальский, С. Тарновский и Ф. Блуменфельд. А на следующий день после его выступлений газеты единодушно объявляли Владимира Горовица восходящей звездой на пианистическом горизонте.

Совершив несколько концертных поездок по стране, Горовиц в 1925 году отправился «покорять» Европу. Здесь история повторилась: на первых его выступлениях в большинстве городов — Берлине, Париже, Гамбурге — присутствовало немного слушателей, на следующие — билеты брались с боя. Правда, на гонорарах это мало отражалось: они были мизерными. Начало же шумной славе положила — как часто бывает — счастливая случайность. В том же Гамбурге к нему в номер гостиницы прибежал запыхавшийся антрепренер и предложил заменить заболевшего солиста в Первом концерте Чайковского. Выступать надо было через полчаса. Наскоро выпив стакан молока, Горовиц бросился в зал, где престарелый дирижер Э. Пабст только и успел сказать ему: «Следите за моей палочкой, и бог даст ничего страшного не случится». Уже через несколько тактов ошеломленный дирижер сам следил за игрой солиста, а когда концерт кончился, публика за полтора часа раскупила билеты на его сольное выступление. Так триумфально входил Владимир Горовиц в музыкальную жизнь Европы. В Париже после его дебюта журнал «Ревю мюзикаль» писал: «Порой, все же является артист, обладающий гением интерпретации — Лист, Рубинштейн, Падеревский, Крейслер, Касальс, Корто... Владимир Горовиц принадлежит к этой категории артистов-королей».

Новые овации принес Горовицу дебют на американском континенте, состоявшийся в начале 1928 года. После исполнения сначала Концерта Чайковского, а затем сольной программы ему была устроена, по свидетельству газеты «Таймс», «самая бурная встреча, на которую может рассчитывать пианист». В последующие годы, живя в США, Париже и Швейцарии, Горовиц чрезвычайно интенсивно гастролирует и записывается. Число его концертов за год достигает ста, а по количеству выпущенных пластинок он вскоре превосходит большинство современных пианистов. Его репертуар широк и разнообразен; основу составляет музыка романтиков, особенно Листа и русских композиторов — Чайковского, Рахманинова, Скрябина. Лучшие черты исполнительского облика Горовица той, довоенной поры отражает его запись си-минорной Сонаты Листа, сделанная в 1932 году. Она поражает не только техническим вихрем, интенсивностью игры, но и глубиной чувства, истинно листовской масштабностью, рельефностью деталей. Этими же чертами отмечены и рапсодия Листа, экспромты Шуберта, концерты Чайковского (№ 1), Брамса (№ 2), Рахманинова (№ 3) и многое другое. Но наряду с достоинствами критики справедливо находят в игре Горовица и поверхностность, стремление к внешним эффектам, к фраппированию слушателей техническими эскападами. Вот мнение видного американского композитора В. Томсона: «Я не утверждаю, что интерпретации Горовица в основе своей фальшивы и неоправданны: иногда они таковы, иногда — нет. Но тот, кто никогда не слушал исполнявшиеся им произведения, легко мог бы заключить, что Бах был музыкантом типа Л. Стоковского, Брамс — своего рода легкомысленным, работающим в ночном клубе Гершвином, а Шопен — цыганским скрипачом». Эти слова, конечно, слишком резки, но подобное мнение не было единичным. Горовиц иногда оправдывался, защищался. Он говорил: «Фортепианная игра состоит из здравого смысла, сердца и технических средств. Все должно быть развито в равной мере: без здравого смысла вы потерпите фиаско, без техники вы дилетант, без сердца — машина. Так что профессия таит в себе и опасности». Но когда в 1936 году из-за операции аппендицита и последовавших осложнений он вынужден был прервать концертную деятельность, то неожиданно почувствовал: многие упреки не были беспочвенными.

Пауза заставила его по-новому взглянуть на себя как бы со стороны, пересмотреть свои взаимоотношения с музыкой. «Думаю, что как художник я за эти вынужденные каникулы вырос. Во всяком случае в моей музыке я открыл много нового», подчеркивал пианист. Справедливость этих слов легко подтверждается сравнением пластинок, записанных до 1936 года и после 1939, когда Горовиц по настоянию своего друга Рахманинова и Тосканини (на дочери которого он женат), вернулся к инструменту.

В этот второй, более зрелый период, продолжавшийся 14 лет, Горовиц значительно расширяет свой диапазон. С одной стороны, он с конца 40-х годов; постоянно и все чаще играет сонаты Бетховена и циклы Шумана, миниатюры и крупные произведения Шопена, стремясь найти иную трактовку музыки великих композиторов; с другой — обогащает новые программы современной музыкой. В частности, после войны он первым сыграл в Америке 6, 7 и 8-ю сонаты Прокофьева, 2 и 3-ю сонаты Кабалевского, причем, сыграл с изумительным блеском. Горовиц дает жизнь некоторым сочинениям американских авторов, в том числе Сонате Барбера, и наряду с этим включает в концертный обиход произведения Клементи и Черни, считавшиеся тогда лишь частью педагогического репертуара. Деятельность артиста в ту пору становится очень интенсивной. Многим казалось, что он находится в зените своих творческих возможностей. Но по мере того, как «концертная машина» Америки снова подчиняла его себе, начали раздаваться и голоса скептические, а нередко и иронические. Кое-кто называет пианиста «фокусником», «крысоловом»; снова говорят о его творческом тупике, о безразличии к музыке. На эстраде появляются первые подражатели, точнее даже имитаторы Горовица — великолепно оснащенные технически, но пустые внутренне, молодые «техники». Учеников же у Горовица не было, за немногими исключениями: Граффман, Джайнис. И, давая уроки, он постоянно призывал «лучше делать собственные ошибки, чем копировать ошибки других». Но те, кто копировал Горовица, не желали следовать этому принципу: они ставили на верную карту.

Артист болезненно осознал признаки кризиса. И вот, сыграв в феврале 1953 года торжественный концерт по случаю 25-летия со дня своего дебюта в «Карнеги-холле», он вновь покидает эстраду. На сей раз надолго, на 12 лет.

Правда, полное молчание музыканта продолжалось меньше года. Затем понемногу он вновь начинает записываться преимущественно дома, где фирма Ар-си-эй оборудовала целую студию. Снова выходят одна за другой пластинки — сонаты Бетховена, Скрябина, Скарлатти, Клементи, рапсодии Листа, сочинения Шуберта, Шумана, Мендельсона, Рахманинова, «Картинки с выставки» Мусоргского, собственные транскрипции марша Ф. Соузы «Звезды и полосы», «Свадебного марша» Мендельсона—Листа, фантазия из «Кармен»... В 1962 году артист порывает с фирмой Ар-си-эй, недовольной тем, что он дает мало пищи для рекламы, и начинает сотрудничать с фирмой «Колумбия». Каждая новая его пластинка убеждает, что пианист не теряет своей феноменальной виртуозности, но становится еще более тонким и глубоким интерпретатором.

«Художник, который вынужден постоянно стоять лицом к лицу с публикой, становится опустошенным, даже не сознавая этого. Он постоянно дает, не получая взамен. Годы отказа от публичных выступлений помогли мне в конце-концов полностью найти себя и свои собственные, настоящие идеалы. Во время сумасшедших лет концертирования — там, здесь и повсюду — я почувствовал, что немею — духовно и художественно», — скажет он позже.

Почитатели артиста верили, что еще встретятся с ним «лицом к лицу». И действительно, 9 мая 1965 года Горовиц возобновил концертную деятельность выступлением в «Карнеги-холле». Интерес к его концерту был невиданный, билеты раскупили за считанные часы. Значительную часть аудитории составляли молодые люди, никогда не видевшие его прежде, люди, для которых он был легендой. «Он выглядел точно так же, как при своем последнем появлении здесь 12 лет назад, — комментировал Г. Шонберг. — Высокие плечи, корпус почти неподвижен, слегка наклонен к клавишам; действовали только руки и пальцы. Для многих молодых людей в публике это было почти так, как если бы играли Лист или Рахманинов — легендарный пианист, о котором все говорят, но которого никто не слышал». Но еще важнее, чем внешняя неизменность Горовица, была глубокая внутренняя трансформация его игры. «Время не остановилось для Горовица за те двенадцать лет, что прошли со дня его последнего публичного выступления, — писал рецензент газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Алан Рич. — Ослепительный блеск его техники, неправдоподобная сила и интенсивность исполнения, фантазия и красочная палитра — все это сохранилось нетронутым. Но вместе с тем в его игре появилось, так сказать, новое измерение. Разумеется, когда он покинул концертную эстраду в возрасте 48 лет, это был вполне сформировавшийся артист. Но теперь в «Карнеги-холле» выступил более глубокий интерпретатор, и новое «измерение» в его игре может, быть названо музыкальной зрелостью. За последние несколько лет перед нами прошла целая плеяда молодых пианистов, убеждавших нас, что они могут играть быстро и технически уверенно. И вполне возможно, что решение Горовица вернуться на концертную эстраду именно теперь было вызвано сознанием, что есть нечто такое, о чем необходимо напомнить даже самым блестящим из этих молодых людей. Во время концерта он преподал целую серию ценнейших уроков. Это был урок извлечения трепещущих, сверкающих красок; это был урок применения рубато с безупречным вкусом, особенно ярко продемонстрированный в произведениях Шопена, это был блестящий урок сочетания деталей и целого в каждой пьесе и достижения высших кульминаций (особенно у Шумана). Горовиц дал «нам почувствовать, какие сомнения терзали его все эти годы, когда он обдумывал свое возвращение в концертный зал. Он продемонстрировал, каким драгоценным даром теперь овладел».

За тем памятным концертом, возвестившем о возрождении и даже новом рождении Горовица, последовали четыре года частых сольных выступлений (с оркестром Горовиц не играет с 1953 года). «Я устал играть перед микрофоном. Хотелось играть для людей. Совершенство техники тоже утомляет», — признавался артист. В 1968 году он к тому же впервые снялся на телевидении — в специальном фильме для молодежи, где исполнял многие жемчужины своего репертуара. Затем — новая 5-летняя пауза, и вместо концертов — новые великолепные записи: Рахманинов, Скрябин, Шопен. А в канун своего 70-летия замечательный мастер снова — в третий раз вернулся к публике. С тех пор он выступает не слишком часто, причем, только в дневные часы, но его концерты по-прежнему — сенсация. Все эти концерты записываются, и выпускаемые после этого пластинки дают возможность представить себе, какую изумительную пианистическую форму сохранил артист к 75 годам, какую художественную глубину и мудрость он приобрел; позволяют хотя бы отчасти понять, каков стиль «позднего Горовица». Отчасти «потому, что, как подчеркивают американские критики, у этого артиста никогда не бывает двух одинаковых интерпретаций. Конечно, стиль Горовица так своеобразен и определенен, что любой мало-мальски искушенный слушатель способен узнать его сразу. Один-единственный такт любой из его интерпретаций на рояле может определить этот стиль лучше всяких слов. Но нельзя, однако, не выделить самые выдающиеся качества — поразительное колористическое разнообразие, лапидарную уравновешенность его мелкой техники, громадный звуковой потенциал, а также чересчур развитые рубато и контрасты, эффектные динамические противопоставления в левой руке».

Таков Горовиц сегодня, Горовиц, знакомый миллионам людей по пластинкам и тысячам — по концертам. Какие еще сюрпризы готовит он слушателям, предсказать невозможно. Каждая встреча с ним — по-прежнему событие, по-прежнему праздник. Такими праздниками стали для его почитателей концерты в больших городах США, которыми артист отметил 50-летие своего американского дебюта. Один из них, 8 января 1978 года, был особенно знаменателен как первое выступление артиста с оркестром за четверть века: исполнялся Третий концерт Рахманинова, дирижировал Ю. Орманди. А несколько месяцев спустя в «Карнеги-холле» состоялся первый в практике Горовица шопеновский вечер, превратившийся позже в альбом из четырех пластинок. А затем — вечера, посвященные его 75-летию... И каждый раз, выходя на эстраду, Горовиц доказывает, что для истинного творца возраст не имеет значения. «Я убежден, что я все еще развиваюсь как пианист, — говорит он. — Я становлюсь более спокойным и зрелым с годами. Если бы я почувствовал, что неспособен играть, я бы не рискнул появиться на эстраде»...

реклама

вам может быть интересно

Арриго Бойто Композиторы

Публикации

Записи

рекомендуем

смотрите также

Реклама