Сказ про то, как Гаврилов вместо Рахманинова сыграл Подколёсина
Уж вот даже и теперь назад никак нельзя попятиться: чрез минуту и под венец; уйти даже нельзя — там уж и карета, и все стоит в готовности. А будто в самом деле нельзя уйти?
Н. В. Гоголь, «Женитьба»
Уйти всегда можно: можно прыгнуть в окно, можно шмыгнуть через пожарный выход, можно запереться в номере и не отвечать. Вопрос: что это за «норма поведения»? Или здесь, в России — «всё можно»?
Подобное отношение к нашей стране и к нашим людям вызревало у известного пианиста Андрея Гаврилова давно.
Первой весточкой на этом его «светлом пути к свободе» стало для широкой отечественной публики интервью журналу «Огонёк», чрезвычайно популярному в определённых кругах во времена так называемой «перестройки», в котором, как в конспекте, уже тогда была изложена вся программа его дальнейшей деятельности и вся суть конфликта со страной и с самим собой, продолжающегося до сих пор.
Гаврилов к моменту развала СССР давно уехал за рубеж,
активно там концертировал и рассказывал о том, как нужно обращаться с заработанным миллионом, но было ясно, что этому правдорубу и ему подобным там неймётся, что их жжёт изнутри невыплеснутая ненависть к нашей стране, поэтому они просто не могли не вернуться обратно со своими поучениями на тему «как нам обустроить Россию». Впрочем, здесь у нас и от своих доморощенных любителей этого вопроса было не продохнуть, и результат этого «обустройства» всем известен.
Но вернёмся к прекрасному и высокому, то есть к музыке. Итак, на рубеже 80-90-х Гаврилов активно концертировал за рубежом и даже изредка наезжал в Россию, а вот дальше, в середине 90-х… Что случилось дальше, мы знаем лишь из интернета со слов самого Гаврилова, и из его скандальных интервью, а это целый детектив или даже приключенческая литература в жанре фэнтези, нежели живописание реальной жизни. Мятежную правдолюбивую душу Гаврилова не устраивала не только Россия в обличии СССР: Запад его тоже не устроил, чем он позднее бравировал, раскрывая свою психологию — презрел респектабельную западную публику, прекратил выступления, прервал записи, разорвал все контракты,
забросил музыку, поселился среди папуасов и жил там несколько лет,
почитывая русских философов из опубликованной в перестроечные годы серии книг из истории русской философской мысли.
Вообще говоря, если выбросить из своей жизни и профессии целую пятилетку, то можно не только забыть, как играть на рояле, но даже и не вспомнить, с какой стороны к нему подойти. Как известно, если пролежать без движения несколько месяцев, то затем придётся снова учиться ходить, а что будет, если несколько лет не заниматься своей профессией?
Неожиданно выскочив из своего папуасского небытия в начале 2000-х,
Гаврилов утверждал, что за эти годы он набрался несусветной мудрости,
выражению которой отсутствие пианистической выделки, дескать, не помеха — ведь главное, как он говорил и продолжает утверждать, это духовность, озарённость, а играть, по-видимому, можно и Св. Духом.
Судя по всему, многолетние размышления в отрыве от всего человечества о судьбах этого самого человечества не слишком способствовали правильному пониманию планетарных нужд, и привели Гаврилова к необходимости облить грязью (как он сам любит выражаться, «сказать правду») всех тех, кого он знал и у кого учился —
последовала массированная атака в виде серии человеконенавистнических интервью,
наполненных животной злобой как в отношении конкретных людей, так нашего народа и всей страны в целом. Не хочется пересказывать содержание, ведь можно обратиться к материалам интернет-ресурсов, газетных и электронных интервью, статей и книг, последняя из которых побила все рекорды снобизма и мизантропии.
Как и следовало ожидать, Св. Духом играть не получилось:
«пятилетка философских чтений» обернулась утратой профессионализма,
человеконенавистничество привело к серии склок чуть ли не со всем российским музыкальным сообществом, среди которого, как оказалось, ещё оставались то ли наивные, то ли, наоборот, расчётливые люди, которые продолжали делать ставку на музыкальные выступления и эпатажные выпады Гаврилова.
Чем же радует Гаврилов публику сегодня?
Бесконечно играемым Первым концертом Чайковского и парой-тройкой концертов Баха, Восьмой сонатой Прокофьева, сыгранными по рукописям и сопровождёнными массой словесных измышлений, ноктюрнами Шопена, с трудом домученным Первым концертом Шопена, недомученным Первым концертом Рахманинова (с которого Гаврилов сбежал во Владимире), всё хуже и тяжелее поднимаемым Третьим концертом Рахманинова (с которого Гаврилов сбежал в Москве)… Как говорится, что на очереди? Да, концертам Рахманинова не повезло: но их играть трудно, тем более, те редакции, которые реализованы с использованием зрелого пианизма великого мастера фортепианной игры — ну никак не получается сыграть их Св. Духом!
Интернет-ролики с записями гавриловских выступлений последних лет производят самое удручающее впечатление:
как правило, это любительские видеозаписи намеренно заниженного качества, сделанные так, чтобы в них мало что можно было расслышать, но даже в таком варианте без труда распознаётся суета, мазня, запредельная пианистическая грубость за гранью добра и зла, подпрыгивание на сидении, размахивание руками и показное отдёргивание оных, будто обожжённых о клавиатуру... Над этим ненавистным ему жестом пианистов любил издеваться А. Н. Скрябин, с удовольствием пародируя его на рояле. И ей-богу,
Мацуев, который ныне занимает виртуозно-силовую нишу, с успехом заменяет нам молодого Гаврилова
и почти идеально точно играет в гавриловской атлетической манере тридцатилетней давности, изображая всё то же самое гораздо эффектнее! За что и получает битком набитые залы: уж он-то не терял пять лет в обществе папуасов!
И вот настал знаменательный момент — 19 декабря 2012 года, пробил «час икс». Массированная реклама, гипертрофированные ожидания, истерические всхлипы и выкрики поклонников — под завязку заполненный стараниями менеджеров Светлановский зал ММДМ, хороший оркестр, один из лучших дирижёров страны из знаменитой музыкальной отечественной династии... «Чего ж вам боле?» До концерта остаётся пять минут.
Но что-то не срослось. Причин могло быть множество, но вот что говорят музыканты, участвовавшие в репетиции и, кстати, записавшие её: главной причиной явилось то, что от былого профессионализма Гаврилова мало что осталось, если вообще можно ещё о таковом вести речь. Всё то, что он вытворял со своей жизнью, не могло не сказаться на профессии — и сказалось.
Осознав, что Третий концерт Рахманинова ему не сыграть, Гаврилов перед самым выступлением сбежал из ММДМ через пожарный выход,
скромной мышкой прошмыгнув мимо обслуживающего персонала — известность его давно уже не та, никто его не опознал.
Недоглядели организаторы: все выходы необходимо было перекрыть заранее! Не учли владимирский опыт. Впрочем, в этом случае Гаврилов заперся бы в артистической или ещё где-нибудь, как это случилось в старинном русском городе.
Вырвавшись «на свободу»,
Гаврилов принялся, не разбирая выражений, поливать всех и вся отборной грязью
через «Facebook», начиная с оркестра, дирижёра Дмитрия Юровского и солиста Александра Гиндина, спасших «его» концерт, и заканчивая Россией в целом. До седьмого пота, поощряемый своим окружением, трудился он на этой ниве несколько суток, потрясая мироздание размахом своего мышления, которое не слишком-то сильно изменилось с кухонно-диссидентских советских времён, будто законсервировавшись в той проблематике и эстетике. Даже терминология осталась та же.
Но не всё ж о плохом — давайте скажем и о хорошем.
Александр Гиндин, приглашённый руководством на гавриловскую репетицию и пришедший от неё в ужас, собирался уже было уходить с неотвратимо надвигавшегося концерта-катастрофы домой, как вдруг выяснилось, что Гаврилов сбежал, как Подколёсин с женитьбы, как Керенский в 17-м году из Зимнего.
Вот как на следующий день, 20 декабря, консерваторский наставник Гиндина профессор Михаил Сергеевич Воскресенский, ещё не знавший многих одиозных деталей происшествия, описывал всё случившееся на концерте своего класса перед началом второго отделения, когда в Рахманиновский зал пришёл Александр Гиндин:
— Когда Владимир Горовиц уехал в Европу в 1925 году, — в былинном тоне начал своё повествование Воскресенский, — он был известен только в России. Его концерты были очень успешными, но как-то дело двигалось трудно. Но однажды к нему в гостиницу прибежал взволнованный импрессарио и сказал:
— Вы знаете, заболел солист, вы не могли бы через полчаса сыграть концерт Чайковского?
Горовиц сказал:
— Могу!
После этого его слава разнеслась по всему миру. (Здесь Воскресенский сделал эффектную мхатовскую паузу)
— Вчера, — с патетическим нажимом и драматическими паузами продолжал Воскресенский под нарастающий смех публики, — на открытии Рождественского фестиваля в Доме музыки солист, Андрей Гаврилов, то ли не выучил, то ли заболел, но за полчаса, даже меньше, до концерта сказал, что он играть не может! Третий концерт Рахманинова. В зале случайно оказался Александр Гиндин, который здесь присутствует (и Воскресенский с эстрады указал на Гиндина, после чего последовали аплодисменты зала в адрес Гиндина).
Дирижёр Дмитрий Юровский сказал:
— Можешь сыграть Третий концерт Рахманинова?
Гиндин сказал:
— Могу!
— Я не знаю, — с улыбкой продолжал Воскресенский, — разнесётся ли его слава по всему миру, но она уже есть! (Смех зала, гром аплодисментов, Гиндин поднимается в середине зала и раскланивается).
А. Гиндин и Д. Юровский блистательно исполнили Третий концерт Рахманинова,
и гавриловский концерт с успехом прошёл… без Гаврилова. Как сообщил менеджер Светлановского зала, из 1800 билетов было сдано обратно в кассы лишь 15 штук — вот вам и «народное голосование».
Как говорится, нет худа без добра:
гавриловский случай с бегством — это хороший урок всем молодым пианистам,
а именно: учите матчасть, дорогие мои! Никогда не знаешь, в какой момент к тебе повернётся фортуна, поэтому ты должен быть всегда готов к своему успеху, как Горовиц, как Гиндин, ты должен всегда иметь в руках несколько самых ходовых концертов и несколько сольных программ из самых ходовых сонат и пьес.
Современный профессионал, если вести речь о пианистах, должен держать наготове 1-й концерт Чайковского, 2-й концерт Рахманинова, 1-й концерт Шопена, 2-й Листа, концерты Грига и Шумана, один из концертов Бетховена, например, 3-й, один из концертов Моцарта, например, 20-й, 21-й или 23-й, d-moll-ный концерт Баха. Это минимум! Желательно, конечно, побольше, вот как Гиндин держал в руках Третий концерт Рахманинова, который не каждому по плечу, но и Третий концерт есть в руках у многих, так что я и его со счетов не сбрасывал бы, прекрасно понимая, что это уже «сверхзадача» — играть такое без подготовки.
Не упускайте свою удачу, занимайтесь, будьте «всегда готовы»:
неизвестно, в какой момент к вам прибежит менеджер или дирижёр с квадратными глазами и будет спрашивать, можете ли вы сейчас сыграть какую-то из этих вещей. Я слышал, как многие наши молодые музыканты играют Третий концерт Рахманинова, и я утверждаю, что все они сыграют его на порядок лучше Гаврилова — лучше технически, лучше в плане стилистики, лучше в плане глубины исполнения. И не надо вводить нас в заблуждение, что, дескать, «никто в России на это не способен»!
Способны! И будут его играть! Не говоря уже о Гиндине, блистательно продемонстрировавшем это, — Березовский, Луганский, Володин, Фаворин, Трифонов, Хозяинов, Кузнецов… Список можно продолжать! Любой из них шикарно сыграет Третий концерт!
И пусть Гаврилов и все его почитатели исходят злобой, но вряд ли им суждено что-либо в этой ситуации изменить, как и подчистить подмоченную «репутацию» господина Гаврилова, если то, что от неё на сей момент осталось после постыдного бегства из ММДМ, ещё можно называть этим словом!
На фото: Андрей Гаврилов, Александр Гиндин
