Премьера безымянного балета Форсайта в Хеллерау
То, что Форсайт проник и воцарился в «Semperoper» — это просто случайность.
Пришел новый худрук, который как и все другие танцовщики франкфуртской труппы Форсайта, ставшие после постановщиками, не в состоянии одолеть влюбленности в хореографию мэтра. Аарон Уоткин даже «Лебединое озеро» поставил, основываясь больше на пластике Форсайта, чем комбинациях Петипа. Не забывает он также каждый год добавлять в репертуар по балету Уильяма.
Тот вечер, который показали в Дрездене во время Длинной ночи театра можно назвать также «Длинным вечером Форсайта».
Начинают с хрестоматийного «Артефакта» на музыку Баха в самой длинной его редакции с финалом в духе балетного класса, где вся труппа повторяет самые важные движения классического танца — батман тандю и первые арабески — и потом на эти формочки балерины нанизывает хитрые штучки Форсайта.
Получается такой красивый цветок из сплетенных рук и ног — все строго на пуантах.
В финале танцевали эксцентричный опус «Враг в рисунке», а между ними «Новую сюиту» — немаленький балет, который Форсайт по просьбе Уоткина поставил для артистов дрезденской труппы. Это серия поэтических па-де-де на музыку Берио, Генделя, Баха и Вилемса, в которых Форсайта трудно узнать. Он в них маскируется под Баланчина, только музыку берет нетипичную для мистера Би.
Зрители истово аплодируют, потому что могут, наконец, рассмотреть, что за примы танцуют в их театре. В других балетах Форсайта женщины больше похожи на проигрыватели лазерных дисков.
В Хеллерау совсем другая история — здесь Форсайт регулярно показывает наработки со своей собственной компанией. Право на первую премьеру переходит по очереди от Хеллерау к Франкфурту. Данный спектакль готовился и был представлен впервые на суд публики именно здесь.
Хеллерау — это окраина Дрездена, архитектурный поселок в одну улицу, окруженный лесом.
Идея его организации принадлежит фабриканту Карлу Шмидт-Хеллеру, который в 1909 году построил в северном пригороде Дрездена «Немецкие мастерские Хеллерау». Проектировал эти мастерские и примыкающий к ним поселок с рыночной площадью, прачечной, баней, школой, интернатом, общежитием и больницей Рихард Римершмид.
Центром экологического микрорайона стало само необычное здание мастерской, куда немедленно начали стекаться художественные силы.
Швейцарский педагог и композитор Эмиль Жак-Далькроз основал в Хеллерау Институт музыки и ритма,
или иначе — школу ритмической гимнастики. Его Фестивальный дворец превратился в настоящий центр современного экспрессивного танца.
Здесь экспериментировали знаменитые в будущем немецкие танцовщицы Грет Палукка и Мэри Вигман.
Активность Института прекратилась с приходом к власти нацистов и возобновилась уже в мирное время в ГДР. Сейчас в Хеллерау выступают разные танцевальные коллективы.
Фанаты современного танца рассказывают, что ездят туда (на трамвае номер восемь) не реже раза-двух в неделю — с такой скоростью обновляется афиша. И Форсайт, резидентный человек в Хеллерау, — обязательное блюдо в меню саксонского балетомана.
Новый безымянный балет шел с аншлагами,
только завсегдатаи амфитеатра в Хеллерау не понимали, почему их в этот раз не пустили сидеть на ступеньках. Зато те, кто вошел в зал по билетам, оказались соседями смешных людей в вязанных шапочках яркой раскраски. Это были разного рода интерпретаторы, как выяснилось потом, которые постоянно вскакивали с мест и вмешивались в театральный процесс.
А началось все с того, как два американских постановщика мюзиклов, или какие-то продюсеры сидели в режиссерской, уткнувшись в свои элегантные макбуки. Время от времени они тихо, но в рифму переговаривались по-английски — обсуждали опыты Петера Селларса с Шекспиром.
На заднем плане откуда ни возьмись возникла девушка, экспериментирующая в стиле позднего Форсайта, когда неслышные кошачьи движения рождаются одно из другого и кажется, что только так человеку велят двигаться его мышцы и суставы.
Между тем разговор двух мужчин в креслах превращается в пение хором — отчетливо слышен ритмичный рефрен из «Гамлета» «to be or not to be».
В комнатку заходит «вязаная шапочка» с лиловой мандолиной и разоряет мужскую спевку отборным кудахтаньем.
Она подсаживается за столик к деловитой парочке и излагает свое дело на птичьем языке. Мужчины, услышав ее необычную речь, и не собираются удивляться — через пару минут они перенимают ее язык и переговариваются на нем между собой, не замечая, что членораздельные звуки исчезли, а они продолжают друг друга понимать.
Из зрительских рядов к ним спрыгнул еще один носитель странного театрального языка — с бородой и в этническом наряде.
Потом две танцовщицы выходят на самую авансцену и начинают, приплясывая в такт, петь — по-русски
(у Форсайта в труппе работает несколько русскоязычных артистов). Сначала это — «Ой цветет калина», потом «Прекрасное далеко». Словно ты в Москве на спектакле К. Богомолова. И снова — полное взаимопонимание с другими участниками действа на сцене (сцена — это громко сказано про Хеллерау, вернее говорить — пространство перед амфитеатром, где выступают актеры, совершенно плоское).
Колоритный негр присоединяется к танцовщице,
которая так и продолжает свои пластические экзерсисы позади продюсерской.
За кулисами слышно фортепиано — отчетливо узнаваемый Бах. Несколько появившихся балетных начинают танцевать под нее.
В какой-то момент на сцене оказываются все участники — поющие, квакающие, танцующие, разговаривающие.
«Киану Ривз, Дориан Грей, Тэтчер, Эдди Мёрфи, «быть или не быть» — твердят режиссеры и тут же перекладывают фразы на стихи и слаженно поют.
Форсайт устал от изолированности балета, устал от классики и техники.
Он реконструирует театр, цементируя кирпичики жанров общим языком ритма.
Этот ритм как эсператно, только лучше — его можно показать на пальцах, проговорить на словах, проквакать, спеть, станцевать.
Если ты истинный человек театра, тебя в любом случае поймут, и все будет хорошо. Но владение своим телом не отменяется — это необходимость для тех, кто работает с Биллом.
Фото М. Кройцигера, С. Дитрих
