«Не моя ль рука...»

Два дуэта из «Манон»

Жюль Массне

Мне жаль того, кто не любит "Манон" Массне. Его, вероятнее всего, "разъедает" снобизм. Ибо не ценить эту музыку - нонсенс для просвещенного любителя оперы. Радостно наблюдать, как после некоторого охлаждения театров (за исключением Франции) к творчеству Массне, начался процесс возрождения интереса к его сочинениям. Это заметно и по записям его опер, появляющимся одна за другой.

Сегодня мы хотим предложить читателям не совсем обычный для нашего сайта эксперимент. Давайте сравним две трактовки знаменитого любовного дуэта из 3-го акта "Манон" (Манон и Де Грие), точнее его второй части N'est-se plus ma main... (в русском переводе Не моя ль рука...). Их разделяет многое. И, прежде всего, национальные оперные традиции.

Первая запись принадлежит к одной из лучших среди почти двадцати известных мне полных аудиоверсий. Она осуществлена в 1982 году дирижером Мишелем Плассоном. В главных партиях замечательная румынская певица Иляна Котрубаш (Котрубас) и выдающийся испанский тенор, блестящий интерпретатор итальянского (белькантового) и французского репертуара, Альфредо Краус, скончавшийся в 1999 году.

Вторая - русская. И это вдвойне интересно. В 1973 году Московский музыкальный театр имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко осуществил постановку "Манон". Опера (режиссер Л.Михайлов) была сильно сокращена, удален ряд массовых сцен, жанровых зарисовок и танцевальных эпизодов (музыкальная редакция А.Николаева). Сочинение приобрело более камерный и интимный характер. Все было подчинено главной теме любви. Здесь не место анализировать правомерность и эстетическую убедительность такого подхода, да по прошествии стольких лет это и не актуально. Однако сопоставить то, что поддается сопоставлению, заманчиво.

Ярко и образно главные партии в той постановке исполняли прекрасные певцы Галина Писаренко и Анатолий Мищевский, трагически погибший в 1996 году. Как видим, обе "Манон" пережили своих партнеров по сцене, что вносит какую-то грустную символику в наш опыт.

Стилистика лирики Массне (периода "Манон") в некоторых своих чертах близка музыке Чайковского, что, кстати, прекрасно понимал и сам Петр Ильич. Однако есть существенные различия. Музыка Чайковского более певуча, в ней больше русской распевности (хотя и приобретшей космополитическое звучание), а Массне изысканна и речитативна, хотя речитатив этот сильно мелодизирован (сделано это во многом за счет внедрения оркестрового сопровождения в речитативную музыкальную ткань, что стало ярким нововведением французского мастера, отмечалось проницательными современными критиками как большая удача). Именно здесь и проходит водораздел в трактовках русской записи "Манон" и французской (хотя французской ее можно назвать весьма условно, исключительно лишь по национальности дирижера, что в данном случае, однако, имеет важнейшее значение). Отсюда и более медленный темп отечественной "Манон" (дуэт здесь длится 4 минуты 38 секунд, а во французской записи 3 минуты 27 секунд - разница существенная). Манера исполнения у Писаренко (особенно в начале дуэта, где поет, в основном, Манон) более кантиленная, с тщательным выпеванием всех нот. Все это создает иллюзию несколько школярского пения, что, разумеется, совсем не так. Героиня Писаренко более лирична и, если хотите, "невинна", она ближе к несчастным жертвам в духе персонажей Чайковского (Татьяна, Лиза), или даже Римского-Корсакова (вплоть до Снегурочки или Марфы). У Котрубаш же Манон - плоть от плоти француженка, с определенной степенью игривости и жеманства (правда, преувеличивать этот аспект не следует). Это выражается в чуть более изломанном рисунке роли, темпоритме, придыханиях. На эту особенность стилистики оперы Массне обращал внимание Пуччини (что весьма важно, так как он создал свой, итальянский вариант "Манон"). Широко известна знаменитая фраза итальянского композитора: "Его Манон (Массне - прим. ред.) - француженка, это пудра и менуэт, моя - итальянка, т. е. страсть и отчаяние".

Де Грие Крауса также отличается от образа, созданного Мищевским. Опять-таки, в отдельных местах страстность последнего (например, на словах "Ни слова о любви, уж служба началась") сродни германовской. Краус же более сдержан, но эта сдержанность не тождественна холодности - в ней есть какой-то аристократизм, не позволяющий герою преступить некие пределы, данные ему воспитанием.

А вот оркестр, наоборот, у французов экспрессивнее (одни скрипичные соло чего стоят). Он здесь равноправный участник действия, тогда как в русской версии выполняет больше аккомпанирующую функцию.

Все эти различия (разумеется, кто-то с этим и не согласится) могут иметь две причины: сознательно продуманная до мелочей трактовка (что менее вероятно) или просто движение в русле отечественной (русской) традиции без стремления проникнуть в дух именно французской оперной манеры. При достаточно "железном занавесе" тех далеких лет и отсутствии традиций исполнения такого репертуара все это вполне объяснимо.

Имеет ли ответ на этот вопрос принципиальное значение? Пожалуй, только для музыкального критика. Ибо слушателю важен результат. Результат же таков - русская "Манон" сейчас звучит для нас, пресыщенных западными записями, немного необычно, но художественно интересно. Она раздвигает границы привычного эстетического пространства. Запись же Плассона - радость тождества и совершенства. Я чувствую некий идеал, я хочу его услышать, и я слышу это.

Евгений Цодоков, operanews.ru

реклама