Педро Альмодовар: «Циник — моё амплуа»

Педро Альмодовар

Педро Альмодовар — знаменитый испанский режиссер — сперва был отвергнут миром как «негодяй, оскверняющий все, что попадется под руку». Много позже он был объявлен самым культовым режиссером конца века.

Всю свою жизнь Альмодовар был «неформалом»: писал юмористические фельетоны в контркультурных изданиях, играл в андеграундном театре, выступал в рок-группе. Альмодовар любит безумные сюжетные линии, яркие интерьеры и костюмы. Америку он покорил фильмом «Свяжи меня!», ставшим почти что гимном садомазохистской субкультуры (при этом садомазохисты, похоже, не заметили откровенного издевательского стеба, которым пропитана каждая пядь ленты!).

Картины «Все о моей матери», «Высокие каблучки» и «Кика» постепенно подвели мировое зрительское сообщество к адекватному восприятию альмодоваровских «фишек» — его работа «Все о моей матери» наконец получила и похвалы, и награды, и деньги, что были так ему необходимы. И вот испанский циник представляет миру свое последнее кино «Поговори с ней», только что получившее престижный «Золотой глобус» в номинации «Лучший иностранный фильм».

— Вы любите рассказывать о том, каким должно быть ваше кино. Почему? Вы недовольны тем, что снимаете?

— От искусства ждешь чуда. Замысел — чудо. Его реализация... Уже не то. Это немного печальный вывод. Болтовня всегда лучше и красочнее, чем изобразительный ряд. И проще. Но я намерен бороться с болтовней капитально. Кстати, в моем фильме «Поговори с ней» уже почти нет слов. Это безмолвный совет другу: помолчи. То есть поговори с ней или с ним, но языком пола, жеста, глаз! Пантомимой. Невербальные отношения — самые естественные среди людей. Особенно между мужчиной и женщиной. Придет день, и я начну создавать немое искусство.

— Вы долго состязались с Саурой за звание лучшего кинорежиссера Испании. Хотя вы режиссеры разных «весовых категорий». Если Сауру критики считают довольно академичным кинематографистом, едва ли не прижизненным классиком, то вас называют по-прежнему «кинопанком». И простите, каждый ваш фильм с трудом удерживается на грани приличий!

— Я не состязался — это меня все время сравнивали. Дело в том, что Саура — абсолютно классический испанский режиссер. А я — европейский. Это очень большая разница. Он певец. А я циник. Это нормальное кинематографическое амплуа. От подлинного испанского во мне — пристрастие к цвету. Я еще и поэтому хочу начать снимать немое кино — цвет заменит язык. Цвет и музыка станут единственными элементами повествования. Пастельные тона — мелодрама. Вспышка цвета — высокая драма. То же и с музыкой. Я обычно сам создаю интерьеры для моих фильмов. Пробую красить стены, выбираю одежду для актеров. Расставляю стулья. Поэтому актер у меня — часть интерьера. Возможно, по этой причине стараюсь обходиться без звезд. Они хотят собой все затмить.

— Может, поэтому вы и раздражаете прессу. Как и тем, что постоянно распространяетесь о религии. При вашей-то репутации: зрители впадают в ярость.

— Испанцы впадают! По причине богобоязненности и традиционности. Но религию я использую для того, чтобы показать, насколько чисты и искренни чувства моих героев. Если бы я ее убрал — остался бы один китч. В юности мне было его достаточно. Сейчас нет. Заматерел!

— Кто были вашими учителями? Если таковые вообще были?

— Моя молодость прошла под знаком американского андеграунда — Джона Уотерса, Пола Морриси, Росса Мейера, фабрики Уорхола, а также Ричарда Лестера и «Кто ты, Полли Магу?», чудесного фильма о моде Уильяма Кляйна. Это все китч. Но яркий и талантливый. Совершенно американский. Я им захлебывался. Неудивительно, что он и по сей день во мне живет! Думаю, он только во мне и живет. Это искусство умерло вместе с его создателями. Многие же режиссеры, которые мне нравятся, уже не могут оказать на меня влияния. Луис Бунюэль, например. Он для меня словно часть моей семьи. Я восхищаюсь Орсоном Уэллсом, Билли Уайлдером, но и они мне братья, а не учителя. «Все о Еве» и «Трамвай «Желание» вошли в фильм «Все о моей матери» как часть сценария. И в «Трепещущей плоти» я цитировал «Попытку преступления» Бунюэля.

— Тем не менее иногда ваш китч кажется чрезмерным: у вас были неприятности с критикой и властями после съемок «Поговори с ней». Я имею в виду съемки корриды. Недоброжелатели раскопали, что вы пригласили начинающих, неопытных тореадоров, которые ничего не умели, и быки мучились перед смертью.

— Это все от идиотизма. У меня самого разрывается сердце, когда я вижу бездомных собак, но устраивать панихиду по ягненку, который оказался у тебя на тарелке? Особенно когда ты испанец! Знаете, мой отец очень любил овечьи головы. У нас под потолком висели тушки кроликов, а мать мастерски сдирала кожу с цыплят. Никому это не казалось дикостью. И вряд ли причинило вред моему подсознанию! Более того, я ведь вырос в очень строгой католической семье, где не позволялось ничего лишнего. Вы помните «Ургу» Никиты Михалкова? Там милейшие герои освежевывают барана. Во всех подробностях. И это красиво смотрится! Это искусство. Национальное, если хотите! Дамочки типа Брижит Бардо взяли моду, состарившись и подурнев, посвящать себя судьбам тюленей. Это не мешает им соединять жизнь со сподвижниками ультраправого Ле Пена. Сперва стоило бы разобраться с жестокостью среди людей, а потом уж браться за притеснения искусства, иначе мы далеко зайдем! Например, наложим вето на рекламу средств против тараканов.

— Вас не любят не только организации по защите животных — женщины отзываются о вас невысоко. Они говорят, что из вашего искусства следует, что главное в любви — сперматозоиды. А чувства...

— Когда люди ложатся в постель, они отдают себя в руки сперматозоидов — простите за неизысканную метафору. Сперматозоиды — это любовь, страсть, жизнь. Это — все. Это даже платоническая любовь. Грезить о запретном плоде нам тоже помогают сперматозоиды. А дети? Откуда берутся дети? Как же мне не восславлять сперматозоиды!

— Самые массовые ваши почитатели — американцы. Вас без конца приглашают в Голливуд. У вас там замечательная пресса. Вы разбогатели за счет Америки!

— США — очень лицемерная страна. И прокурорская к тому же. Там о тебе должны наверняка знать всю правду. У меня всегда немного трясутся руки, когда они спрашивают о моем возрасте, сексуальной ориентации. Пока они не просветят художника рентгеном, не станут смотреть его фильмы. Им важно знать, кто их снимает. И стоит им увидеть двух лесбиянок в объятиях друг друга, они тут же суют тебе в рот микрофон: «Вы что, гей?!» То, что я могу фантазировать на заданные темы, им в голову не приходит. «Ваш герой выкинул гамбургер в корзину, вы что ненавидите гамбургеры? Вы ненавидите всю нашу культуру!» Нет, если бы Голливуд находился в Европе, ноги бы моей не было в США.

— Хотелось бы задать вам американский вопрос: кем вы себя ощущаете — культовым скандалистом или тихим циником, который нас всех имеет в виду?

— Я, наверное, так и не вырос. Мне 14 лет, и я настоящий латинский мачо в стадии полового созревания. Женщины волнуют меня уже одной своей тенью.

По материалам зарубежной прессы подготовила Лиза Ролсон

реклама

вам может быть интересно

«Франция» во Фландрии Классическая музыка

рекомендуем

смотрите также

Реклама