Жюль Массне закончил свою оперу "Вертер" в 1887 г., но премьера состоялась лишь пять лет спустя, в 1892 г. в Вене. Причина, по которой тогдашний директор парижской "Опера Комик" отказался ставить новую оперу, была выражена лапидарно: "Слишком мрачно"! Венцы приняли оперу хорошо, а парижская премьера состоялась годом позже. К счастью, мы имеем возможность судить об интерпретации первых исполнителей главной партии, так как оба тенора, Эрнест Ван Дейк (венская) и Гильом Ибо (парижская постановка), записали для граммофона основную арию Вертера "О, не буди меня".
Любопытно, что на страницах своих мемуаров, написанных в начале 20-го столетия, Гильом Ибо сожалеет, что современные (ему - ред.) певцы постепенно утрачивают понимание верного стиля исполнения Массне и "поют слишком шумно, выражают слишком мало чувств и недостаточно варьируют нюансировки" для партии Вертера. Страшно подумать, что бы он сказал о сегодняшнем уровне.
Прежде, чем мы двинемся дальше по хронологии исполнительства, необходимо упомянуть еще одного певца, который мог бы претендовать на исполнение премьеры. Это великий баритон Маттиа Баттистини, специально для которого Массне транспонировал главную партию в 1902 году. Он также напел для граммофона пару сольных отрывков из 2-го акта, плюс сделал ставшей знаменитой запись арии "Pourquoi me reveiller" по-итальянски. Красота тона и элегантная фразировка Баттистини идеально передает в арии то настроение "весеннего томления", которым охвачен Вертер (Массне был большим поклонником искусства Баттистини и, помимо Вертера, переработал для баритона еще басовую партию Атанаэля в опере "Таис" - прим. пер.).
К сожалению, транспонируя для баритона, композитор был вынужден переписать намного ниже некоторые пассажи в решающих моментах оперы, значительно обеднив вокальную линию и лишив партию ее кульминационных взлетов. Так что, если б эта версия не была работой самого композитора, вряд ли кто-нибудь принял бы ее всерьез.
Неудивительно, что баритональный вариант оперы так и не получил широкого распространения (впрочем, недавно в Мет такую попытку все же предпринял Т.Хэмпсон - прим. ред.). Это опера для тенора даже более, чем "Богема", чей ведущий герой не только поэт и неизлечимый романтик, но обладает также бурным темпераментом, который трудно передать другим голосом, нежели теноровым. Все певцы, которые сделали записи роли (в полных версиях, или только в отрывках) были тенорами.
Массне дожил до достаточно преклонных лет, чтобы услышать целую плеяду исполнителей партии Вертера, среди которых он особенно отмечал Леона Бейля и Эдмона Клемена (оба записали основные вокальные отрывки из оперы). Бейль, который выступал в значительной новой постановке "Вертера" в Опера-Комик в 1903 г., на записях поет в легкой и открытой безыскусной манере и достаточно деликатно оттеняет голос в любовном дуэте, чтобы слушатели могли услышать в нем поэта. Клемен же, поет на очень элегантном, стильном французском, скрупулезным легким лирическим тенором.
В данном обзоре представляется важным упомянуть некоторых певцов предвоенного периода, поскольку стиль исполнения музыки Массне с тех пор радикально изменился. Французская традиция исполнительства продолжалась непрерывно от Ван Дейка (который был бельгийцем) и Ибо - до послевоенной поры. В 1920-х гг. выдающимся исполнителем роли был Фернан Ансо, чьи записи главных отрывков партии были так вдохновенны, как ни одна запись до и после него. В его пении мы слышим превосходную вышколенность, а линию образа, которую он выстраивает, являет нам поначалу глубоко романтичного и одновременно рационального Вертера, который по его возвращению в 3-м акте уже мучим жестокими терзаниями души, почти на грани самоубийства, как бы глядящий в дуло пистолета. Чрезвычайная интерпретация, сильная драматически и очень хорошо спетая.
Среди современников Ансо упомянем пару хорошо контрастирующих певцов. Шарль Фриан, думающий, интеллигентный певец со скромными вокальными возможностями, которые подвергаются жесткому испытанию в наиболее трудных местах партии (как мы можем слышать по записям, где оркестр нарочно перекрывает его сомнительное высокое "си", в конце 2-го акта). Но Фриан, следуя детальным указаниям самого композитора, поет, точно окрашивая звук светотенью, в той манере исполнения Массне, что считается с тех пор утраченной.
Цезар Веццани, по контрасту, обладает т. н. "коричневым" тоном. Должно быть, его героический голос весьма вдохновлял слушателей в театре. Но внутренний мир характера Вертера целиком им не охвачен. Он у певца - всего лишь "страдающий жалкий смертный".
Каждый из вышеперечисленных исполнителей записал достаточно фрагментов, чтобы более или менее полно судить о характере их общей интерпретации роли. Но честь записать партию Вертера целиком в первой полной записи оперы выпала Жоржу Тилю (1931, дирижер И.Коуэн, оркестр Опера-комик - прим. ред.). В этой исторической записи он наряду со своими коллегами установил такой стандарт пения и музицирования, который вряд ли может быть превзойден. Тиль поет на французском с такой ясностью и достоинством, с которой на английском поет Пирс, а сегодня на итальянском Паваротти. Светлый сильный голос француза наполняет лирическую музыку классической осанкой. Его Вертер никогда бы не смог умереть жалким ничтожеством, он слишком благороден, контролирует себя достаточно, чтобы не позволить захлестнуть себя эмоциями даже на смертном одре. Возможно, Вертер Тиля чересчур холоден, лишен прочувствованного всем сердцем романтизма (который вкладывает в свой образ Ансу) или поэтичности Фриана (не сравнивая уже с итальянцами и испанцами, бравшимися с тех пор за роль).
Список продолжим одним из наиболее значительных французских певцов послевоенных лет, Раулем Жобеном, записавшим отрывки в 1954 году. Пример Жобена нам напоминание, как много французских певцов не получило того мирового признания, которого они справедливо заслуживали.
Возможно, его Вертер слишком спокоен, но манера пения естественна, идиоматична и в нее вложен смысл. Какое разочарование, что спустя 40 лет после Жобена крупные международные компании не могут найти истинного французского певца, который смог бы продолжить отечественную традицию исполнения, которая выглядела такой незыблемой вплоть до довоенного времени. Правда, сейчас много гаданий на счет одного молодого полуфранцуза, который собирается взяться за роль - Роберто Аланья.*
Фактически итальянцы начали претендовать на роль как раз перед самой второй мировой войной. Первым из теноров был Тито Скипа. Легко понять, почему Вертер был столь привлекательным для итальянцев: не столько из за его романтической страстности, сколько из за больших вокальных возможностей для певцов показать все, на что они способны. Выборка из записей на 78 оборотов предвоенных и военных лет показывает что Скипа, как наследник традиции бельканто, может сотворить из французской кантилены. Его две записи главной арии (1925 г. - на французском, 1934 г. - на итальянском) прекрасно спеты и насыщенны страстью. И все же… одно маленькое "но": как вульгарно звучит этот звук широко открытых итальянских гласных в контексте такой, очень французской, музыки!
Привязанность итальянцев к "Вертеру" продержалась с тех пор еще лет двадцать. "Живая" запись 1951 г. из Ла Скала сохранила для нас интерпретацию Феруччо Тальявини, также поющего партию по итальянски, и весьма схожую с манерой, поданной Скипа. Здесь вновь мы слышим "итальянские страсти", которые, мне кажется, чужды этой роли. Но Тальявини знал, что "головное" звукоизвлечение - его конек, и он использует его где только можно. Никто не может похвастаться той нежностью тона, какую Тальявини являл в сцене разговора Вертера с глазу на глаз с Альбертом, или сладостью звука в начале главной арии. Единственное, чего лишено пение Тальявини, это юношеской спонтанности героя (его манера произношения текста выдает в нем мужчину весьма зрелого возраста).
Тенор Чезаре Валлети также записал фрагменты партии, но это была его первая роль по французски, что сразу видно. Курьеза ради, я прослушал также записи со спектаклей Джузеппе Ди Стефано и Франко Корелли и не был удивлен, найдя их интерпретацию полностью в духе веризма - жар ими вырабатываемый вот-вот расплавит винил пластинки.
Главная проблема, с которой столкнулись певцы послевоенного поколения - это усиление мощи оркестра. По сравнению с вагнеровской силой звука, несущейся из оркестровой ямы, певцам трудно уже было удержать баланс и одновременно выдавать ту филигранную тонкость, которой славились их предшедственики. Так было в случае студийной записи в1964 г. п/у Эчеверри, который извлекал из оркестра такой фанфарный шум, что исполнителям главных партий Альберту Лансу и Рите Горр пришлось напрячь всю свою вокальную мощь, чтобы противостоять оркестру. Ланс - похвально честный Вертер, с сильным и ясным теноровым звучанием, который всегда произносит текст четко, а фразы закольцовывает точным легато, и добавляет чуточку портаменто для индивидуализации образа. Его Вертер прочно стоит ногами на земле, он без тени галльской мечтательности, благороден, но не как поэт, а как честный солдат смотрящий смерти в глаза на поле брани.
С середины 60-х по середину 70-х гг. была эпоха Николая Гедды в этой роли. Его знаменитая полная запись "Вертера" для EMI 1968-69 гг. п/у Жоржа Претра, где его Шарлоттой была великая Виктория де лос Анхелес, до сих пор считается многими знатоками непревзойденной. Во всяком случае ей я отдаю предпочтение перед последующими версиями, сделанными в конце 1970-х гг. - Альфреда Крауса (1979, п/у Плассона), Доминго (1979, п/у Шайи), Каррераса (1980, п/у К.Дэвиса). Слушая Гедду, поражаешься всеобъемлющему характеру создаваемого им образа, в котором органично переплетаются психологизм героя Гете, борющегося с наваждением, и галльская чувствительность, переданная в музыке Массне. На тот момент своей карьеры, когда была сделана эта запись, Гедда обладал как поэтичностью, так и силой голоса, чтобы идеально петь эту роль.
Альфредо Краус, которому в конечном счете удалось увековечить своего Вертера на диске в 1979 г., принадлежит к одному поколению с Геддой, но их подход к интерпретации роли разделяет миллион световых лет. Краус выказывает мало желания вникнуть в душевные дебри своего героя. Его подход скорее в старомодном ключе, типа Скипы, который заключается лишь в воспроизведении хорошо сфокусированного голоса и элегантной фразы - та линия бельканто, присущая международной школе вокала. Я не могу сказать, что Вертер Крауса меня очень трогает, эмоционально он сдержан, особенно в начальной стадии оперы. Но он хорош в сцене 2-го акта, где Вертер размышляет о смерти и вновь в его появлении в 3-м акте, где напряженная концентрация в тоне добавляется к интенсивности развертывающейся на глазах драмы. Как и Гедда, Краус завершает оперу с чувствительностью в голосе, легко ведя линию между говором и напевом.
Проблема Пласидо Доминго в том, что его "золотой" голос слишком солиден для музыки такого рода, и его Вертер это ясно показывает. В той группе записей конца 70-х, что нами перечислена выше, версия с его участием во всех отношениях наименее стильна. Комбинация испанского тенора с русской Шарлоттой (Е. Образцова - прим. ред.), итальянским дирижером и немецким оркестром дает в результате вавилонское столпотворение, которое так же далеко от удовольствия прослушивания, как близка к нему идиоматическая запись Жоржа Тиля и его партнершы Нинон Валлен. Личный же вклад Доминго в данную запись может быть расценен как образчик прекрасного пения (поскольку это хорошо выучено и очень надежно технически), но здесь практически нечего сказать о спонтанности исполнения.
Хосе Кареррас выглядит лучше на записи 1980 г., чем я его слышал в спектаклях Ковент Гардена примерно в это же время. В театре он пел роль в основном в полный голос, с некоторым напряжением, но в записи он смог уже себе позволить думать об оттенках, сделав своего Вертера эдаким молоденьким средиземноморского типа Ромео. Голос его тепл в тембрах, и солнечная невинность сияет в его пении. Он взывает к Шарлотте со страстностью всего сердца и здесь, также, доверчивость во всем, что он ни делает, которой просто невозможно противиться. Встречая Шарлотту в 3-м акте, он - нежнейший из любовников, молящий ее на коленях, и после того, как она от него бежит, его восклицание "elle se tait" - наполнено такой грустью, что просто непереносимо. Как ни странно прозвучит, здесь поражают не рафинированность и детализация роли, что составляет силу Карерраса. Скорее, это способность трогать сердца, и если кто-нибудь влюбится в эту оперу впервые и вновь, слушая эту запись, то мы можем сказать, что благодаря Кареррасу маэстро Массне не в столь уж плохих руках.
Драма в этой опере развертывается почти исключительно в том, что творится в сознании Вертера, поэтому так важна для певца способность коммуникации с внутренними чувствами характера героя. Джерри Хэдли, который сделал запись оперы в 1996 г. подходит к роли своим правильным типом голоса, не слишком тяжелым, не слишком густым, хотя в середине регистра имеются провалы, где тон лишен своей экспрессивной окраски. Несмотря на ритмическую точность, правильный стиль певца, сердце слушателя не всегда вовлечено в переживания, характеризующие этого мрачного, нелюдимого Вертера, который выказывает слишком мало эмоций в объяснениях со своей возлюбленной. Не больше эмоций мы услышим от героя Хэдли и на пороге его смерти.
Не является типичной тенденцией нашего времени, что первым (и возможно единственным) Вертером на дисках 1990-х должен был стать американец? Идиоматичный французский Массне в вокале первой половины столетия видится отдаленным от нас еще более чем раньше.**
* В 1999 г. EMI Records выпустила полную запись "Вертера" с Роберто Аланья в дуэте с его Шарлоттой, в реальной жизни женой Анжелой Георгиу (дирижер:Антонио Паппано) - (прим. пер.)
** Статья писалась в 1997 году, с тех пор появились вышеупомянутая запись А.Паппано, а также запись Владимира Юровского 1998 года на RCA с Рамоном Варгасом и Веселиной Казаровой (прим. ред.)
Перевод Кирилла Городецкого,
по материалам статьи Ричарда Фейрмана для британского журнала
International Record Collector за 1997 г.