Неувядающий портрет в цветочной раме

«Свадьбе Фигаро» Моцарта в Берлинской «Дойче Опер» почти 37 лет!

«Свадьбе Фигаро» в Берлинской «Дойче Опер»

Уже давно, ещё в конце 80-х годов прошлого века, когда я стал активно ходить в оперу, репертуарная ситуация в московском Большом театре, особенно, в части постановок русских опер, принадлежащих так называемому «золотому фонду», сформировала в моём сознании стереотип того, что спектакли-долгожители – это явление исключительно наше, отечественное, присущее именно традиции репертуарного театра.

Сегодня, когда после реконструкции главной оперной сцены России старые спектакли де-факто исчезли, а театр де-юре практически скатился, хотя сам и пытается это отрицать, к итальянской прокатной системе stagione, таких мыслей уже не возникает. Но для зарубежного репертуарного театра наличие в его афише спектаклей-долгожителей – дело вполне обычное и сегодня.

Вся эта далёкая преамбула возникла в свете того, что 8 октября нынешнего года на сцене Берлинской «Дойче Опер» мне довелось увидеть стародавнюю постановку «Свадьбы Фигаро» Моцарта.

Её премьера состоялась — страшно подумать! — 14 декабря 1978 года,

когда послевоенная Германия единым государством ещё не была, Берлин на западную и восточную части был разделен бетонной стеной, а СССР разваливаться пока и не думал. Музыкальным руководителем той продукции стал Даниэль Баренбойм, а режиссёром-постановщиком – Гётц Фридрих (1930–2000). Последний в 1981 году, через три года после премьеры, появился в этом театре уже в качестве его главного интенданта и ушёл из жизни, находясь всё на том же самом посту. В новом спектакле были задействованы великолепные по тем временам силы: Дитрих Фишер-Дискау (Граф), Юлия Варади (Графиня), Жозе ван Дам (Фигаро), Барбара Хендрикс (Сюзанна), Ханна Шварц (Керубино).

«Свадьбе Фигаро» в Берлинской «Дойче Опер»

Спектакль, который посетил я, стал 138-м по счету, и что касается его возраста, то свой серебряный юбилей эта «Свадьба» давно уже благополучно справила, а до золотого ей пока далеко: в декабре этой постановке исполнится всего лишь 37 лет.

Справит ли эта «Свадьба» свой золотой юбилей, сказать не берусь:

когда имеешь дело с театром – институтом крайне непредсказуемым, – уверенности в чём-либо вообще быть не может. Однако с твёрдой уверенностью могу сказать, что сегодня Берлинская «Дойче Опер» – весьма показательный пример высокоэффективной организации репертуарного театра, и главное его преимущество – разнообразие ежегодной афиши. В нынешнем сезоне «Свадьба Фигаро» заявлена в афише лишь триджы (8, 10 и 30 октября), но при заблаговременном планировании и анонсировании дат показов недостатка в своей заинтересованной публике эта постановка не испытывает: в этом меня убедил собственный опыт её посещения.

Однозначно убедился я и в том, что спектакль до сих пор сохраняется в великолепной прокатной форме.

В нём сменилась уже не одна волна певческих составов и дирижёров, но у меня было полное ощущение, что он поставлен только вчера, а артисты и дирижёр, занятые в нём, не иначе как вошли в постановку с момента премьеры конца 70-х. Не претендуя ни на глубокий психологизм, ни на строгую классичность постановки Джорджо Стрелера в театре «Ла Скала», не выявляя «модерн-концепции» фестивальной работы Клауса Гута в Зальцбурге и не отличаясь аттрактивной смелостью новаторски необычной постановки Евгения Писарева в Большом театре России, весьма знаковый и энергетически позитивный спектакль Гётца Фридриха на сцене Берлинской «Дойче Опер» занимает на редкость добротную профессиональную нишу.

«Свадьбе Фигаро» в Берлинской «Дойче Опер»

Постановка и вправду хороша. Её сценография абсолютно реалистична, но очень легка и мобильна. В ней нет ничего лишнего, невостребованного: всё, что мы видим на сцене, подчинено функциональности, выстраиванию очень правдивых и точных мизансцен. Спектакль остроумен, но до явной буффонады не скатывается, очень точно нащупывая ту грань, когда остросоциальные аспекты и драматическая коллизия взаимоотношений персонажей становятся главенствующими. В сценографии спектакля (Герберт Вернике) и в его гардеробе (Герберт Вернике и Огюн Вернике) угадывается не XVIII век — век Бомарше и Моцарта, — а, скорее, век XIX-й, но для сегодняшнего зрителя (как, впрочем, и для зрителя, пришедшего на премьеру ещё в XX веке) большой погоды это не делает.

В любом случае мы понимаем, что на сцене — эпоха галантных нравов, под которыми зачастую, конечно же, скрывается и лицемерие:

в противном случае откуда тогда Бомарше было бы черпать интригу? Мы погружаемся в атмосферу припудренных паричков, шуршащих женских платьев до пола, мужских чулок и башмаков с пряжками, но при этом попадаем в весёлый, динамичный, эстетически красивый и, несомненно, нравоучительный спектакль. В нём есть жизнь, есть прекрасный актёрский и вокальный ансамбль, и есть фигура замечательного франко-канадского дирижёра-лидера Ива Абеля, маэстро весьма опытного, чуткого к стилистическим особенностям моцартовской партитуры. От оркестра он добивается кристальной точности звучания и просто идеального звука, великолепно выстраивает многочисленные ансамбли, очень эффектно подаёт каждого солиста.

Что же касается полноты представления моцартовской партитуры, то на сей раз ария Марцеллины в четвёртом акте, опускаемая сегодня в подавляющем большинстве случаев, купирована не была. Более того, в том же четвёртом акте – в практике современного музыкального театра случай редчайший! – из небытия на своё законное место вдруг оказалась возвращённой ария Дона Базилио, о существовании которой в этой партитуре Моцарта многие, уверен, даже и не подозревают.

По всему было видно, что этот спектакль — музей одной оперы под названием «Свадьба Фигаро», но музей не запыленный, а постоянно проветриваемый и наполняемый светом лукавой, но здоровой иронии.

Или это «оперная оранжерея» садовника Антонио (одного из второстепенных персонажей), ведь не зря же весь портал сцены заключён в огромную цветочную раму, служащую отправным базисом системы внутренних оперных координат – замок, сад с цветами, ночной парк.

«Свадьбе Фигаро» в Берлинской «Дойче Опер»

В последний раз эта постановка возобновлялась в 2008 году со следующим составом (лишь его и можно увидеть на фото, официально предоставляемых сегодня театром): Маркус Брюк (Граф), Жаклин Вагнер (Графиня), Джорджо Каудуро (Фигаро), Дитте Андерсен (Сюзанна), Ульрике Хельцель (Керубино). В увиденном же мной спектакле расклад солистов был следующий: американский баритон Джон Чест (Граф), сопрано из Италии Федерика Ломбарди (Графиня), хорватский бас Марко Мимика (Фигаро), сопрано из России Елена Цаллагова (Сюзанна), меццо-сопрано из Америки Ирене Робертс (Керубино).

Но прежде чем повести речь об этом «квинтете», заведомо положительно хочется отметить работы Стивена Бронка (Бартоло), Эндрю Харриса (Антонио) и Адрианы Ферфезки (Барбарина), а также – с особым воодушевлением – обратить внимание на американскую меццо-сопрано Ронниту Миллер (Марцеллина) и немецкого тенора Буркхарда Ульриха. Свои некупированные в четвёртом акте арии эти исполнители провели на должном уровне музыкально-стилистической адекватности.

В партии-травести Керубино Ирене Робертс, певица с довольно высокой для меццо фактурой звучания, показала себя очень естественно, органично и музыкально свободно. Джон Чест в партии Графа создал изумительно тонкий, аристократически благородный типаж, правда, для решения вокально-драматических задач заведомо камерной эмиссии его голоса иногда было недостаточно. Итальянская природа и уверенная техника вокала Федерики Ломбарди вкупе с ее драматической убедительностью привнесли в партию Графини какой-то особый трепетный лоск. Переходя к оставшейся паре персонажей, хочется отметить, что

Елена Цаллагова – просто прирожденная Сюзанна, а Марко Мимика – прирожденный Фигаро.

Первая – легка, изящна, очаровательна и, обладая кристально чистым и выразительным интонированием, в вокальном отношении поистине безупречна. Второй – философски мудр, обстоятелен и подкупает, прежде всего, своей мягкой и в то же время драматически насыщенной кантиленой. Моцарт – это явно их композитор, но обоих мне доводилось слышать и на фестивале Россини в Пезаро. Если этим летом Марко Мимика в партии Готтардо в «Сороке-воровке» ощущал себя явно неуверенно, то Елена Цаллагова в лирическом амплуа сегодня предстаёт певицей универсальной, будь то несчастная Аменаида в «Танкреде» Россини или озорная Сюзанна в «Свадьбе Фигаро» Моцарта…

Автор фото — Bettina Stöss

реклама

вам может быть интересно