Когда в 1956 году Большой театр впервые привез в Ковент-Гарден балет «Ромео и Джульетта» на музыку Прокофьева (в постановке хореографа Леонида Лавровского), лондонская публика была сражена наповал, она была поражена, шокирована, изумлена! Такой трактовки их любимого Шекспира, их наиболее популярной истории они не могли себе даже представить! Мне рассказывали очевидцы этого представления о том, как зал неистовал, как одержимо аплодировал русским артистам, долго не отпуская их со сцены. К счастью, есть фильм-балет этой постановки с участием Галины Улановой (ей было тогда почти 40) в роли Джульетты, а стало быть, есть возможность вернуться «в прошлое» — и посмотреть, и сравнить...
Сравнение, к сожалению, будет не в пользу «Ромео и Джульетты», показанного на сцене Ковент-Гардена в прошлую пятницу (хореограф Кеннис Мак Миллан). При всем моем желании, то, что я увидела, трудно было назвать балетом. Это были, скорее, — танцы, с элементами балета.
Все могло бы быть иначе, если бы пятьдесят лет назад советская власть не побоялась выпустить в Лондон на несколько месяцев балетмейстера Леонида Лавровского, служившего тогда в Кировском. Тогда англичане явно имели бы совершенно другую версию балета «Ромео и Джульетта». И, может быть, английский балет как таковой, был бы иным.
Мне запомнились слова англичанки, которая сказала однажды: «Русский балет всем хорош — от примы-балерины до последней артистки кордебалета. В английском балете могут танцевать только исполнители главных ролей. Все остальные — rubbish! (хлам)». Столь категоричное мнение здесь редко когда услышишь, но...
Мне очень трудно не согласиться с ней. В этом представлении была по сути лишь одна пара — хорошо известная в Европе и особенно в Америке балерина Сара Лэмб (Sarah Lamb, Джульетта) и итальянец Федерико Бонелли (Federico Bonelli, Ромео). Все остальные герои, одетые в прекрасные, но тяжелые одеяния шекспировского времени от дизайнера Николаса Георгиадиса, элегантно двигались в не менее прекрасных интерьерах. Но танцевать они ухитрялись несинхронно, избегая каких-либо элементов. Лучший вариант художественной самодеятельности. О пируэтах, прыжках и других сложных элементах даже мечтать не приходилось. Кстати, вся хореография Мак Миллана — не оригинальна и примитивна.
Поразило удивительное непонимание музыки Прокофьева, по крайней мере, в двух моментах. Когда Ромео обнаружил спящую, но без признаков жизни Джульетту, когда, казалось, сама музыка требовала сольного исполнения — покажи, нам, Ромео, языком танца, движениями тела свою боль и отчаяние! Но Ромео не танцевал, он волочил по полу безжизненное тело Джульетты с одного конца сцены на другой, подбрасывал его, и тянул снова... Смотреть на все это было неловко. Но когда Джульетта проснулась и обнаружила тело своего возлюбленного, когда музыка достигла кульминации, что, как вы думаете, сделала в этот момент наша героиня? Не поверите! Она чинно уселась на своем ложе, аккуратненько сложив ручки на коленях. Так бесполезно потратить минуты, умудриться так — никак — не выразить свою скорбь, это было просто непростительно.
Я не виню в этом артистов. Но был бы жив Шекспир, я думаю, хореографу бы явно не поздоровилось.
Однако, я не считаю потраченным попусту мой пятничный поход в Ковент-Гарден. Это был всё-таки приятный вечер, хоть и далекий от образцового.
Русские в этом представлении были ответственны за музыку: композитор, дирижер, первая скрипка. Сергей Прокофьев, хотя и в исполнении оркестра Королевской оперы, но под управлением дирижера Симфонического оркестра России, Заслуженного артиста России Павла Сорокина звучал ...по-русски выразительно. Кроме того, вот уже почти десять лет первая скрипка в Королевском оркестре, — Сергей Левитин, хорошо известный петербургским любителям классической музыки. Семь лет скрипач проработал там первым концертмейстером в симфоническом оркестре Мариинского театра. Его стиль и манера исполнения настолько ярки, что их не перепутать ни с кем другим.
Фото: Johan Persson
