Опера? Нет, балет! Известного в 60-х годах хореографа нежности и лиризма Джона Кранко из Южной Африки по мотивам пушкинского романа в стихах. Сам Чайковский никогда не писал музыку к балету «Онегин», это — компиляция различных пьес и фрагментов из его музыки, выполненная немецким пианистом и композитором Куртом-Хайнцем Штольце.
В балете заняты румынская балерина Алина Кожакару в роли Tатьяны и канадец Ясон Рейлли — Онегин. Рейлли заменил объявленного ранее датчанина Йоханa Кобборда, вынужденного отказаться от премьеры из-за травмы спины. Японка Акане Такада исполнила роль Ольги, а англичанин Стивен Мак-Рей — Ленского. Лучший интернационал в мире — искусство!
Но как это в принципе возможно без пушкинского стиха рассказать «Евгения Онегина»? Оказывается, возможно!
Конечно, балет «Онегин» — это не «энциклопедия русской жизни», это история любви, разочарования, холодного эгоизма, безрассудного флирта, непростительной гибели. Но покорило то, как трепетно отнеслись все участники этого действа к исходному материалу: эпоха, время, природа, бытовые зарисовки, художественные декорации, костюмы и даже провинциальное русское общество со старомодными кумушками и страдающими артритом дядюшками — все такое узнаваемое, родное...
В голове, в лад с разворачивающими событиями на сцене, как по «бегущей строке», поначалу проносились строки из поэмы, заученные еще в школьные времена, но скоро я забыла о них.
Столько было элегантности и изящества, какой-то даже ажурности, утонченной красоты и искренности в танце, в движении.
Без сомнения, они поведали — без слов — красивейшую новеллу о любви, ревности, интригах, смерти.
Английский «Онегин» — все-таки несколько иной, не совсем русский балет, хотя в нем много традиционных элементов, но в глаза бросаются, запоминаются именно эти, нетипичные, необычные движения, привнесённые самим Кранко, человеком, без сомнения, талантливым. В его хореографии есть какая-то изящная надломленность, настолько визуально отчетливая, но так трудно поддающаяся описанию.
Сцена открывается идеалистической картиной, где перед барским домом в имении Лариных резвится неугомонная Ольга, а ее мать и няня пытаются ее образумить. В сторонке, уткнувшись в книжку, лежит на траве Татьяна. Когда появляется группа молодых парней и девушек, водящих хороводы, Татьяна перебирается на отдаленную лавочку. И только когда их сосед Владимир Ленский, поэт и жених ее младшей сестры, приходит в гости и приводит с собой своего товарища, молодого столичного щеголя, очень напоминающего холодного байроновского денди, Татьяна начинает проявлять интерес к происходящему.
Онегин заинтригован вначале, но как только понимает, какое чувство движет ею, становится холоден и недоступен.
Вот она взлетает в высоком прыжке, в торжестве нового чувства, новой любви, но в следующую секунду, словно, сломанная веточка, падает к его ногам. Почти также в третьем акте упадет к ее ногам Онегин.
Татьяна без памяти влюбляется в столичного красавца и пишет ему признательное письмо. Она — мечтательная, хрупкая, уязвимая в первом акте — превращается в последнем в гламурную светскую львицу.
Это невероятно, но вы можете видеть, как борются в ней чувства любви к Онегину и верности долгу,
чести, благодарности к не такому уж и старому мужу, князю Гремину.
Во втором акте, на дне рождения Татьяны, Онегин — холодный, эгоистичный и своенравный как холодная речка Онега (видимо, по той же ассоциации появился чуть позднее в русской литературе другой «лишний» герой, или антигерой — с фамилией Печорин — Печора...) — в конце балета неузнаваемо преображается в смятенного чувствами «юнца». Его флирт с Ольгой — вызов скуке и обществу, дерзкий, разрушающий. Но глупенькой юной девушке это невдомек: она просто танцует, и так ли уж важно, с кем?!
Очень продумана сцена дуэли. Темный лес отделен прозрачным занавесом, с заветным вензелем «Е. О.». Оригинальная подсветка (Стэн Бьярк) выделяет иногда только буквы, иногда фигуры двух мужчин, с разных концов сцены сходящихся к месту дуэли, или хрупкие фигурки двух юных девушек в черных похоронных платках.
Они в истовом танце пытаются остановить безумцев, но всё напрасно!
Легкая, легковесная, легкомысленная Ольга-Акане! Идеалист, восторженный романтик, понапрасну обиженный Ленский-Стивен. Высокий класс! Безупречная техника, незабываемая хореография, особенно какие-то ее мгновения, останутся в памяти навсегда!
Декорации (сценограф Юрген Розе) просто великолепны! Действительно русские березки, с покосившимся забором помещичья усадьба, слегка, правда, напоминающая (без забора) английский Manor House, но это простительно! Кружевная спальня Татьяны...Тревожный, волнующий пейзаж перед дуэлью. Пышный дворец князя и будуар Татьяны в третьем акте, где разочарование уже предстоит пережить Онегину…
Мне кажется удачей, что в каждом акте часть действия в несколько минут шла между... прозрачным занавесом с вензелями «Е.О.» и тяжелым бархатным, за которым в это время менялись декорации. Как «мостик» между одной главкой и следующей, и это давало зрителю ощущение законченности одной сценки, необходимости перевернуть страницу перед началом новой...
Впервые балет «Онегин» был задуман Кранко в 1962 году для театра «Сэдлерс-Уэллс»,
но понадобилось время, чтобы сама идея выкристаллизовалась в законченное, утонченное, мастерски исполненное представление, мировая премьера которого состоялась только в 1965 году в исполнении артистов Штутгартского балета.
Последние несколько лет «Онегина» в Лондоне не танцевали, но сезон 2010/11 в Королевской опере открылся именно им, возобновленным новым поколением танцоров и снова вернувшимся на сцену «Ковент-Гардена» в этом январе. Появление его так скоро более чем оправданно.
Театр полон! Ложи блещут! Билеты проданы!
При том, что всегда отдаю предпочтение опере перед балетом, при том, что изначально тяжело ворочалась мысль «ну, что это будет за "Онегин"?», не могу не признать — это Пушкин! Это Чайковский — не важно в чьей интерпретации! Это — действительно «Онегин»!
По духу, по настроению, по накалу страстей — наш русский «Онегин»!
Балет, поставленный не на русской сцене, не русскими хореографами, исполненный не русскими танцорами, великолепен! Это классика! Это шедевр!
В оркестровой яме властвовал молодой английский дирижер Доминик Грайр. Я не помню столь пронзительно-проникновенной игры оркестра. Я принимала в себя звуки оркестра, пропускала их себя через свое тело, покрывшись гусиной кожей до озноба, и чувствовала, как уходила эта энергия, по моим ногам, в пол, и я сидела, не слишком понимая, что же со мной происходит: смеюсь я или плачу. Я была не одна такая в этом зале, в этот вечер!
Когда окончательно упал занавес, мои соседки — типичные английские ladies в почтенном возрасте — продолжали кричать «браво!», и в воздух... чепчики не бросали, но охотно делились впечатлениями, слишком даже громко, возбужденно, не по-английски, обсуждая увиденное.
Не знаю, читали ли они Пушкина, но, без сомнения, русский дух они «почуяли».
Впрочем, в Королевской опере случайных людей не бывает. Аудитория здесь эрудированная. И потому я уходила из оперы с глубоким, и приятным ощущением, что «загадочная» русская душа хотя бы немножко разгадана!
Фото: ROH / Bill Cooper
