Миротворцы

Визиты Владимира Ашкенази в Москву становятся относительно регулярными. Причем маэстро неизменно выбирает небанальные программы и выступает с разными оркестрами. Не так давно он музицировал с лондонским коллективом «Philharmonia», скромным Камерным оркестром Рейкьявика, московской «Новой Россией». В начале мая планировал дирижировать Российским национальным оркестром и исполнить к юбилею Победы «Военный реквием» Бриттена, однако выступление сорвалось. Но через две недели маэстро вновь привез оркестр из-за рубежа и предстал в своей излюбленной роли певца мира и «интегратора» культур. В прошедшей в рамках фестиваля «Черешневый лес» программе «Музыка мира», также приуроченной к 60-летию Победы, с Владимиром Давидовичем приняли участие Немецкий симфонический оркестр (Берлин) и виолончелист из США Линн Харрелл, давно не гостившие у нас.

«Музыкой мира» оказались творения Шостаковича и Равеля. Первый автор был представлен аранжировками для духовых и литавр пьес Скарлатти (изысканная Пастораль и озорное Каприччио, облюбованные некогда Геннадием Рождественским) и Вторым виолончельным концертом. Второй автор — циклами «Гробница Куперена» и «Отражения». Обычно дирижеры, в отличие от пианистов, исполняют лишь четыре пьесы «Гробницы» (кроме Фуги и Токкаты) и два «Отражения» («Альбораду» и «Лодку в океане»), оркестрованные автором. Ашкенази же преподнес циклы целиком, добавив недостающие пьесы в раритетных инструментовках британца Майкла Граунда, немца Феликса Гюнтера и испанца Эрнесто Хольффтера. И француз Равель остался собой. Все оркестровки, красочные и изобретательные, сделаны с почтением и тщательным вниманием к фортепианному оригиналу и к особенностям оркестрового письма Равеля. Что и позволило объединить их, сохранив стилистическое единство циклов.

Сюиты вписались в концепцию «Музыки мира» не только как всякая музыкальная поэзия-живопись, воспевающая красоту мироздания и величие искусства, над которыми не властны катаклизмы. Например, каждую пьесу «Гробницы Куперена» Равель посвятил другу, погибшему на фронте. Ашкенази, адресуя концерт победителям фашизма, таким образом нашел тонкое репертуарное решение. Известной тонкостью (в значениях «деликатность» и «филигранность отделки») отличались и его интерпретации. Французские шедевры, словно «сотканные из изящной и очаровательной нежности» (Равель о клавесинной музыке), включая Павану Форе на бис, были преподнесены немецким оркестром с академическим чувством меры и ожидаемой аккуратностью, граничащей с сухостью, но, к счастью, в нее не впадающей. Группы этого оркестра хорошо сбалансированы и равны в возможностях, разве медным порой чуть не хватает маневренности.

Внимание к деталям, стремление к предельной точности штриха и интонации — качества, роднящие с дирижером и оркестрантами виолончелиста Линна Харрелла. Прославленный 61-летний американец солировал в концерте, посвященном «изумительному» (Д.Ш.) Ростроповичу. Опус, который Шостакович называл «симфонией с сольной виолончельной партией», появился вслед за «Бабьим Яром» и так же трудно шел к премьере. Осуществившему ее Ростроповичу — соотечественнику, соратнику и близкому другу композитора — было легче вникнуть в подтексты. Уловить неизбежные нотки трагизма, пофилософствовать в близком ключе. И добиться легкой «обывательщины», сквозящей в интонациях уличных песен (одесская «Купите бублики») и эстрады. (Эта «пошлейшая, дрянная музыка» нередко приходила композитору на помощь, сам он любил повеселиться под те же «Бублики»; жанр музыкального «сарказма» вполне мог изобрести и он.) Харреллу оставалось полагаться на свое музыкантское чутье, и оно его не подвело. А привело к достаточно убедительной лирико-эпической трактовке многоликой экспрессивной партитуры. Его Страдивари впечатляет мягким, матовым, насыщенным тембром, а игра отличается внятностью и благородством в простой декламации, тягучих речитативах или легких, игривых пассажах. Скрупулезного музыканта интеллектуального склада с большой внутренней энергией, подлежащей строгому контролю, выдал в Харрелле и бис — элегантное Бурре И.С.Баха.

Татьяна Давыдова

реклама